Поживем - увидим

Крэмптон. Да.

Валентайн (небрежной походкой идет к звонку). По-моему, он у вас и так достаточно твердый — я говорю как жилец.

Крэмптон мрачно усмехается.

(Дергает шнур и, в ожидании горничной, весело, как бы между прочим, бросает.) Почему вы не женились, мистер Крэмптон? Может быть, жена и детишки несколько и смягчили бы ваш характер.

Крэмптон (с неожиданной яростью). А вам какое дело, черт возьми?

В дверях появляется горничная.

Валентайн (вежливо). Теплой водички, пожалуйста.

Она удаляется, а Валентайн вновь обращается к шкафчику и, нимало не смутившись грубой выходкой Крэмптона, продолжает болтать, выбирая щипцы и кладя их так, чтобы они были под рукой, рядом с распоркой и стаканом для воды.

Вы спрашивали, какое мне, черт возьми, дело. Видите ли, я сам начинаю подумывать о женитьбе.

Крэмптон (с ворчливой иронией). Еще бы, еще бы! Когда у молодого человека становится совсем пусто в кармане да вдобавок ему через двадцать четыре часа грозит конфискация мебели в счет уплаты долга за квартиру, он непременно должен жениться. Я это всегда замечал. Ну что ж, женитесь, полезайте в петлю!

Валентайн. Уж и в петлю! Вы-то почему знаете?

Крэмптон. Потому что я не холостяк.

Валентайн. Значит, в природе существует и миссис Крэмптон?

Крэмптон (злобно передернувшись). Существует… будь она проклята!

Валентайн (невозмутимо). Хм! Вы, может быть, не только супруг, но и отец, мистер Крэмптон?

Крэмптон. Троих детей.

Валентайн (любезно). Будь они прокляты, да?

Крэмптон (ревниво). Ну нет! Дети столько же мои» сколько и ее.

Входит горничная с кувшином горячей воды.

Валентайн. Спасибо.

Горничная подает ему кувшин и уходит.

(Идет с кувшином к шкафчику, продолжая болтать.

Хотел бы я познакомиться с вашей семьей, мистер Крэмптон, ей-богу! (Наливает горячей воды в стакан.

Крэмптон. К сожалению, ничем не могу вам помочь, сэр. Где они обретаются я, слава богу, не знаю, и знать не хочу, лишь бы ко мне не приставали.

Валентайн, подняв плечи и наморщив лоб, со звоном опускает щипцы в стакан.

Если это для меня, то напрасно беспокоитесь, могли бы и не греть эту штуку. Я не боюсь прикосновения холодной стали.

Валентайн наклоняется, чтобы установить баллон с газом и шланг возле кресла.

А эта штуковина, такая тяжелая, зачем?

Валентайн. Эта-то? Да так просто. Чтобы было обо что упереться ногой, когда я начну дергать.

Крэмптон невольно меняется в лице. Валентайн выпрямляется, подвигает к себе стакан с щипцами и продолжает болтать с раздражающим спокойствием.

Так что вы не советуете мне жениться, мистер Крэмптон? (Наклонившись, возится с подъемным механизмом кресла.)

Крэмптон (раздраженно). Я советую вам поскорее вырвать мне зуб и больше не напоминать о моей жене. Ну-ка, давайте! (Вцепившись в ручки кресла, весь напрягается.) Валентайн. На что спорим, что вы и не почувствуете, как я удалю вам зуб?

Крэмптон. На шесть недель квартирной платы, молодой человек. И довольно морочить мне голову.

Валентайн (поймав его на слове, принимается энергично крутить колесо). Идет! Готовы?

Крэмптон, которого резкий подъем заставил выпустить ручки кресла, складывает руки на груди, выпрямляет спину и напряженно ждет. Валентайн внезапно откидывает спинку кресла так, что она образует тупой угол с сиденьем.

Крэмптон (хватаясь за ручки кресла и падая навзничь.) Уф! Полегче, любезный! Я так не мо…

Валентайн (ловко вставляя ему в рот распорку, другой рукой хватает маску газового баллона). Погодите, через минуту вы вовсе ничего не сможете. (Прижимает маску ко рту и носу Крэмптона, наваливаясь ему на грудь и прижимая его голову и плечи к креслу.)

