Деррида

На фоне все более мрачного институционального пейзажа Высшая нормальная школа во многих отношениях остается пространством независимости и свободы. Деррида, всегда стремившийся распахнуть двери Школы, не упускает случая пригласить в нее важных для него мыслителей, таких как Жан-Люк Нанси, Филипп Лаку-Лабарт, Хайнц Висманн, Жан Боллак и некоторые другие. Его собственный семинар становится все более престижным. Как некогда семинар Лакана, его в основном посещают слушатели со стороны, хотя темы, которые он выбирает, всегда связаны с программой агрегации. Дени Камбушнер, впоследствии сблизившийся с Деррида, начал посещать семинар еще тогда, когда учился на подготовительных курсах в лицее Людовика Великого. Он подробно описывает этот семинар, каждое второе занятие которого было посвящено анализу, тщательно подготовленному Деррида, а последующее – обсуждению в более свободной манере:

В основном эти занятия представляли собой уроки чтения, которые проходили не в классической манере с объяснением текста или доктринальным анализом, но в модусе активного вопрошания, который умножает число регистров, выделяет мельчайшие особенности изучаемых текстов, смело сближает самые важные и якобы самые случайные элементы, находит ключевые темы и сложные структуры в местах, раньше упускавшихся из виду, проходит сквозь историю философии и культуры, чтобы дать почувствовать резонирующие друг с другом структуры, одним словом, реконструирует «жест» автора, вписывая его в «сцену», одновременно безмерную и всегда интимную, о существовании которой никто раньше и не подозревал. Хотя Деррида в собственных текстах и преподавании всегда стремился к максимальной ясности в своих доказательствах, это было взыскательное преподавание, задачи которого могли от многих ускользнуть… [Деррида], однажды объявивший о правиле «никогда не разглаживать складки», очень быстро подводил вас туда, где их больше всего, предполагая, по-видимому, что заниматься философией – значит с самого начала интересоваться некоторыми сложностями и принимать их[716].

С учениками Школы велась строго индивидуальная работа. Несмотря на более чем загруженное расписание, Деррида подолгу принимал студентов в своем кабинете на втором этаже, проявляя исключительное внимание к заботам каждого из них. «Все, что от него исходило, жесты, ответные реплики, было очень живым и в то же время очень скоординированным. Никогда никакой приблизительности или расслабленности, часто он делал паузу. Уже тогда вы могли увидеть в нем средоточие силы и памяти»[717].

Независимо от своей философской ориентации Альтюссер, Потра и Деррида по-прежнему составляют педагогическое трио, высоко ценимое большинством учеников. Каждая студенческая работа проходила две проверки, за которыми следовал подробный разбор. И почти каждый вторник трое «кайманов» собирались вместе послушать «лекции» тех, кто готовился к агрегации. Сулейман Башир Диань, учившийся в Школе в конце 1970-х годов, сохранил яркие воспоминания об этих занятиях: «Пробная „лекция“ была важным моментом: каждый должен был представить занятие по теме, которую „кайманы“ для нас выбрали, затем они давали добро на „репризу“. Деррида обладал замечательной способностью соотносить в своих комментариях намерения студента с тем, как прошла его лекция и почему она так прошла. Он также умел по-особому войти в чужую аргументацию. Помимо агрегации он по-настоящему помог мне продвинуться в моих собственных размышлениях. Во время учебы в Школе я сдал ему две работы: доклад, который я написал по „Генеалогии морали“ Ницше, а также текст о философии в Африке и о дискуссиях по поводу самого понятия „африканская философия“. Деррида обсуждал со мной эти работы и в итоге посоветовал „подумать об этих вещах, объединив их“. Это меня заинтриговало: для меня доклад о Ницше и текст об африканской философии представляли два совершенно разных упражнения на не связанные между собой темы. Однако этим замечанием, о котором я потом много думал, Деррида показал мне, что это были не просто „упражнения“: сначала написать об одном, потом написать о другом. Продумать их вместе – значило прояснить то, что я хотел сделать: моя мысль должна была пройти и через Ницше, и через обсуждение африканской философии. Я до сих пор занимаюсь философией, держа в голове этот совет»[718].

