Песня цветов аконита

— Островок, — с благоговением говорила она. — Там живет Благословенный.

В Алом квартале Аэси редко появлялись чужаки из других земель, не считая редкость для тхай — полукровок, отданных родителями сюда или попавших в Квартал иначе, однако Йири видел и шаваров, и сууру-лэ, и даже проезжавшее через соседний с Кварталом мост посольство каких-то северян. Ялен смотрела на пышную процессию и жмурилась, как довольная кошка. А Йири внезапно отвернулся от всадников. Ялен тронула его за локоть:

— Скучно? Да, далеко, плохо видно.

Позже он видел двух чужеземцев с далекого Полуострова, у них были мощные торсы, огромные руки и бороды в мелких черных колечках. Эти люди носили крупные золотые серьги — украшения, не принятые у тхай. Вели себя с самоуверенной надменностью варваров. Чужаки не понравились Йири, они выглядели как настоящие дикие быки, а их пышные бороды показались ужасным уродством.

— Если бы мне приказали пойти в дом к такому, я лучше умер бы, — невольно вырвалось у него. Ялен рассмеялась.

— Они никому не нравятся. А считают себя неотразимыми.

Она хитро прищурилась:

— А ты… Ну, попал бы к такому. Пил бы траву киура — тогда все равно, чьи приказы исполнять. Так многие делают.

— И ты?

— Еще чего! — Она вскинула головку. — Я сама себе хозяйка. А тебе, может, и придется. Тогда осторожнее — в самом деле можешь и умереть, если часто использовать это зелье.

Как-то раз шли мимо моста. Ялен смешно и злобно зашипела.

— Ты что?

— А ты разве не с гор? Или у меня плохо получилось?

— Рысь? — неуверенно спросил он.

— Ээ… нет. Хасса. Они охраняют сокровищницы Островка. Ты видел этих тварей?

— Ни разу.

— Я видела одну, в клетке. Длинная, серая… Бывают еще и золотые. Лапы страшные, когти — во… — она широко развела руками. — Говорят, эти звери чуют вора аж за четверть ани. Лишь те, кто их кормит, могут их гладить, и то не все.

— Я знаю, какие шрамы оставляет рысь.

— Эти больше… Рррр! С ними тяжело справиться. У Солнечного их шесть, — прибавила она с видом всезнайки.

— Вряд ли он сам касается их, — Йири взглянул поверх головы Ялен, словно надеялся увидеть подтверждение своим словам.

В этот раз она прибежала возбужденная.

— Там… одна женщина убила другую.

Отдышавшись, она рассказала. Голос журчал.

— Сумела найти, хотя та и пряталась, — медленно и с видимым наслаждением говорила Ялен. — Она встретила ее утром, когда в переулке у пристани никого не было. Сходи, посмотри — там и сейчас кровь.

— Что у них произошло? — нехотя спросил он. Знал: не спросишь — надуется.

— Подруги… Потом одна оставила другую нищей и без покровителя, а сама сбежала с кем-то из его слуг.

— А тот, с кем она убежала?

— Не знаю, — дернула плечиком Ялен. — Если господин не пожелал его искать, значит, это был никчемный человек, не стоящий даже гнева.

Они укрывались от света в естественном шалашике из ветвей жимолости, и руки их тоже сплетались.

— Ты еще не знаешь, куда тебя отдадут?

— Нет. Может, оставят здесь?

— Ооо… Глупо. Даже если не выгонят, будешь всю жизнь под началом старухи. А умрет она — кто-нибудь ее заменит. Разве что свой Сад откроешь… но ты вряд ли способен на это.

Она призадумалась.

— Я могу кое-что сделать для тебя. Я знаю разных людей. И… они ценят меня. Может быть, уйдешь отсюда в хорошее место. И даже больше, если тебе повезет.

— Мне все равно.

— Дурачок, — она рассмеялась. — Никогда не надо отказываться от того, что само идет в руки. Иначе упустишь многое…

— Может быть.

— И все же я сделаю это для тебя… хоть ты и странный. Другой бы упрашивал… ты будешь никем, если не научишься жизни.

— Жизнь разная.

