Страница 21 из 47
Бутурлин указывает несколько наиболее запомнившихся ему имений Тарусского уезда. Конечно, самые подробные сведения сообщает он об Игнатовском-Знаменском.
Игнатовское-Знаменское. Помещичий быт Игнатовского-Знаменского в первой четверти XIX в. описан Бутурлиным в следующих словах: «По старинному русскому помещичьему быту при селе Знаменском (менее 200 крестьян) числилось до 60 дворовых душ. Из них годных для прислуги едва ли была половина, а остальные были старики и малолетние. У Елисаветы Ивановны было вверху (дворовый термин, обозначавший барский дом) 379 до семи, помнится мне, молодых горничных девушек и две старухи-ключницы, между тем как собственно за нею ходили только две девушки. Насмешники утверждали, что у барыни было по одной отдельной горничной для всякой части ее туалета, в том числе по одной де на каждый ее башмак… Из двух лакеев один, престарелый Иван Желыбин, служил своим господам до третьего их поколения, и когда барыня выезжала в гости в громадной своей шестиместной карете, служившей ей чуть ли еще не до московского пожара, Желыбин при спуске с каждой крутой горы слезал с запяток кареты (где он по старинному держался стоя на балансе) и шел рядом с экипажем, держась за ручку дверей с той стороны, где сидела его госпожа, чтобы в случае де падения кареты он мог ее поддержать…» 380 «Уже несколько лет как доживал тогда (1825 г. - Н. Г.) в Знаменском екатерининского времени француз Петр Карлович Бальтюс-де-Варимон; его приютила к себе г-жа Нарышкина из жалости. Французский эмигрант при начале революции, он поступил в нашу службу при Екатерине II в инженеры, вышел в отставку секунд-майором или полковником и хранил до конца жизни в комоде свой красный мундир… Папа Варимой, как все звали его в Знаменском, был давно православным, ревностно посещал церковные службы, хотя по-русски говорил не только что плоховато, но с простонародными выражениями, как будто бы более вращался в низшем кругу, чем в обществе высшей сферы, в противоположность его приемам и манерам, отзывавшимся даже иногда утонченностью французского маркиза прошлого столетия, тогда как во французской речи его нередко проглядывали остатки прекрасного слога и аристократической фразеологии. Сверх того, уже и в преклонных летах он хорошо фехтовал. Он был неопрятный, небритый, ходил почти постоянно в длинном балахоне сурового холста и таких же штанах, с коротенькою трубкою в зубах и нередко навеселе от простой сивухи…» 381
В первом десятилетии XIX в. доморощенный механик и живописец Нарышкиных крепостной Абакумов сделал и установил в усадьбе деревянную фигуру сидящего монаха, «который, по надавлении ногою пружины, вставал п кланялся». Место получило название «У монаха»: «так называют густо заросшую бузиною куртину на краю первой лужайки (налево, идя от дома к Красным воротам), на склоне к 3-му пруду, возле гигантских осокорей» 382.
Дом М. Д. Бутурлина в Игнатовском-Знаменском. Постройка середины XIX в.
Ко временам Нарышкиных относится существование в Знаменском оранжереи для фруктовых деревьев и цветов. Бутурлин пишет: «Застал я там также оранжерею в трех отделениях: абрикосовую, персиковую (обе в шпалерах) и цветочную; но последняя была почти что пустая, а пред оранжереей выставлялись на лето три ряда персиковых деревьев, в кадках, отлично выдержанных, и 30 или 40 шпанских вишневых деревьев, также в кадках, которые все переносились на зиму в оранжерейный задний пристенок. Оранжерейные (шпалерные) персиковые и абрикосовые деревья были еще современны деду моей жены Василию Сергеевичу Нарышкину, и, следовательно, в 1847 году им не могло быть менее 50 лет; но до окончания их существования (одновременно с разрушившеюся оранжереей), в начале 60-х годов, деревья эти не переставали приносить плоды. И не надо воображать, чтобы роскошным состоянием их, как и тех, что выставлялись на лето на площадку, они были обязаны искусству какого-нибудь ученого из немцев-мусье; вовсе нет. Как во времена тестя моего, умершего в 1818 г., так и при управлении детским имением его вдовою… единственным садовником был дворовый их человек и старик уже в мое время Илья Николаев. Быть может, он в своей молодости и был отдан в ученье к кому-нибудь в Москве, но практическое его по этой отрасли мастерство было удивительно, впрочем, исключительно по фруктово-оранжерейной части только, а по цвето-оранжерейной и по воздушной он был несведущ» 383. Деятельность в Знаменском М. Д. Бутурлина ознаменовалась прежде всего постройкой нового дома на базе материалов старого. Дом был готов к 1847 г., в нем поселилась семья графа 384.