Ситуация с изданием книг вскоре осложнилась. Отношения с Galilée не оправдали надежд. В марте 1975 года Мишель Делорм отказывается от «Мимесиса», ссылаясь, в частности, на «кризис в издательском деле», одной из жертв которого стал Glas[719]. Деррида, надеявшийся на обновление издательской практики, глубоко разочарован.

В течение нескольких месяцев Жос Жолье, бывший студент Деррида, работающий в Flammarion, играл роль посредника. С апреля команда «Философии в действии» и журнала Digraphe переходит в Flammarion на улице Расина. Хотя руководство серией осталось коллективным, Анри Фламмарион настоял на том, чтобы Деррида осуществлял «техническое руководство» – довольно тяжелую функцию, для выполнения которой у него не было ни реальной компетенции, ни особого желания.

После этих оживленных месяцев в начале лета 1975 года Деррида готовит Signéponge – выступление, которое займет целый день на конференции в Серизи, посвященной Понжу, в начале августа. Говоря в основном о роли подписи, как будто он выводит все творчество Понжа «из шанса его имени», этот текст отдает едва ли не миметическую дань поэту, которого Деррида любит еще с детства. Первые строки – скорее обращение, чем подступ к теме:

ФРАНСИС ПОНЖ – с этого момента я зову его, приветствуя и восхваляя, ради его славы, как я должен был бы сказать, или его реноме.

Это должно особенно зависеть от тона, задаваемого мной. Тон решает все. Но кто решит, он часть речи или нет?

Но он уже зовется Франсис Понж. Он не стал меня дожидаться и назвался сам.

Что же до реноме, оно его[720].

Увы, как это часто бывало, оставшаяся часть лета не приносит Деррида долгожданной передышки. После досадных и дорогостоящих проблем с машиной, которые испортили ему настроение, не слишком удачно прошло и пребывание с семьей в Мантоне: квартира, которую сняла его мать, оказалась «неудобной и шумной, почти невыносимой»[721]. Тем не менее он должен готовиться к своим осенним лекциям и продолжать писать Pas – длинный диалог о Бланшо, в котором сталкиваются два голоса – «очевидно мужской» и «скорее женский».

Деррида возвращается в Париж еще более уставшим, чем до отъезда, с «потребностью в тишине, отдыхе, фланировании», удовлетворить которую он не может. Вернувшись из Йеля в начале октября, он обнаруживает столько накопившихся документов, что не может скрыть своего изнеможения. «Я вымотался, все стало невозможным (особенно GREPH, Школа, „Flammarion“, Жолье и Сара…)», – пишет он Лаку-Лабарту, доделывая «Мимесис»[722].

Книга, публикуемая в ноябре 1975 года под эгидой издательства Aubier-Flammarion, является своего рода манифестом серии «Философия в действии» и в то же время теоретическим контрапунктом к работе GREPH. На круглом столе, организованном журналом La Quinzaine littéraire, в котором принимают участие шестеро авторов, Деррида с самого начала заявляет, что «Мимесис» – не книга о философии, а произведение, которое посредством своего письма и своих сюжетов «работает над тем, чтобы сместить философию, заново вписать ее в области, в которых она вроде бы всегда господствовала».

716

Kambouchner D. Notice sur Jackie Derrida // A

717

Kambouchner D. Jupiter parmi nous // Rue Descartes. n° 48. R: PUF, 2005. P. 95–98.

718

Интервью с Сулейманом Баширом Дианем.

719

Письмо Деррида Роже Лапорту, q марта 1975 г.

720

Derrida J. Signéponge. R: Seuil, 1988. P. 9. Отдельные фрагменты этого текста были опубликованы в Digraphe. n° 8. 1976, а на следующий год – в материалах конференции «Франсис Понж», выходивших в № 10–18.

721

Письмо Деррида Роже Лапорту, 4 сентября 1975 г.

722

Почтовая открытка Деррида Филиппу Лаку-Лабарту, без даты (осень 1975 г.).