Страница 8 из 16
— Не буду спрашивать, как вам удалось очистить энергетику, — вздохнул Белозеров. — Могу только догадываться. Но, на самом деле, важно не это. Важно то, что вы стараетесь её очищать. У большинства ваших сокурсников чернота в жемчужинах тоже присутствует, однако в количествах совсем незначительных. От пяти до десяти процентов. Это нормально. Каждый маг — прежде всего человек, а у любого человека есть слабости, которым он потакает. Если же черноты становится больше — как правило, это путь в один конец. Возникает иллюзия, что совершать чёрные поступки необходимо, что другого выхода просто-напросто нет. — Белозеров снова тяжело вздохнул. — Принято считать, что каждый такой поступок поднимает человека по какой-то очень важной для него лестнице. Однако с вами — не так. Вы находите в себе силы бороться с чернотой. Контролируете себя.
— Спасибо за комплимент, — грустно усмехнулся я.
— Это, господин Барятинский, не комплимент. — Белозеров попыхтел сигарой. — Это — объяснение, почему я не планирую докладывать педагогическому совету о том, что наблюдал в коридоре пять минут назад. Нарушая, к слову, тем самым свои прямые обязанности... Но я просто не вижу смысла в докладе. Уверен, что господин Калиновский согласится со мной: несмотря на формальное нарушение режима, по сути, наказывать вас не за что. Вы вышли из сложившейся ситуации наиболее разумным способом. Кроме того, вы — возможно, самый сильный белый маг из всех, что переступали порог Академии за последние пару десятков лет. И говоря о силе, я имею в виду не только число, обозначающее уровень. Я говорю о чём-то большем. Ну, и последнее — по порядку, но отнюдь не по значимости. В вас лично заинтересован государь. Поступили вы сюда, несомненно, благодаря собственным талантам. Однако Его величество просил докладывать ему о вашей академической жизни. А это, как вы понимаете, не только протекция, но и своего рода ответственность. Я, разумеется, не рискну строить предположения, откуда такая заинтересованность. Хотя мысли, безусловно, есть...
— Всеволод Аркадьевич, — не выдержал я. — К чему вы ведёте?
Белозеров помолчал.
— К тому, что вы не равны прочим курсантам, Константин Александрович, вот к чему! Избавьтесь от этой иллюзии, и чем скорее — тем лучше. Примите следующий постулат: вам больше дано, однако с вас в конечном итоге будет больше спрошено.
Вот уж нашёл, чем удивить. Это я лет двадцать как точно знаю. С тех пор как принял на себя командование отрядом — так и осознал. И про «дано», и про «спрошено».
— Поэтому я сейчас говорю не с господином Юсуповым, а с вами, — продолжил Белозеров. — Не нужно мне рассказывать очевидное, я прекрасно знаю, что он постоянно вас провоцирует. Юсупов — чёрный маг, подобное поведение у него в крови, иначе и быть не может. Но вы сегодня уже сделали мудрый выбор, закончив бой, как белый маг. Я прошу вас: продолжайте и дальше выбирать столь же мудро.
— То есть, избегать Юсупова? — вздохнул я.
Белозеров кивнул, вместе с ним качнулся и огонёк сигары, заполняющей кабинет терпким дымом.
— Вы учитесь в одной академии, на одном курсе. Понятно, что никуда вам друг от друга не деться. Но...
— При всём уважении, — перебил я, — в свете вашей просьбы, публично вывесить списки с уровнями — не лучшая идея.
— Лучших идей не существует в принципе, — отрезал Белозеров. — Существуют рабочие и нерабочие. Идея с конкурентной борьбой — рабочая, её опробовали уже не раз, не на одном поколении курсантов. Такого рода соперничество — превосходный стимул для юных магов заниматься развитием своих энергетических контуров, уж поверьте. Да, на вашу с господином Юсуповым ситуацию это влияет не лучшим образом. Однако вы, господин Барятинский — белый маг не только по рождению, но и по выбору. Поэтому и обращаюсь я именно к вам, как к взрослому здравомыслящему человеку. Постарайтесь свести на нет конфликты с господином Юсуповым. Образно говоря, сейчас вы стоите довольно высоко, и мне бы очень не хотелось, чтобы вы упали. А говоря по-простому, от чистого сердца — мне бы очень не хотелось видеть, как император разочаруется в вас.
«А заодно и в нас — преподавательском составе Академии», — мысленно закончил я. Но вслух этого, разумеется, не сказал. Смотрел на корешки книг на полке передо мной. Какие-то магические труды на латыни, судя по всему.
— Господин Барятинский? — окликнул Белозеров.
— Приложу все усилия, — сказал я.
Белозеров кивнул:
— А большего я и не прошу.
— То есть, это всё? Я могу идти?
— Подождите. — Белозеров поморщился — дым защипал ему глаза — и вонзил сигару в пепельницу. — Ещё кое-что... Как уже сказал, о сегодняшнем инциденте от меня никто не узнает. Но я хотел бы вас попросить о встречном... одолжении, если угодно. Видите ли... Есть подозрения, что несколько курсантов собираются по ночам где-то на территории Царского Села. — Белозеров пытливо заглянул мне в глаза. — По сути, ничего страшного. Однако мы всё же находимся в непосредственной близости от императорского дворца, и хотелось бы видеть от наших курсантов больше дисциплинированности. Скажем так, было бы крайне неприятно, если бы Его величество, решив прогуляться ночью, наткнулся на стайку курсантов. Возможно, нетрезвых. Это... Полагаю, что такой позор не в их интересах.
— Да уж, пожалуй, — усмехнулся я.
— Если вам что-то известно о... такого рода сборах — прошу рассказать мне, — закончил Белозеров. — Я, разумеется, никому не скажу, что получил информацию от вас. И не предприму никаких жёстких мер в отношении нарушителей. Курсантами мы не разбрасываемся — как вы, вероятно, уже поняли. Я просто хочу поговорить с этими молодыми людьми, не вынося разговор на всеобщее обсуждение. Гласность в данном случае — лишнее, как мне кажется.
Несколько секунд я размышлял. Сказать Белозерову, что у него под носом зреет заговор против императора? Сказать — и обрести союзника, который здесь, на территории академии, может, прямо скажем, немало...
Однако желание это было мимолётным и исключительно Костиным. Капитан Чейн решительно вытеснил Костю и сказал: «Тебе не давали полномочий вербовать союзников, Капитан. Приказ был — наблюдать, и ничего больше. Тем более, велика вероятность, что Белозерова действительно беспокоит всего лишь нарушение курсантами дисциплины. По сути Всеволод Аркадьевич — просто немолодой и не самый смелый дядька, который симпатизирует тебе лично и переживает за то, чтобы другие курсанты не влипли в неприятности. Вот пусть так пока и остаётся».
— Ничего об этом не знаю, — пожал плечами я. — Кроме того случая, когда из корпуса ночью выходила госпожа Алмазова. Но она была одна.