Страница 10 из 11
Глава 4
Уже третий дневник на моей памяти, который я читаю на этом болоте. Тоже что ли начать вести? Теперь мне почти всё стало понятно. Капитан Суслов — один из тех двоих, кто выжил в крушении вертолёта и отправился за помощью.
Капитан тоже был ранен при крушении, скорее всего, закрытый перелом правой ноги, но передвигаться мог. Вместе с сержантом-сапёром по фамилии Чикризов, который пострадал меньше всех, захватив табельное оружие и самый необходимый припас, который можно было унести в вещмешках разведчика, они попытались выйти к части ПВО. По общему решению всех выживших, часть промедола из аптечек капитан забрал себе, на всякий случай: нога болела очень сильно.
Путешествие не заладилось сразу. Буквально через сто метров от вертолёта Чикризов оступился и начал тонуть. Все попытки капитана его спасти не увенчались успехом. В блокноте в ярких выражениях было описано, как страшно кричал сержант, медленно погибая в болоте. Так капитан остался один уже в самом начале своего пути. Попытки спасти утопающего отняли у него очень много сил, нога разболелась сильнее, а медленная гибель товарища на его глазах привела к нервному срыву, и капитан вколол себе первый шприц-тюбик промедола. Сколько капитан прошёл и как, он не помнил: дорога слилась в один длинный кошмар, дополненный наркотическим бредом. Он брёл по болоту то по грудь, то по пояс в болотной грязи, где-то приходилось плыть, скоро в ход пошёл и второй шприц-тюбик. Последнее, что помнил капитан из своего пути, это то, что начал тонуть, и оранжевую вспышку перед лицом, когда полностью погрузился в топь.
Очнулся капитан от сильнейшей боли, пронзившей его левую ногу. Он лежал весь грязный и мокрый, в крови, на каменной плите, и возле него зловещим маревом светилось зелёное сияние. С левой ногой всё было плохо: кожа на пятке вместе с подошвой сапога отсутствовала, срезанная будто бритвой, правая же нога распухла. Ещё один тюбик обезболивающего, и, с трудом сняв сапог, Иван оказал себе медицинскую помощь — благо, в захваченной из вертолёта аптечке хватало бинтов в стерильной упаковке. На камне Иван провёл почти пять дней, обездвиженный, страдающий от боли и обезвоживания. Что перед ним, он понимал: ведь именно эти «врата» и искала его группа. Лёжа на камне, в силу своих возможностей, Иван проводил эксперименты. Почти так же, как и я, он бросал различные предметы в портал и, в конце концов, решил рискнуть: на одиноком камне, среди непроходимого болота, ему было не выжить. Оставив на камне свои документы, рюкзак и планшет, капитан, собравшись с духом, вполз в портал.
Зеленая вспышка перед глазами, и Иван оказался на точно таком же камне, и тоже в болоте, только вот местность разительно отличалась. На горизонте, невдалеке, начинались редкие кривые деревья и чуть дальше стояла уже стена соснового леса.
Целый день потратил Иван на то, чтобы дойти до твердой земли. Воя от боли в поврежденных ногах и опираясь на ствол небольшой кривой березы, что ему удалось сломать, он медленно пробирался по болоту к своей цели. Промедол кончился ещё на камне, его было-то всего восемь штук, но у Ивана уже развилась зависимость от препарата: к боли в ногах добавилась ломка.
Почти месяц Иван прожил возле берега проклятого болота, питаясь сырыми грибами и корнями свежей осоки. Страдая от болей, голода и ломки, капитан нашёл замену промедолу, съев однажды по ошибке какой-то небольшой гриб. Эффект оказался ошеломляющим: гриб был из группы галлюциногенных, по эффекту чем-то сходным с действием ЛСД. Первые симптомы появились уже через десять минут после употребления. Возникла эйфория, появились слуховые и зрительные галлюцинации, видения, исчезло ощущение пространства и времени, прошла боль. Иван как бы наблюдал за собственным телом со стороны. С тех пор гриб навсегда вошёл в рацион питания Ивана.
Знакомая картина: в прошлой жизни этих «грибников» я повидал немало. Рейдовые группы, сформированные из егерей и полицейских, в сезон сбора урожая ловили их десятками на станциях и в электричках, а иногда и прямо в лесу. Всё, как положено: почти у всех документы какой-нибудь заготовительной конторы на сбор лекарственных растений, дикорастущих трав и грибов. И отмазка у всех одинаковая: «случайно грибочек сорвал». Но на самом деле этих невзрачных грибочков в корзинках и пакетах –пол-урожая. Как в старом стихотворении: «Я работал комбайнёром на уборке анаши. Не за водку, не за деньги, волонтёром — для души!».
«Псилоцибе полуланцетовидная» — страшный гриб, встречающийся практически везде и похожий на обычную поганку. В советских справочниках обозначен просто как ядовитый гриб, и кто бы про него знал, если бы не грёбаная «Википедия»! И привыкания от него вроде бы и нет — физического, но психологическое привыкание тоже имеет немаловажную роль.
Через месяц, похожего на живой скелет, обросшего, с затуманенной наркотиками головой, Ивана подобрали охотники. Тут-то он и выяснил, что провалился во времени аж в 1828 год! Охотники, оказавшиеся из общины староверов, доставили его в свою деревню Яхренька. Попытки пришлого рассказать, откуда он, и показать «врата», не привели к успехам: непривычная речь современного человека резала аборигенам слух. Иван прослыл юродивым, впрочем, относились к нему хорошо. Местный священнослужитель принял Ивана на свое попечение, приютив его у себя дома. За кров и пищу пришлось помогать по хозяйству и усердно учить церковные обряды и священные писания. Зависимость от так полюбившегося Ивану грибочка не отпускала. От ломки, вызванной промедолом, он избавился, но как же не хватало ему вызванной наркотиком эйфории! Когда стало совсем невмоготу, Иван сбежал в лес в поисках запаса грибов. Между тем уже наступила глубокая осень, и Ивану пришлось голыми руками рыться в снегу, скуля от боли, в поисках засохших и увядших грибов. Всё это ещё больше убедило жителей деревеньки в том, что с головой у пришлого не всё в порядке. Зима прошла тяжело. Найти наркотик было всё сложнее и сложнее, апофеозом страданий капитана стало то, что местные жители, жалея юродивого, стали запирать его и ловить при очередных выходах в лес. Чтобы растянуть найденные запасы, Иван научился делать отвар, который можно было растянуть на довольно долгое время. С той самой зимы больше Иван таких ошибок не допускал, с лета готовя и засушивая себе запас до нового урожая.
Прошла зима, и окрепший Иван, сбежав в очередной раз, отправился на болото. Была у него надежда, что он сможет вернуться тем же путём, что и пришёл.