Страница 40 из 72
Термокостюм сам по себе изолированный, однако проводов лучше не касаться. Напряжение здесь не самое высокое, но бьет-то током…
Цепляясь за перекладины, Призрак Медведя вскарабкался на верх опоры и ухватился за грозозащитный трос. Провода вытягивались совсем рядом — они угрожающе гудели, словно предупреждая: «Не влезай, убьём!»
Коротко выдохнув, Чак вскинулся, цепляясь ногами за грозотрос — и заскользил в высоте, ускоряясь. Холодком прошел испуг — опереться больше не на что, под ним лишь воздух, а метрах в десяти ниже — снег. Упадешь — «скорую помощь» не тревожь…
Индеец сползал все быстрее, как бусина по шнурку, но тормозить нельзя — резкий уклон вскоре спрямится. Так и вышло — Чак завис, едва одолев стену, замыкавшую объект в квадрат.
Перехватываясь, Призрак Медведя добрался до концевой опоры и осторожно спустился на плоскую крышу. Подрагивавшие ноги ушли по колено в снег.
«Посчитал ку!»[1]— усмехнулся Чарли, и снял с пояса моток веревки. Возвращаться обратно «тем же манером» будет трудно. Изображать из себя паучка, лапками перебирающего паутинку?
Ладно, не время думать о дороге назад, он в пункте назначения…
Канат, накинутый петлей на опору, размотался обоими концами до самой земли, и Чак съехал по нему, шурша перчатками. Внизу, в узком пространстве между техблоком и стеной, снег лежал неубранный, продавленный валенками местных лентяев. Вот и лопата воткнута в наст. Ну, ему же лучше…
Призрак Медведя глянул вверх, откуда свисали плетеные веревки.
Боязно лишаться пути отступления, но не оставлять же такие явные следы. Потянув за канат и перебирая его руками, индеец отшагнул — веревка с шелестом опала в снег. Чак быстро смотал ее и зарыл в сугробе. Шагнув, выглянул из-за угла.
Главный корпус, виденный ранее издали, высился теперь перед ним всею своей неуклюжей громадой. Чак измерил взглядом высоту. Метров двадцать пять или больше. И на всех этажах светятся окна. То стрельчатые, как бойницы, то щелястые, будто амбразуры. Интересный стиль… Научная крепость.
Прокравшись к воротам блока эксплуатационников, "Ашир" потянул на себя тяжелую дверь — та отворилась без шума. Внутри держался холод, гудел трансформатор, горбились сетчатые кожухи. Пахло смазкой и пылью.
В сторонке хлипкие с виду перильца огораживали широкий проем, вроде атриума, куда спускались тросы с кран-балки, замершей вверху.
Индеец сориентировался, и пробрался мимо вакуумного насоса к крутому металлическому трапу, уводившему на цокольный этаж.
Поглядывая и прислушиваясь, Чак трусцой одолел пустынный коридор — по обе стороны теснились ворота складов. «Химпрепараты». «КИП». «Электрооборудование». «Спецодежда».
Наверх вела обычная лестница. Легкими скачками Призрак Медведя поднялся в темное фойе. Лишь дверь первого отдела стояла приоткрытой, выпуская свет и негромкие голоса.
Индеец улыбнулся. Похоже, дежурные режутся в преферанс. Бдят вовсю…
А на втором этаже — тишина. Лестничная клетка доносит отдаленный гомон сверху… Чак замер.
За дверью аналитического отдела послышался чей-то говор — и ответный смех. Ла-адно…
Индеец не стал доставать оружие, но кобуру расстегнул.
Вот! На массивной двери висела простенькая табличка: «Лаборатория локальных перемещений». Ему сюда.
Правда, тут кодовый замок…
Чак толкнул створку, и та подалась, пропуская в обширное помещение, залитое ярким голубоватым светом. Призрак Медведя шагнул на галерею, ступая скрадом.
Это было излишне — по лаборатории гулял тяжкий гул, бросая в дрожь пандус под ногами. Прямо за балюстрадой кучковались коробчатые формы компьютеров, пультов, мониторов, а напротив, у стены, глыбилась кубическая камера — то ли конец ускорителя, то ли сама по себе. Она отливала блеском толстого стекла и матово отсвечивала массивными сегментированными наплывами — вверху и в основании. Сегменты, схожие с дольками нарезанного пирога, медленно сдвигались и раздвигались, отчего низкое гудение то взвивалось грубым воем, то опадало в нептунический зык.
Единственный обитатель лаборатории стоял в напряженной позе, сложив руки за спиной, и всматривался за прозрачную стенку камеры. По двойному стеклу гуляли разводы зеленого сияния, извиваясь и скручиваясь, распуская мгновенные сполохи чистейшей спектральной синевы.
Чака «цветомузыка» напрягала, а человек в белом халате не обращал на нее внимания. Привык.
Индеец пригляделся. Что-то явно шло не так. Ученый в сердцах шлепнул ладонью по камере, отчего сияние замерцало, расступаясь трепещущими кругами, и резко обернулся, тыча в красную кнопку на пульте. Искривленные губы цедили забористую ругань, а злость делала взгляд Михи колючим.
Да, это был он, предиктор с плохоньких фотографий. Настоящий, а не как Вальцев.
Зеленые переливы угасли, басистый гул спадал.
Сделав глубокий вдох, Призрак Медведя откинул капюшон и стянул белый подшлемник.
— Здравствуй, Миха.
Ничего у меня не получалось! С самого утра и… Я глянул на часы. Ну вот, уже полвосьмого, а толку — нуль. И ведь, главное, всё же проверено и перепроверено, просчитано не по одному разу, настроено, как надо — заброс в прошлое на полторы минуты. И ни-че-го!
Образцы просто исчезали.
В принципе, я жал на «Пуск», загодя ощущая неприятное послевкусие неудачи. Если бы моя модель была верна, то девяносто секунд назад брусок бронзы уже возник бы на подставке. С тем же самым клеймом, что и на образце, который я только собираюсь уложить в белую окружность. Бронзовый аналог, заброшенный мною минуту спустя.
И ничего! Я всё перепробовал, сражаясь с бездушным временем на остатках воли и детского упрямства. Без толку.
Образцы не могли просто исчезнуть, пропасть, нарушая законы сохранения — тахионное поле куда-то переместило бруски. Знать бы еще, куда…
Может, в этот самый момент полешко, выточенное из березы, падает в первобытный костер, а бронза растекается лужицей миллиарды лет спустя на пустынной Земле, что калится в фотосфере Nova Solis. Откуда я знаю?
Но одно мне ясно: кандидат физико-математических наук М.П. Гарин — бездарь! И дебил. Нет, лучше так — дэбил…
Развернувшись, я хлопнул по красному грибку, и резко сунул руки в карманы.
— Здравствуй, Миха, — упало с галереи.
По пандусу спускался ладно скроенный мужчина средних лет, с длинными, почти до плеч, иссиня-черными волосами, и смуглым лицом медного оттенка. В его бесстрастном голосе чувствовался акцент, и память услужливо подсказала адрес: Средняя Азия…