Летучий замок

Глава 2

Добытого «страуса» Максим решил продавать в рядах, где торговали дичью. Ведь, в самом деле, не выкладывать же свою птичку среди курей, да уток. Там, пожалуй, и домашние гуси на его фоне воробьями казаться станут.

С телеги на прилавок помогли перегрузить соседи по торговому занятию. Сами свою помощь предложили, как только разглядели, с какой добычей пожаловал парень. Любопытство среди торговцев просто зашкаливало.

— Это что у тебя за монстра такая? — Поинтересовался у парня старик, который поблизости тушками добытых на охоте диких гусей торговал. — Нешто в наших лесах такие водятся?

— Не, не водятся! — Отвечал наш герой, который за время пути уже продумал, какие истории по поводу своего товара рассказывать будет. — Эти страусы в Африке живут. В Эфиопии. У меня батя моряком был когда-то. А тут некоторое время назад в гости его сослуживец заглянул. В качестве гостинца вот такое яйцо привез из той Африки. — Максим развел ладони, чтобы продемонстрировать, какого размера было то самое яйцо. — Мать из него хотела глазунью приготовить, ножом тюк!...

— Ну! А дальше-то что было? — Заинтересовались окружающие рассказом замолчавшего для создания пущего эффекта гимназиста.

— Не разбила. Скорлупа слишком крепкая оказалась. Тогда она меня позвала….

— Не молчи, рассказывай! — Не выдержали слушатели. Сказку про Курочку Рябу и Золотое Яичко они, понятное дело, тоже слыхали, но тут-то из яичка явно вылупилось что-то.

— Я взял здоровый нож — свинорез. Тюк! — Не разбил! Тогда мать отца позвала.

— А он-то хоть разбил? — Поторопили рассказ слушатели, замучавшиеся ждать продолжение.

— Он разбил. Топором. Только вместо яичницы оттуда птенец размером с голубя вылез. Ну, отец много рассказов в своих походах слыхал про то, что мясо у этих страусов целебное шибко.

— О, как! И от каких хворей лечит?

— От бессилия мужского. Но ты дальше слушай! В новорожденном птенце то не слишком много этого замечательного мяса выйдет, поэтому начали мы его отборным зерном выкармливать. Птенец от этого рос не по дням, а по часам, практически. За три месяца размером вон, с самого большого гуся вымахал. Только стал я замечать, что куры у нас нестись перестали. Решил понаблюдать, и что бы вы думали? Этот разбойник повадился наших кур топтать.

Слушатели разразились смехом, думая, что это конец истории. Но Максим продолжал свой анекдот (Андрей как-то рассказал, а Максим только под свои реалии чуток переделал).

— Петух пробовал вступиться за своих кур.

— И что?

— Он как-то нехорошо посмотрел на петуха,… а потом и его топтать начал. — Снова смех. Вокруг прилавка уже небольшая толпа собралась. — Но это ладно, потоптал и потоптал. Петух у нас придурковатый был, голосить по утрам слишком рано начинал, а тут исправился вдруг. Мы дальше этого пернатого разбойника выкармливать стали. Только давеча я выхожу во двор, а от нас соседка с пустой плошкой в руках со двора шасть.

— За солью заходила?

— Может и за солью. Но глаза такие масляные у соседки были, юбка помята и к нам в дом так и не зашла.

— А дальше-то что было?

— Дальше? Ничего. Заметил я, каким нехорошим взглядом он на меня самого поглядывать начал, и от греха подальше застрелил паразита. Вот, на базар его тушу привез. Покупайте. Свежее мясо. Целебное.

— И сколько же ты хочешь за своего птица? — Вроде как бы между делом спрашивают, а по глазам видно, зацепил рассказ. Опять же, если и в самом деле мясо в таком деликатном деле помогает… очень ценный продукт, вон уже кое-кто и за деньгами в кошельки полез.

— Сто рублей, если за целого. Но если на куски рубить, то, понятное дело, подешевле выйдет.

— Тю! За сто рублей можно лошадь купить. — Попытался торговаться первый заинтересовавшийся товаром покупатель.

— Так от лошади разве только мозоль на заднице вскочит или горб вырастет, а мужской корешок так и останется вялым висеть.

Внезапно толпу растолкал мордоворот один, путь для важного господина расчищающий.

— Не надо рубить. Куплю целиком. У графа Васильчикова завтра бал намечен. Сия птица там за важную диковинку будет. — Объявил важный господин и казначейский билет с Екатериной Великой протянул Максиму.

Всем замечательна сторублевка, только вот сдачи с нее у селян, продающих цыплят, не оказалось. Чуть не час Максим бегал по рядам, умоляя разменять столь крупную купюру. Наконец, приказчик один сжалился. Так и вернулся гимназист домой с пустой тележкой и целым комком разноцветных денежных знаков в кармане. А купленных цыплят по пути тоже на ритуал пустил, по быстренькому мотнувшись туда и обратно. Только энергии они давали не в пример меньше тех птенцов, так что наметил на днях еще раз попытаться поохотиться.

На следующий день в большую перемену, что для обеда гимназистам дается, их вместо обеда во дворе позади здания гимназии построили. Перед выстроенными недоумевающими причиной школярами вышел Лука Фомич, инспектор гимназический.

— У нас среди гимназистов вчера произошел вопиющий случай. — Громко, на весь двор, начал он гневную речь.

У Максима Артемьева сердце в пятки так и провалилось. Неужто его торгующим на базаре заметили? Так-то ни в каких правилах нет запрета на подобное, но только в прошлом году про случай в московской гимназии в газетах пропечатали, когда старшеклассника изгнали из гимназии только за то, что он не ответил на вопрос инспектора. «Стоял и глупо ухмылялся», — было написано в обосновании исключения.

— Двое ваших товарищей запятнали честь мундира нашей славной гимназии. — Продолжил обличать обнаруженный порок Лука Фомич. Помолчал, нагоняя эмоций, и скомандовал: — Савва Афиногенов и Игнат Буренин, выйти из строя!

Двое вышедших одноклассников Максима стояли с красными лицами, изучая взглядами пыль под ногами.

— Где вы были вчера около четырех часов пополудни? — Задал этим двоим вопрос инспектор, на который ответа так и не получил. — А вы! — Обратился он к прочим гимназистам, выстроившимся перед ним. — Желаете знать, где были вчера обнаружены два сих отрока? Я вам отвечу! Два этих недостойных были пойманы с поличным, в тот момент, когда переступали порог комнаты падшей женщины в публичном доме на Саратовской улице. Какой стыд! — И преисполненный благородного негодования продолжил: — Указом директора нашей славной гимназии Якова Михайловича Зильбермана два этих гимназиста, запятнавших честь нашего учебного заведения, навеки и с позором исключаются из рядов наших гимназистов. Попрошу немедленно сдать ученические билеты и значки.