ГРАС. Цикл

— Эй, э-эй! Я здесь, тута я!

— Алёш, кричит кто-то... Пойдём посмотрим. Топор вон на всякий случай возьми. — Дядя Миша ещё раз прислушался и осторожно направился в сторону зарослей, откуда доносился крик.

— Дядя Миша! Господи, слава Богу, а я уж думал, что пропал... Да я это, я. Ты чего, не узнаешь меня, что ли?

— Да это точно Андрюха Горохов! Лёшка, иди сюда! Андрюха, ты как здесь, ты откуда взялся? — Дядя Миша шагнул навстречу Андрюхе, уже готовому прыгнуть к нему на шею, и сжал его в своих жилистых руках. — Ну, здравствуй, бродяга. А мы уж и не думали живым тебя увидеть, ведь похоронили уже и выпили даже за упокой души. Значит, долго жить будешь, чертеняка... Погоди, а Мишка-то где, не с тобой, что ли?

Только сейчас, после слов дяди Миши, Андрюха вспомнил, что с ним ведь, точно, был Мишка, брательник.

— Не знаю, нет его тут, я весь остров обошел. — И Андрюха вопросительно посмотрел на дядю Мишу, словно ожидая, что он ему скажет, где Мишка.

— Вы ведь вместе ушли... Да ты что, не помнишь ничего?

— Не помню.

— Ладно, пошли к лодке. Лёш, не стой как каменный, налей человеку стаканчик, видишь — дрожит весь... Ну, ничего, ничего, главное, что живой. А Мишку мы найдем, ты ж вот нашелся, и он отыщется.

Домой, несмотря на уговоры Андрюхи, боявшегося остаться на этом проклятом острове даже на час, решили отправиться всё-таки утром. Скоро Алешка насобирал сухих веток, разложили костерок, ушицы состряпали... Только почувствовав удивительно вкусный запах ухи, Андрюха осознал, как он хочет есть. Он уже приготовился заглотить всю налитую щедрой рукой Алёшки уху, но дядя Миша, пристально посмотрев на сильно исхудавшее за эти дни Андрюхино тело, много есть ему запретил.

— Жижи вон похлебай, а хлеб не трогай. Не ел ты долго, так что с непривычки плохо может стать. Да не набрасывайся ты так! Потихоньку пей, маленькими глотками... Ничего, отъешься ещё. Дарья-то, небось, закормит теперь с такой-то радости.

Андрюха повозмущался для порядка, но смирился. Спаситель всё-таки. Пить он наотрез отказался — от одного запаха самогонки его мутило так, что даже подумать о том, чтобы проглотить эту гадость, противно было. Всю ночь Андрюха не спал, ни на шаг не отходя от дяди Миши и тревожно всматриваясь в темноту.

Утром, внимательно изучив близлежащие острова и не найдя на них Михаила, мужики вернулись в село.

Дарья, увидев Андрюху стоящим живым и здоровым на пороге собственного дома, чуть не сошла с ума от радости.

— Господи! Вернулся, живой... — Бросившись ему на шею, она покрывала его заросшее лицо поцелуями и плакала, плакала, а потом целые сутки простояла на коленях около его кровати и дала зарок — обязательно съездить в Астрахань и в трёх церквах отслужить благодарственный молебен.

Андрюха за свое почти недельное отсутствие очень отощал, но под чутким Дарьиным присмотром довольно быстро начал набирать потерянные килограммы. Он так ничего толком и не вспомнил, и постоянно мучился каким-то непонятным чувством вины перед Натальей, хотя она его ни разу ни в чём не упрекнула.

Михаил так и не объявился. Следователи из района ещё раз посетили Митяево, со всем пристрастием допросили Андрюху, а не он ли, подлец, пришил любимого брата? Потом ещё раз объехали острова, допросили местных жителей, выясняя, не было ли между братьями какой ссоры. В конце концов стало ясно, что дело пропавшего без вести гражданина М. Горохова зашло в тупик. Труп не обнаружен, никакого состава преступления нет, вдова претензий к брату пропавшего, Андрею, не предъявляет... На том расследование и закончилось.

Астрахань, 5 июня 1998 года.

Борисов сыграл подъём в шесть утра; несмотря на яростное сопротивление сонного Ларькина, вытащил его из кровати и заставил делать зарядку. Шеф был «жаворонком» и лучше всего чувствовал себя именно в такую рань, удивляясь на вялое окружающее население.

