Безродыш. Предземье

Глава третья — Дар Бездны

Вот ведь мне сегодня везёт... Лучший день рождения просто. Патарка, собственной конопатой рожей. И Браг с Гаучем, вечные его швысты-спутники, тут как тут. Вся троица моих первых недругов в полном составе. А провожатым — иначе бы этих малолеток не выпустили из посёлка — старший братишка Патаркин.

Не самый старший, конечно. Кроме прыщавого Лона у старосты ещё двое взрослых сыновей есть. Но те совсем взрослые — им не до детских разборок, а этому уроду только-только шестнадцать годов исполнилось — он ещё сам сопля бестолковая, хоть и в новые списки попал. Второй месяц, как взросляк по бумаге — никак гордость его не отпустит. Большая заслуга — дожил до контрольного года. Герой, тоже мне. Понятно, что с охотой Патарке помог. Лон, где можно и, где нельзя свои новые права постоянно выпячивает. Мерзкий тип, как и вся их семейка.

— Тьфу, зараза! Руки испачкал!

Ухвативший было меня за плечо Гауч брезгливо отпрянул.

— Словно из медвежьей задницы вылез, — согласился с ним Браг, осторожно толкая меня ногой в рёбра. — Звиняй, Патар, хватать я его не хочу.

Младший сын старосты неторопливо наклонился ко мне поближе и картинно принюхался.

— Болото, — констатировал он. — Родню свою лягушачью ходил навестить. Пожалуй, его такого душистого лучше, и правда, не трогать. Руками, — ехидно добавил рыжий и с короткого размаха влупил мне по почкам ногой.на лесного зверя, все списать можно

Я дёрнулся и непроизвольно свернулся калачиком. Руки сами собой потянулись к голове, прикрыться. Не впервой бьют. После той боли, что только что в Бездне потоком лилась, их пинки — ерунда. На сдачи дать или сбежать попытаться сил нет, так что будем терпеть. Слёз моих и уж тем более слов мольбы о пощаде эти швысты никогда не услышат. И никто не услышит. Я видел смерть бати и матери с братьями. Мне телесная боль не страшна.

— Не понравился ему мой подарок! — наподдал мне ещё раз Патар. — Ты же любишь тритонов, чужик. Постоянно их жрёшь. А моим подарком побрезговал, значит. Нехорошо.

Ещё один удар. И ещё. Отвечать уроду не было ни сил, ни смысла. Он думает, что дохлый тритон в подарок — это смешно. Дохлый уже, как неделю. Тупая свинья! Расквитаюсь, как время придёт. Пять годов уже терплю этого злобного хряка. Мщу по-мелкому. Зачастую он даже не знает, что то моя месть. Но настанет пора, и я его в Бездну отправлю. Не сквозь нору отправлю. Обычным путём.

— Не, так не интересно, — обиженно протянул Патарка. — Он даже не дрыгается. Эй, безродный, отгавкиваться-то хоть будешь? Давай, вякни что-нибудь. Чтобы бить веселее было.

Я с ненавистью взглянул на ублюдка, но ничего не сказал. Какая же мерзкая рожа. Морда круглая, щекастая, глазки маленькие, рот огромный лягушачий. Конопатый, как и вся их семейка. Ненамного выше меня, но весит раза в два больше. В свои двенадцать годов четыре пуда нажрал. Свин вонючий!

— Походу, его уже кто-то до нас отделал, — предположил Браг. — Присмотрись. На гомнюке живого места нет.

Этот швыст ещё больше Патарки. Но не пузом. У Брага широкая кость, отчего и весь он широкий от ног до башки. Кузнеца сын. Батяня давно уже Брага за помощника держит. В прошлый раз видящий у него три доли силы нашёл, что для такого возраста очень много. И крепи две. Этого чернявого здоровяка я в честной драке не уложу точно. Зато удеру запросто, когда силы вернутся. От любого из них удеру, включая прыщавого Лона.

— Кабы не сдох тут, — испугался Гауч. — Потом ещё на нас повесят. Пошли отсюда лучше..

Гауч вечно всего боится. Осторожный, если не сказать больше. Он, в отличие от своих крупных дружек, пацан худосочный, хоть и выше на полголовы Патарки. Этот, когда в поселке встречаемся, быстро проходит мимо и роток на замке держит, если дружков рядом нет. Пусть Гауч и на год меня старше, а ему я навешаю в лёгкую. В троеросте у него только ловкости доля. Но из всех троих самый опасный именно этот кудрявый.