Крэмптон издает какой-то невнятный звук сквозь маску и пытается схватить Валентайна, думая, что тот находится перед ним. Несколько секунд он бесцельно шарит по воздуху руками и, наконец, ослабевая, опускает их и окончательно теряет сознание. Валентайн быстро убирает маску, ловким жестом выхватывает щипцы из стакана, и… занавес падает.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Терраса перед Морским отелем. Выложенная плитами площадка залита ярким солнцем, она отгорожена со стороны моря парапетом. Старший официант раскладывает салфетки на столе, накрытом для завтрака; его спина повернута к морю, по его правую руку здание отеля, по левую, с ближнего к морю края, лестница, ведущая вниз к пляжу. В поле зрения официанта, чуть влево от него, чугунный столик и такой же стул, на котором сидит средних лет джентльмен; на столике сахарница; джентльмен читает ультраконсервативную газету, закрывшись зонтом от послеполуденного августовского солнца, которое нещадно печет носки его вытянутых ног. На той же стороне, что и здание отеля, садовая скамейка, какие бывают в общественных парках. Вход для посетителей через дверь, в центре фасада. Ближе к парапету ход на кухню, замаскированный крыльцом в виде плетеной беседки. Длинный стол, за которым хлопочет официант, стоит поперек террасы, на нем пять приборов: по два с каждой стороны и один на конце, ближнем к зданию отеля; у каждого прибора стул. К парапету вплотную придвинут еще один стол, подсобный.

Официант — личность в своем роде замечательная. Это благостный старичок, седой и на вид тщедушный. Но он так жизнерадостен, так доволен своей участью, что одно его присутствие вселяет бодрость, и в его обществе честолюбие уже начинает казаться пошлостью, а воображение — чуть ли не крамолой по отношению к царящему кругом благоденствию, какой-то изменой действительности. У него то особое выражение лица, какое свойственно людям, достигшим высоких степеней в своей профессии: он чужд зависти, ибо познал всю тщету успеха.

Джентльмен, сидящий за чугунным столиком, одет не по- курортному, в городской сюртук, на руках перчатки; рядом с сахарницей на столе его шелковый цилиндр. Прекрасное состояние его одежды, да и само качество ее, очки в золотой оправе, которые он надел, чтобы читать, — все это признаки человека солидного и почтенного. На вид ему лет пятьдесят, он гладко выбрит и коротко острижен; углы рта опущены, но как-то неубедительно, — словно он подозревает их в тенденции загибаться кверху и твердо решил не давать им воли. У него открытый лоб, — тут, впрочем, тоже чувствуется некоторая натяжка, точно обладатель этого лба еще в юности поклялся быть правдивым, великодушным и неподкупным, но так и не мог добиться, чтобы эти качества сделались его второй натурой. И все-таки это человек, достойный уважения. Его нельзя назвать ни глупым, ни слабохарактерным; напротив, всякий, взглянув на него, решил бы, что как по положению, которое он занимает в своей области, так и по способностям, которые он в этой области проявляет, это человек не совсем заурядный. Он так наслаждается и погодой и морем, что еще не испытывает нетерпения. Однако он уже исчерпал все новости в газете и обратился было к разделу объявлений, где, как видно, не нашел себе духовной пищи по вкусу.

Джентльмен (окончательно разочаровавшись в газете и зевая). Послушайте!

Официант (подходя к нему). Сэр?

Джентльмен. Вы точно знаете, что миссис Клэндон собиралась быть дома до завтрака?

Официант. Совершенно точно, сэр. Она ожидала, что вы прибудете ровно без четверти час, сэр.

Джентльмен, тотчас успокоенный голосом официанта, смотрит на него с ленивой улыбкой. Голос у официанта тихий, с какой-то мягкой певучестью, которая придает задушевность самым обыденным его замечаниям; речь его приятна и правильна, без каких бы то ни было вульгаризмов.

(Вынимает часы и смотрит на них.) Как будто бы рановато, сэр? Двенадцать сорок три, сэр. Осталось всего две минуты, сэр. Прелестное утро, сэр!