Деррида

В конце 1987 года скандал, начатый New York Times, приобретает серьезные масштабы. И так же, как в случае дела Хайдеггера, полемика вскоре распространяется на деконструкцию в целом. Хотя де Ман умер четыре года назад, Деррида и близкие к нему исследователи живы и вполне заметны на интеллектуальной сцене. Все хулители Йельской школы и трудов Деррида понимают, что судьба подарила им шанс. По словам Newsweek, Джеффри Мелман, профессор французского языка в Университете Бостона, договаривается до того, будто есть «причины видеть в деконструкции как таковой обширный проект по амнистированию политики коллаборации времен Второй мировой войны»[1023]. Эта ассоциация, сколь абсурдная, столь и бесцеремонная, будет в следующие недели подхвачена разными изданиями: The New Republic посвящает отдельную статью теме «Фашисты и деконструкция», LA Times говорит о «Человеке, который смошенничал с деконструкцией»[1024].

Деррида реагирует нервно, а кампания в прессе только набирает обороты. В январе 1988 года, чуть меньше, чем через месяц после публикации статьи в New York Times, он берется за текст, в котором проводит тщательный анализ дела. И хотя название его поэтическое – «Как моря шум в глубине раковины: война Поля де Мана», – сам текст как нельзя более воинственный и намного более прямой, чем любая из предыдущих работ Деррида. Эта большая статья, как того и требует положение дел, сначала выходит в США в переводе старого друга Деррида Пегги Камюф, которая с этого времени становится одним из самых верных его переводчиков[1025].

Прежде чем Деррида переходит к собственно анализу, его текст «Как моря шум в глубине раковины» представляется своего рода рассказом. Деррида, который вскоре после смерти Поля де Мана говорил, что никогда не умел рассказывать истории, на этот раз вынужден сделать это. Рассказывая о том, как он познакомился с подборкой из газеты Soir, он не стремится скрыть, в какое замешательство сначала пришел:

Уже при первом чтении я понял, что, увы, узнаю то, что грубо могу назвать идеологической конфигурацией, дискурсивными схемами, логикой и тезаурусом аргументов, имеющих вполне определенный характер. В силу собственного положения и тренировки я еще в детстве научился безошибочно их определять. И вот уж странное совпадение: ко всему прочему оказалось, что все эти темы составляют предмет семинаров, которые я веду уже четыре года, а также моей последней книги о Хайдеггере и о нацизме. Моими первыми ощущениями были боль, изумление и грусть, которые я не желаю ни скрывать, ни демонстрировать[1026].

Не боясь точных исторических фактов, Деррида восстанавливает контекст статей, опубликованных Полем де Маном во время войны в Soir – в основном они довольно невинны, – чтобы потом остановиться на наиболее проблемной статье из подборки – «Евреи в современной литературе».

Ничто из того, что я собираюсь о ней сказать, анализируя ее как можно подробнее, не отменит той травмы, которую я сразу же получил, как только заметил в ней – от чего у меня перехватило дыхание – то, что в газетах чаще всего подавалось в качестве осознанного антисемитизма, то есть антисемитизма в этой ситуации более серьезного, чем когда бы то ни было, антисемитизма, который был бы не против увольнений и даже депортаций с самыми печальными последствиями[1027].

Это не мешает Деррида заняться «близким чтением» этой статьи, демонстрируя изобретательность и щедрость, которые в этом случае несколько избыточны. Когда молодой де Ман пишет: «Вульгарный антисемитизм любит рассматривать послевоенные (то есть после войны 1914–1918 годов) феномены культуры в качестве выродившихся и декадентских, поскольку они оказались под влиянием евреев», автор «Письма и различия» снабжает эту фразу сложной игрой задних мыслей:

Итак, речь идет об осуждении вульгарного антисемитизма. Это первое, явное, подкрепленное намерение. Но высмеивать вульгарный антисемитизм – значит ли это высмеивать вульгарность антисемитизма? Эта последняя синтаксическая модуляция оставляет путь открытым для двух интерпретаций. Осуждение вульгарного антисемитизма может пониматься в том смысле, что есть еще и изысканный антисемитизм, от имени которого можно судить вульгарный. Но также это может означать и нечто другое, и такое прочтение всегда может тайно заражать собой первое: осуждать вульгарный антисемитизм, особенно если о другом не говорится, – значит осуждать собственно антисемитизм, поскольку он вульгарен, всегда и по своему существу вульгарен. Де Ман этого тоже не говорит. Но я никогда не смогу исключить, что, если бы он это подумал, он не мог бы сказать это в таком контексте открыто[1028].