А всё потому, что он в банде у них самый умный. И подлый. Если Браг с Патаркой только избить мастера, то этот швыст на любую гадость способен. Если, и действительно, сейчас чуни отброшу, Гауч точно откажется трупик мой в деревню тащить. Наверняка, предложит тело в болото закинуть и сделать вид, что они меня не нашли. На лесного зверя всё списать можно. Мало ли у нас малолетних дураков, что за частокол без спроса нос кажут, с концами пропадает.

Потому, кстати, я и молчу про муфра. Если услышат, что старый зверь где-то поблизости рыскает, бросят меня и сбегут. Тут к видящему не ходи. А сам я едва ли теперь доползу — Патаркины пинки последние силы забрали. Выберется котяра из топи злой, как йок. Ух и не повезёт тому, кто ему первым встретится. Да и вторым тоже. Не шутки это. Совсем не шутки. Наших срочно предупредить надо. Вся деревня в опасности. Срочно нужно облаву устраивать, а то и в град людей слать за подмогой. Настоящий же сторожил заявился. Чуть ли не один из хозяев леса.

— Эй, малые, вы это.., — встрепенулся Лон, только что делавший вид, что его происходящее не касается никаким боком. — Не зашибите его. Мне, как старшему, потом батя предъявит.

— Я его пальцем не тронул, — тут же снял с себя ответственность Гауч. — Он уже такой был, полудохлый.

— Да чего вы ссыте, — фыркнул Патар. — Чужика не знаете, что ли? Этот кунь от дружеских пинков только крепче становится. Мы же его закаляем. На благо общины, ага.

И рыжий заржал над своей собственной тупой шуткой.

— Не, серьёзно, Патар, завязывай, — оттянул от меня брата за руку Лон. — Эй, безродыш, ты чего вообще такой грязный?

— Болото, — нехотя промычал я, еле-еле выдавливая из себя звуки, дабы каждому сразу же стало понятно, что у меня сил даже на разговоры нема.

— А чего весь в задирах? — кивнул он на мои царапины, синяки и ссадины. — Зверя встретил?

— Тритоны отшвыстили, — снова заржал Патар.

— Погоди, — махнул на него старший брат. — Вдруг серьёзное что. Чего молчишь, малый? Мне тоже добавить?

Испугал. Ха! Добавлятель прыщавый. Небось, сильнее демона не пнёшь.

— Зверь, — простонал я.

— Зверь?! Где? — встрепенулся Гауч. — Парни, давайте-ка сваливать. Мало ли...

— Да успокойся ты, — хлопнул его по плечу Патар. — Молодняк верно. Любой взрослый зверь, из опасных чужика бы прикончил. Раз валяется здесь и живой, значит нам уж точно бояться нечего. Верно я говорю, крысёныш?

Для убедительности он легонько пихнул меня тапком в лицо. Этого я уже не стерпел. Вывернулся и сделал то единственное, на что сейчас был способен — прямо сквозь штаны хватанул его зубами за ногу.

— Ай! — отскочил рыжий. — Вот кунья паскуда! Укусил меня!

Я зажмурился. Очередные удары теперь неизбежны. И побоку. Мне как раз нужен повод, чтобы свернуть разговор про зверя, который меня отделал. Три увесистых пинка один за одним пришлись на руки, закрывавшие голову. Один достал рёбра.

— Безродная шавка! Кусать он меня вздумал! Меня, сына старосты!

— Да успокойся, малой. Ты чего.

Лон, в отличие от своего младшего брата, к вылетевшему из моих уст слову "зверь" отнёсся с большей серьёзностью.

— Запомни, гнида! То, что тебя из детей выписали, ничего не значит. Ты, как был никем, так никем и остался. Только теперь с тебя жёстче спрос. Хоть раз вякнешь что-нибудь, хоть раз косо взглянешь, прикончу! Понял, кунь сраная?!

Но отвечать я не собирался. Глаза закрыты, руки безвольно упали — надеюсь бить больше не будет — только грудь и вздымается. Причём, сильнее нужного. Не хочу, чтобы подумали, что я помер. Видите? Дышу я. Не бросите же вы живого человека в лесу.

— Гля, отъехал. Вот какого рожна было его такого снулого лупцевать?