— Нет, она одинакова, — Ялен качнула головой. — Поверь мне, я знаю. Я выросла в Алом квартале. И моя мать…

Ялен высоко ценили даже знатные господа, чем она пользовалась с естественностью котенка. Но она вовсе не была безобидным зверьком — хитрая и во многом жестокая для своих пятнадцати лет. Она получала богатые подарки, одни тут же продавала, а другие копила с упорством и жадностью горной острозубки. Однако она всегда возвращалась к Йири и многие драгоценные вещицы щедро дарила ему. Ему они были глубоко безразличны, однако спорить с Ялен стал бы не каждый. Йири не спорил. Он вообще никогда никому не перечил. Если Ялен нравилось вытаскивать его то на одно, то на другое зрелище, когда это позволяла Нэннэ, — он просто принимал все как должное. Многих удивляло упрямое желание Ялен держать при себе мальчишку, который не мог дать ей ничего и, по совести, хоть и подчинялся ее прихотям, вовсе не был так уж восхищен ею.

А лето в Алом квартале казалось особенно жарким. От зноя немного спасал холодный кисловатый сок, разбавленный водой, и ледяные отвары трав с мятным привкусом. На всех углах продавались сладкие стручки, облитые чем-то розовым и тягучим, спелые плоды и леденцы со вкусом плодов — желтые и зеленые.

Йири привык к постоянному шуму, к разноцветным фонарикам, которые переполняли сады и улочки по ночам, к музыке и улыбкам, за которыми часто пряталась страсть — ненависть или любовь, без разницы, тем более что часто одно переходило в другое.

Тот человек был весьма высокого рода, причем отличался отменно вежливым обращением даже с ничтожнейшими из слуг. Когда он изъявил желание забрать Йири в свой дом, Нэннэ ощутила радость и облегчение. Ее ученик получил должную огранку, и пора было ему начать новую жизнь. Бывшая красавица по-своему привязалась к мальчишке и была рада пристроить его в хорошее место. Когда Нэннэ сказала, что он должен оставить Сад, он принял это без возражений — как должно, и без улыбки. Не обрадовался, но вроде и не огорчился. На колено опустился, голову послушно склонил — а лицо медленно теряло краски. Нэннэ что-то заметила — но ей было не до того. Отпустила мальчишку. Йири вышел в коридор — и там остался, не двигаясь больше. Прислонился к стене и замер, глядя в одну точку. Казалось, что он рассматривает узор над аркой, ведущей в крытую галерею. Нэннэ вышла следом за ним и увидела на его лице маску неживого спокойствия — того безумного ужаса, который превращает человека в лед — и бесполезно пытаться добиться чего-то. Человек будет не в силах сдвинуться с места — и скоро умрет, сердце не выдержит. Или, напротив, помчится, сломя голову, пытаясь спастись от стоящих перед глазами картин — и может свернуть себе шею или разбить голову, не способный понять, куда он бежит.

Нэннэ и не подозревала, что больше полугода назад, когда Отори хотел оставить Йири в гостинице, он видел мальчишку таким. Но обо всем остальном она знала — уж она-то умела выведывать все о человеке, в том числе и у него самого. И поняла, что Йири не видит ее сейчас, что он снова там, в прошлом. И нужно быть осторожной, если она хочет не дать ему умереть.

Пришлось приказать отнести Йири в комнату, говорить с ним не переставая, лишь бы он слышал доброжелательный голос, и отпаивать горячими настоями, — а он, когда немного пришел в себя, был совершенно растерян, и не мог объяснить, что произошло.

— Он так пугает тебя? или ты чувствуешь отвращение? — допытывалась Нэннэ.

— Нет…

— Тогда в чем дело? Тебе неслыханно повезло.

— Да…

— Тогда почему ты чуть не грохнулся в обморок?

— Не знаю…

В какой-то миг женщине показалось, что Йири сейчас уткнется лицом в ее широкий рукав и сам наконец заговорит о больном, а то и заплачет. Ее воспитанники ничего в душе не держали.

Нет.

Он готов был исполнить распоряжение Нэннэ и покинуть Сад, — но, глядя на лицо Йири, она поняла, что это будет не самым разумным. Не в себе тот будет еще долго… Нэннэ не оставалось ничего другого, как сказать высокородному гостю, что Йири поранился и в ближайшее время ни к чему пригоден, даже не сможет выйти из дома.