Страница 14 из 16
Глава 5. Аделаида
За тридцать шесть лет предыдущей жизни я успел идеально выдрессировать свой организм. Капитан Чейн засыпал и просыпался тогда, когда было нужно ему. Соответственно, таких слов, как «бессонница», попросту не знал. Сейчас, в новом мире, мозг и тело Кости Барятинского я старался приучить к тому же.
Дело шло со скрипом — всё же организм мне достался довольно изнеженный. Мозг Кости активно пытался перед сном заново прокрутить какие-то моменты прожитого дня, предаться мечтам и воспоминаниям — но, тем не менее, потихоньку шло.
Я успел приучить себя засыпать не позже, чем через двадцать минут после объявления отбоя. Хотя привычку Капитана Чейна просыпаться от любого подозрительного шороха «отключать» не стал. И сегодня эта привычка сработала. Я проснулся едва ли через час после того, как заснул.
«Пудреница», изъятая у Кристины, лежала в кармане моего кителя. А проснулся я оттого, что китель, висящий на стуле, издал негромкий, странный звук. Что-то внутри него как будто звякнуло.
Я сел на кровати. Отчего-то не удивился — видимо, подспудно ждал от «пудреницы» необычного поведения. И не ошибся.
Вынув коробочку из кармана и открыв, я увидел, что «клавиатура» подсвечивается, а зеркальце помутнело и на нём появились буквы.
Короткое, в одну строчку, сообщение:
«Доложитѣ обстановку, лѣйтѣнантъ».
Самому требованию доложить обстановку я, после странного поведения пудреницы, почти не удивился. А вот обращение «лейтенант» — адресованное шестнадцатилетней девушке! Это меня удивило.
Хотя, казалось бы. Я ведь сам принял командование отрядом в пятнадцать лет. Воинских званий в Сопротивлении не присваивали, но, если судить по количеству людей, которые мне подчинялись — звание лейтенанта я, возможно, даже перешагнул. Сейчас, кстати, вдруг понял, что первой моей реакцией было возмущение — какой я, к чертям, лейтенант? Что за обращение к капитану?!
Усмехнулся про себя — реакция принадлежала не мне, а Косте Барятинскому. Забавный он всё-таки паренёк... Ладно, пока чёрт с ним, с Костей. На повестке дня у нас лейтенант — хотелось бы, кстати, знать, какого рода войск, — Кристина Алмазова.
Неожиданно, прямо скажем. Справедливости ради, вникать в устройство государственной системы этого мира я начал не так давно. Мне ещё многое предстояло изучить. Но отчего-то грызли смутные сомнения по поводу того, что несовершеннолетние девушки в звании лейтенантов в этой стране — в порядке вещей...
Хотя, нет. Стоп. Спрашивается, а с чего я взял, что Кристина работает на свою страну? С того, что мы с ней вместе учимся в Академии?
О внешних врагах Российской Империи мне пока известно лишь то, что таковые существуют. Рассказывая о документе, обнаруженном разведкой, дед даже не сказал мне, где именно эта разведка работала. Но, тем не менее. Если враг существует — логично, что существуют и его разведчики во враждебном лагере. И если бы речь шла о взрослом человеке, я не удивился бы ни на секунду.
Но — шестнадцатилетняя девочка?..
Спокойно, Капитан Чейн, — приказал я себе. — То, что Кристине шестнадцать, и то, что она тебе нравится — ну да, нравится, уж наедине-то с самим собой можно быть откровенным, — логическим рассуждениям мешать не должно. Она мне и нравится-то, кстати, больше всего потому, что напоминает меня самого. Чувствую я с этой девушкой некое родство душ. Какая-то она... на фоне того, что меня здесь окружает, слишком решительная, что ли. Упрямая. И почему-то кажется, что не с золотой ложкой во рту родилась.
Это во-первых. А во-вторых, кто сказал, что если мой дед сумел призвать в свой мир представителя другого мира, то этого не смог сделать кто-нибудь другой? Что мой случай был единственным? Вполне допустимо, что Кристина может оказаться таким же «лейтенантом», как я — капитаном Чейном.
О Кристине я, к слову, почти ничего не знаю. Даже её биографией не удосуживался пока озаботиться всерьёз. Надо будет заняться этим вопросом. Позже. А сейчас — время решить вопрос насущный.
«Доложитѣ обстановку, лѣйтѣнантъ».
Человек, написавший сообщение, вряд ли будет долго ждать — чёрт знает, какие у него инструкции. Реагировать надо быстро.
«Бѣзъ измѣнѣнiй, — отбил я самый нейтральный ответ из всех возможных. — Продолжаю вѣсти наблюдѣнiя».
Пальцы не сразу удалось приспособить к крошечной клавиатуре, у Кристины это наверняка получалось не в пример лучше. Ну да, лиха беда начало. Ждём, что будет дальше. Либо объявят «конец связи» — а весь мой опыт говорил о том, что при такого рода общении его непременно должны обозначить, — либо...
Либо.
«С КБ проблѣма рѣшена?» — новый вопрос.
Ого. Да я, Константин Барятинский, оказывается — серьёзного уровня проблема. По крайней мере, других идей, что может означать «КБ», у меня нет.
«Такъ точно, — отрапортовал я. — Рѣшена».
Подумав, что объективно — в данный момент я действительно никакой проблемы из себя не представляю. Затихарился и сижу спокойно, не высовываюсь.
Что изобретал бы дальше, если бы вопросы продолжились — представления не имею. Но, к счастью, на экранчике мигнуло:
«Благодарю за службу. Конѣцъ связи».
Я удержал себя от ответного «Служу Отѣчеству». Лучше уж не отвечать ничего, чем ответить не по форме и тем самым вызвать подозрения.
Судя по всему, правильно сделал. «Зеркальце» светилось ещё несколько секунд, после чего погасло.
Я закрыл крышку пудреницы. Откинулся к стене, побарабанил по крышке пальцами. Что ж, если бы мне и требовалось материальное подтверждение того, что на территории Академии зреет заговор — оно у меня в руках.
Вопрос, что делать с этим доказательством, не стои́т. То же, что и собирался — покажу пудреницу деду, возможно, он знаком с подобными устройствами. Выпускать эту вещицу из рук нельзя ни в коем случае. Я ведь понятия не имею о графике сеансов связи. Вполне возможно, что никакого графика вовсе нет. Кристину вызывают по необходимости — стараясь, разумеется, делать это в часы, когда она остаётся в одиночестве. А значит, вызов может поступить когда угодно.
Сегодня — четверг. Я посмотрел на будильник. Да, уже четверг. Десять минут первого. А значит, до встречи с дедом осталось три дня. В субботу вечером за мной приедут. Надеюсь, до тех пор на мою драгоценную особу не совершат ещё десяток покушений.
В субботу после вечерних занятий я накинул шинель и вышел на главную аллею Царского Села. Как-то сама собой сложилась традиция, что приезжали за мной не к воротам Академии, а к боковому выходу из парка. Здесь проходила дорога, отделяющая Царское Село от другого парка, Александровского.