В Знаменском Бутурлин активно занялся садоводством: «Кроме воздушного фруктового сада, возобновленного после прежнего, погибшего почти что дочиста от лютых морозов с 1835 на 1836 г., я только поддерживал остальное, а вновь завел несуществовавшую почти цветочную часть и развел орнаментальные плантации на голом совершенно дворе, перед вновь выстроенным домом. Фруктовый сад я начал сажать еще с осени 1846 г., на пространстве около двух десятин, и в 1852 г., когда я переселился один в Рязанскую губернию, у меня было уже с тысячу (как полагаю) хорошо выхоленных, прямо-штамбовых (посредством мало принятой у нас вообще правильной стрижки „la taille") яблочных и грушевых корней» 385. В уже упоминавшейся оранжерее Бутурлин уделил особое внимание «цветочной части»: «Я нанимал первоначально московских и из других мест садовников; но в конце концов все они в подметки не годились моему дворовому самоучке Семену Максимовичу…» 386. В 60-х годах, во-первых, рухнула оранжерея, отстроить которую заново у Бутурлина не было средств, и все растения померзли387, во-вторых, фруктовый сад «почти что весь погиб от необыкновенно суровой зимы с 1866 на 1867 г.» 388 После этого Бутурлин «бросил заниматься новыми посадками и пришел к заключению, что в здешней полосе России наши фруктовые сады обыкновенно вымерзают в каждые 30 лет» 389.
Граф М. Д. Бутурлин и его жена Екатерина Ивановна были похоронены на западной окраине села Игнатовского, возле Кирилло-Афанасьевской церкви.
Лопатина. В имении Лопатине проживала тетка (по жене) Бутурлина А. И. Нарышкина. Нарышкина занималась благотворительностью и слыла самой гостеприимной помещицей Тарусского уезда. «Когда калужским губернатором был Н. М. Смирнов, жена его Александра Осиповна (бывшая красавица-фрейлина Росетти) гащивала со своими детьми в Лопатине по нескольку дней. Домовый быт Авдотьи Ивановны был на старобоярской ноге, как бы перенесенный из допожарной Москвы. В передней болтались три-четыре лакея и официанты, каждый из коих был занят своим ремеслом: кто сапожничал, или портняжил, или вязал чулок, или плел сеть. Войдет приезжий гость, и челядинцы, сняв с него шубу или пальто, снова принимались без зазрения совести за свою работу. Да и весь лад дома был патриархальный. У престарелого кривошеи, дворецкого Ивана Михайлова, руки тряслись до того, что, наливая гостям обычную мадеру и шато-марго, он спотыкался и обливал гостей, но не соглашался сдавать свою должность другому, как на то ни намекала его госпожа…» 390
В селе Лопатине стояла каменная одноглавая церковь с круглым световым барабаном, с трапезною и колокольней. Церковь носила название Знаменской. Она была построена в 1695 г. И. И. Нарышкиным в стиле барокко391. Эта церковь являлась домовой, приходская церковь находилась на Лысой горе, в 1,5 верстах от Лопатина 392.
Благотворительность Нарышкиной носила ярко выраженный сословный характер, чего не скрывает и Бутурлин: «В течение тридцати лет с. Лопатино было источником, из коего изливались щедрою рукою пособия по всему уезду без ограничения сословий, разве только в том отношении, что для существенной помощи мелким дворянам размер пособия был много значительнее, чем для низших сословий» 393.