Позавтракали они в гостиничном буфете какими-то засохшими бутербродами с колбасой и выпили по чашке жидкого кофе. Потом Борисов дал Виталию последние ценные указания, проводил его до вокзала и посадил на автобус.

Астраханский автобус довез Виталия только до Лимана — районного центра, в котором Ларькин битых три часа прождал ещё один автобус. Но и этот автобус шел не в Митяево, а в соседнее, довольно крупное село со странным названием Рынок, от которого до Митяева, как объяснили Виталию, было совсем недалеко — километров пятнадцать, не больше. Ларькин прикинул, что даже при хорошей дороге это как минимум два с половиной часа пешего хода, обреченно вздохнул и, поудобнее ухватив нелегкую поклажу, двинулся в путь. Ему повезло: не прошагал он и получаса, как сзади раздался шум мотора. Ларькин на всякий случай, не очень-то рассчитывая на удачу, проголосовал — машина остановилась.

— Слушай, братишка, до Митяева подкинь!

— Садись, почему же не подкинуть, всё равно туда еду... — без особого восторга отозвался мужик, и Ларькин быстро, пока он не передумал, закинул сумки в кузов, набитый какими-то ящиками и коробками, и залез в кабину.

— А ты чего в Митяево-то едешь? Вроде не местный, — шофер оторвался на секунду от дороги и внимательно посмотрел на Виталия.

— Правильно угадал, не местные мы.

— А тут и угадывать-то нечего. Рубашечка белая, брюки отглаженные, сразу видно — городской. Из Астрахани, что ли?

— Угу, — Ларькин кивнул и потянулся за сигаретами. — Будешь?

— С фильтром... Богато живешь, а я все «Астру» курю. Ну, давай попробуем твои. — Водитель закурил и, зажав сигарету в зубах, протянул Ларькину руку. — Сергей.

— Виталий... А ты сам-то из Митяева?

— Да нет. Я в Лимане живу, шоферю помаленьку. Вон, видишь, товар в ларёк везу... А чего в Митяево едешь? Икорки, небось, прикупить? Так я подскажу, где получше и подешевле. Сейчас ведь знаешь, народ какой пошёл — один на совесть засолит, нормально, а другой столько соли наложит, что обопьешься потом.

— Да я не за этим еду. Я вообще-то в университете работаю, диссертацию пишу — вот еду фольклор собирать.

— Чего?

— Ну, фольклор — сказки всякие, предания, обряды...

— Тосты... На Шурика вроде не похож, — засмеялся Сергей. — Какие уж теперь сказки... Может старики, только чего-нибудь наплетут.

— А ты вообще-то народ здешний хорошо знаешь?

— Да знаю, конечно, кое-кого. Тебе зачем? — Сергей докурил сигарету с фильтром и потянулся за родной «Астрой». — Слабоват у тебя табачок, своё как-то привычнее.

— Остановиться мне где-то нужно, не подскажешь, у кого можно?

— Господи, да у всех, считай, можно: деньги только плати и живи. С деньгами-то у народа плохо стало, зарплату вовремя не платят, вот они и живут на подножном корме. С одной икры и барыш... Вот хоть к Григорьевне попросись, живёт она одна, старика своего схоронила, дети в город уехали, а дом большой, на четверых рассчитанный. Я тебе, как приедем, дом её покажу.

Митяево оказалось больше, чем представлял его себе Виталий. Дома были почти все как на подбор одинаковые: деревянные, одноэтажные, крашенные зелёной или голубой краской. Деревьев почти не было, и на огородах, которые были около каждого дома, зеленели помидорные кусты, огуречные плети и ещё какие-то нехитрые овощные культуры. Берега, к величайшему сожалению Виталия, мечтавшего с ходу окунуться с дороги, видно не было. Оказалось, что до него ещё нужно идти около двух километров. Из достопримечательностей в глаза бросался сельсовет с развивающимся над ним помятым триколором и застекленный торговый ларёк, ничем не отличающийся от тех, которые встречались Виталию на каждом углу в Москве.

— Вон, видишь зелёный домик с красной крышей? Вот там Григорьевна и живет. Можешь сказать, что от меня. Ну, всё, пока, — Сергей протянул Ларькину руку и принялся разгружать свои ящики и коробки.

Виталий дошел до указанного Сергеем дома и осторожно постучал.

— Анна Григорьевна, можно к вам?

За дверью была тишина. Ларькин постучал ещё раз, потом толкнул дверь и вошел внутрь.