Страница 50 из 70
И с позиций морали, и с позиций чести мотивы и поведение маркиза можно считать преступными, а его самого — монстром. Но надо отдать ему должное: юные девушки не жаловались. Во-первых, жаловаться им было некому. Жизнь изначально была к ним жестока, а маркиз был добр и мог гарантировать вполне приличное будущее. А во-вторых, куртизанки неустанно объясняли им, что все, что происходит в Кама де Флорес, происходило и в райских кущах, пока людей оттуда не выгнали — из-за их же собственной глупости и непостоянства.
Однако не все считали это место раем. Люди не любят тех, кто выделяется, и слава особняка, к недовольству маркиза, скоро вышла за его пределы. Появились слухи, сплетни, кривотолки. И церковники, на этот раз доминиканцы, которые еще помнили зарева костров аутодафе на площади святого Франциска, стали поговаривать о конфискации особняка у старого развратника. Их претензии были обоснованы еще и тем, что когда-то дом уже принадлежал ордену, пока их не выставили оттуда набиравшие силу иезуиты.
За расправу над своими конкурентами доминиканцы были готовы закрыть глаза на грехи маркиза, но молча смотреть, как старый развратник оскверняет то, что когда-то принадлежало Церкви, было уже слишком. Севильская инквизиция, уже не такая мощная, как в прошлом, но все еще обладающая достаточным влиянием, стала готовиться к процессу. И, не желая оказаться еще одним витражом в собственной церкви, маркиз решился на отчаянный шаг.
— Это единственный выход, — уговаривал он сам себя. — Женский пансион в доме, где есть хозяйка, — явление абсолютно естественное. И больше ни у кого не будет вопросов…
Маркиз, которому на тот момент было почти шестьдесят лет, стал искать жену: по старой привычке юную беззащитную сиротку. И, как всегда, найти такую ему не составило особого труда. Ей было всего пятнадцать. Девушка была хороша собой, принадлежала знатному, но обедневшему роду и воспитывалась в…
— А что же он не женился на одной из своих воспитанниц? — перебил Матео.
— Сеньор Матео, что за странный вопрос! Вы же не вешаете свои магнитики на собственный холодильник, — Мария насмешливо посмотрела на него. — Или все-таки вешаете?..
— И где он в итоге нашел жену? — хмуро спросил Матео.
— Там же, где и всегда. В монастыре, куда ее вместе с сестрой отправили дальние родственники, не слишком заинтересованные ее судьбой. Лучшую претендентку на роль супруги сложно было и представить, и маркиз сразу же сделал предложение, едва увидев ее румяные щечки и алые губки. Однако, глядя на старого некрасивого маркиза, девушка колебалась.
— Подумайте сами, — настойчиво уговаривал он, — зачем вам губить свои молодость и красоту в монастыре? А со мной у вас будет настоящая жизнь!..
Аргументы были вескими. Монастырская жизнь была суровой, плохо подходящей для юной цветущей красавицы, а маркиз был так красноречив… В итоге, совсем наивная и неопытная, она согласилась на брак с добрым, обходительным маркизом, считая его чуть ли не своим спасителем и совершенно не подозревая, что ее ждет дальше…
Свадьба была пышной и скорой и проходила в особняке, который после суровой серости монастыря показался будущей маркизе королевским дворцом, а широкие аллеи, засаженные благоухающими цветами и раскидистыми деревьями, — самым прекрасным садом на свете. Редкой девушке в ее положении выпадало счастье жить в таком райском уголке, и она поверила, что ей наконец-то повезло. Иллюзия эта, правда, длилась недолго и развеялась с наступлением первой брачной ночи.
Потеря невинности, которая для девушек ее времени сама по себе была довольно шокирующим событием, для нее обернулась настоящим кошмаром. Маркиз, привыкший долго подготавливать своих воспитанниц, решил, что жена уже и так принадлежит ему по праву, а значит, можно не тратить время и силы на дополнительную подготовку. И к утру маркиза узнала о супружеской жизни больше, чем некоторые женщины узнавали за всю жизнь.
Вечером следующего дня она заперлась в своей спальне. Однако маркиза, который пришел за продолжением, это только позабавило. В воспитательных целях он позвал слуг и приказал вынести дверь. Невозможно описать ужас молодой жены, когда щепки разлетелись в стороны, и в опустевший проем триумфально вошел маркиз. Но и этого ему показалось мало. Решив, что отсутствие двери сделает супругу более покладистой, он одно время обучал ее в хорошо проветриваемом помещении, так что крики и слезы юной хозяйки разносились по всему дому.