Составляя эту длинную апологию де Мана, Деррида догадывается о рисках, которым себя подвергает. Но он делает это из верности ушедшему другу и ради справедливости, полностью подтверждая на практике свои лекции 1984 года об обещании, которое «имеет смысл и вес только при смерти другого»: «Я не мог знать, что однажды, в ситуации подобной травмы, я должен буду отвечать за Поля де Мана… говорить еще о-нем-за-него, когда сама его память и наследие рискуют быть опороченными, а самого его нет, так что он не может говорить от собственного имени»[1029].

Но в то же время «Как моря шум в глубине раковины» – это акт допустимой самообороны. Ведь эти юношеские статьи Поля де Мана дали врагам Деррида шанс пойти в открытую против него. Ухватившись за то, что кажется им настоящим даром небес, давние противники – философы-позитивисты, консервативные гуманитарии и марксисты активистского толка вдруг объединяют силы, чтобы избавиться от человека и теории, которые давно не дают им покоя. Деррида сначала иронизирует, а потом переходит в контрнаступление:

Можно еще спросить себя с той же снисходительной улыбкой: но, в конце концов, какое отношение имеет «собственно» деконструкция к тому, что было написано в 1940–1942 годах одним еще совсем молодым человеком в одной бельгийской газете? Разве не смешно и не бесчестно распространять на «теорию», которая сама подвергается при этом упрощению и гомогенизации, а также на всех тех, кому она интересна и кто ее развивает, судебный процесс, который хотели бы возбудить против определенного человека за тексты, опубликованные в бельгийских газетах около 45 лет тому назад, которые, повторю еще раз, собственно никто и не читал?..

Почему притворяются, будто не видят того, что деконструкция – это все что угодно, но только не нигилизм и не скептицизм, с которым ее часто отождествляют, несмотря на множество текстов, совершенно явно, тематически и вот уже более 20 лет доказывающих противоположное? Зачем кричать об иррационализме, как только кто-то ставит вопрос о разуме, его формах, истории, его изменениях? Или об антигуманизме, как только ставится вопрос о сущности человека и конструировании его понятия?..

Короче говоря, чего они боятся? Кого хотят испугать?[1030]

И, как это часто бывает, более прямо и агрессивно Деррида высказывается в постраничных сносках. Особенно жестко он разбирается со статьей Джона Винера под названием «Деконструируя де Мана», вышедшей в The Nation.

Начиная уже с заголовка и до самой последней фразы, эта отвратительная статья, переполненная ошибками, выступает собранием едва ли не всех ошибочных прочтений, мною только что перечисленных. Страшно от одной мысли о том, что ее автор преподает историю в университете. Пытаясь вылить на деконструкцию и ее «политику» (как он ее понимает) поток клеветы и разоблачительных домыслов, он осмеливается говорить о де Мане как о «Вальдхайме академического мира»… Нет, следовательно, ничего удивительного в том, что статья Джона Винера послужила образцом. Автор этот, однако, известен своими ляпами в The Nation: эта газета не единожды была вынуждена публиковать суровые и категоричные исправления после выступлений своего злополучного автора[1031].

1023

«There are even grounds for viewing the whole of deconstruction as a vast amnesty project for the politics of collaboration during World War II» (высказывание процитировано Дэвидом Леманом в: Lehman D. Deconstructing de Man’s Life // Newsweek, 15 février 1988. P. 63. По словам Джеффри Мелмана, эта фраза была вырвана из контекста и искажена журналистом, о чем он рассказывает в своей книге: Mehlman J. Adventures in the French Trade. Fragments Toward a Life. Palo Alto: Stanford University Press, 2010. P. 78–79. Анализируя политические тексты, опубликованные в молодости Морисом Бланшо, Джеффри Мелман сцепился с Деррида еще в 1986 г., когда вышла его статья «Письмо и почтительность: политика литературного подхалимства» (MehlmanJ. Writing and Deference: The Politics of Literary Adulation // Representations. 1986. N0.15 (французский перевод: L’Infini. 1988. n° 22)).

1024

Название статьи («The (de) Man who put the con in deconstruction») представляет собой игру слов: человек (де Ман), который смошенничал – вставил «соп» – в «деконструкцию». – Примеч. пер.

1025

Derrida J. Like the Sound of the Sea Deep within a Shell: Paul de Man’s War // Critical Inquiry. 1988. V. 14. № 3.

1026

Derrida J. Mémoires pour Paul de Man. P. 161.

1027

Ibid. P. 187–188.

1028

Derrida J. Mémoires pour Paul de Man. P. 191–192.

1029

Ibid. P. 156.

1030

Ibid. Р. 224.

1031

Ibid. P. qqo.