— И откуда ты все это знаешь? — недоверчиво спросил Матео, глядя то на истощенного, умирающего старика на могиле, то на горько оплакивающую его жену.
Девушка напоминала настоящего ангела, и каждая черта ее прекрасного лица, казалось, светилась скорбью и тоской. Совсем не похоже, что он над ней издевался, решил Матео. Так страдать можно только из-за потери любимого.
— Маркиз оставил весьма интригующие записи, — ответила Мария, которая, в отличие от него, смотрела на памятник без восхищения. — Обо всех своих уроках. И если вам интересно, то можете прогуляться до библиотеки. Вы же теперь знаете, где она находится…
Слова сопроводил сухой смешок, но на лице Марии не было ничего, кроме непроницаемого спокойствия. Воспоминания о библиотеке оказались такими же болезненными, как и о подвале, и раздосадованный Матео вновь невольно потер спину.
— Хорошо, когда уроки полезны, — продолжила Мария, довольная и его лицом, и его жестом. — Уроки маркиза прекратились только тогда, когда его супруга забеременела. Беременность ее, к несчастью, проходила тяжело, и, желая отвлечься, юная хозяйка начала блуждать по дому и его окрестностям. Она и до этого знала о женском пансионе, но ни что он из себя представляет, ни чему там учат, даже не догадывалась.
Ведомая любопытством, она проникла в пансион и была глубоко потрясена. Воспитанницы спокойно обсуждали такие вещи, о которых ей противно было даже думать, разгуливали почти голышом и с большим удовольствием принимали у себя ее супруга, который навещал свой цветник с завидной для своего возраста регулярностью.
Маркиза была настолько шокирована увиденным, что все вокруг: и дом, и пансион, и сад — начало казаться ей адским вертепом, в который она попала из-за собственных гордыни и тщеславия. Истово молясь, она горько жалела о своем нежелании стать монахиней. Успокоение приходило лишь в одинокой пустой церкви, среди жутких витражей — ее место, ее убежище, ее судьба…
Все случилось, думала она, когда ее супруг искусил ее, и она сошла с праведного пути. То же он сделал и со всеми остальными девушками, собрав их здесь по велению похоти. Вспоминая наставления монахинь, она решила, что это место можно сделать чистым только одним способом, и по примеру супруга захотела заняться образованием. Только учить она собиралась совсем другим вещам.
— Это грех! — повторяла она, встречая очередную воспитанницу. — Мерзкий грех! — и начинала длинную проповедь, живописно объясняя растерянной девушке, что случится после смерти с ее испорченной душой.
Поначалу маркиз забавлялся, слыша ее речи, и не вмешивался, желая посмотреть, когда же ей надоест. Однако его супруга оказалась куда более неутомимой, а воспитанницы — куда более восприимчивыми, чем он мог себе представить. И вот одним вечером, посетив несколько девушек подряд и выйдя из комнаты каждой неудовлетворенным и глубоко разочарованным, он ворвался в покои жены, которая при его появлении начал нервно креститься, и приказал ей под угрозой наказания не переступать больше порог пансиона. В его гневе маркиза увидела слабость, и это только укрепило ее решимость идти выбранным путем.
Следующим же утром, вдохновленная первым успехом, она вновь отправилась в пансион и продолжила свою горячую проповедь. Ее непослушание привело маркиза в ярость. Сдержав слово, он запер беременную супругу в одной из мрачных каменных темниц в обширных подвалах дома. Там она вдали от своей спасительной церкви провела несколько дней на хлебе и воде.
Испытание оказалось слишком суровым. От холодного сырого подвала, скудной пищи и давящей на нервы темноты у нее случился выкидыш, к немалому разочарованию маркиза, который надеялся на наследника. Он снова начал посещать ее спальню, собираясь зачать другое дитя. Однако едва его нога ступала на порог, как маркиза начинала вслух молиться о спасении его души и не прекращала даже во время самого процесса. На него это произвело поистине ошеломляющее воздействие, и он перестал к ней ходить, потому что под звуки ее голоса, глухо повторяющего молитву, он становился бессилен. И даже красота и юность супруги не помогали.