ГРАС. Цикл

Амбал Грибов вначале просто слушал, делая пометки у себя в блокноте, потом начал задавать уточняющие вопросы. Какой конкретно подвид муравьев? Удаленность от мест радиоактивного заражения — по каждой деревне? Не проводились ли белорусскими учеными в последнее время какие-либо биохимические опыты в данных районах?

Записи его были неплохо видны капитану Сивцову, но тот смог разобрать только одну, сделанную во время рассказа о происшествии в деревне Волок: «Гомельский крысолов?» — в кавычках и с вопросительным знаком. Почерк у Грибова был по-медицински неразборчивым, к тому же читать приходилось вверх ногами. Запись напоминала Сивцову что-то, услышанное давно и случайно, но что именно — он так и не смог вспомнить.

Генерал и прапорщик в разговор не вмешивались. Иван Семашко отвечал на вопросы уверенно и спокойно, удивляться он начал чуть позже, когда разговор зашел о мутациях животных в районе катастрофы. Многие факты были известны практически одному только Ивану, материалы о них он еще никому не показывал. Впрочем, это же все-таки ФСБ, подумал он потом с уважением.

— Нежизнеспособные монстры нас не интересуют, — негромко говорил Грибов. — Двухголовые птицы и заплетающиеся в ногах зайцы живут недолго и потомства не дают. Нас интересуют животные, устойчивые к радиации, живущие сообществами и способные передать мутацию по наследству. Не это ли мы наблюдаем? А может быть, что-то другое? Несколько явлений сразу? Такое тоже вполне допустимо.

Семашко пробормотал в ответ что-то неразборчивое, но, судя по интонациям, утвердительное.

— Заметную и устойчивую мутацию мы наблюдаем у пауков-крестовиков вдоль берегов Уборти, — продолжал Грибов, подражая интонациями телеведущему Дроздову. — Эти милые существа вымахали в последнее время настолько, что длина одного лишь брюшка у отдельных особей достигает пятнадцати сантиметров, так что они имеют возможность не ограничиваться насекомоядной диетой, а разнообразить свой рацион мелкими птицами и грызунами. Но это все-таки не то, что нас интересует. Впадающие в спячку кошки-альбиносы — тоже не страшно, хотя и интересно. Все-таки удивительные существа.

— Как и все семейство кошачьих в целом, — кивнул Иван.

— Как и все семейство. Иные кошки выдерживают излучение в 7 грей. Смертельная доза для лошади или коровы, стопроцентная гарантия. А кошка может выдержать. Но заниматься придется, к сожалению, не ими, а, например, саранчой. Вы ведь знаете, что она появилась в верховьях Припяти в больших количествах, а сейчас мигрирует по вашим южным районам?

— Знаем.

— Мы тоже в курсе. Довольно странное явление, учитывая характер миграции. Что хотелось бы сделать? Определить источник тех событий, о которых вы рассказали. Возможно, он один. Судя по всему, мы имеем дело с каким-то крупномасштабным аномальным явлением. Мы хотели бы помочь вам в его исследовании, установлении причин и, если понадобится, — в ликвидации последствий.

— Установление причин — это потом, — неприятно оскалив зубы, сказал Сивцов. — Вначале нужно ликвидировать последствия. А это уже наше дело. Что вы имеете в виду под словом «помощь»?

— Помощь. В том числе и экономическую, — ответил генерал. — Но для этого наши наблюдатели должны непременно присутствовать на месте событий и видеть все своими глазами.

— Наблюдатели так наблюдатели, — снисходительно согласился Сивцов. — Мы ничего не имеем против. Много будет ваших наблюдателей?

— Учитывая масштабы предстоящих операций, ограничимся тремя, — сказал Владимир Константинович. — Прошу белорусскую сторону учесть, что все наши люди— специалисты по расследованию аномальных ситуаций и в случае необходимости советую к ним обращаться.

— Сами справимся, — сказал Володька. — У нас все готово. Люди и техника на местах, ждут только сигнала. К началу сентября не будет там никакой аномалии.

Начальник Группы по Расследованию Аномальных Ситуаций Борисов сидел за пультом компьютерной системы «Вампир» и внимательно смотрел на экран. Илюша Большаков вывел изображение, передававшееся с Лубянки, на центральный большой монитор, а сам отъехал в сторону со своим креслом и заправлялся крепким кофе. Веки его после бессонной ночи были красными. Впрочем, это воспаление не проходило уже лет пятнадцать,

Телекамера была установлена где-то за спиной Яковлева и настолько выше его головы, что от генерала попала в экран только лысеющая макушка. Заместитель Борисова капитан Ларькин и прапорщик Ахмеров едва виднелись слева, у самого края. Зато белорусских гостей было видно очень хорошо. Настороженно поблескивал черными глазами и презрительно оттопыривал большие губы Сивцов, слушая рассказ своего спутника о захолустных чудесах. Ученый говорил с едва заметной иронией, очевидно стараясь изложить факты по возможности объективно.

Кроме того, майор видел на экране еще одного человека, которого не видел никто из присутствовавших в кабинете — лейтенанта Рубцову. Хотя, нет, Виталий Ларькин уже научился побеждать ее астоматическое внушение, да и Ренат, наверное, угадывал порой в пространстве ее контуры — когда, как сейчас, гипнотическая программа не была адресована ему лично. Ирина сидела за столом напротив генерала Яковлева и внимательно рассматривала белорусов, порой поглядывая на Виталия. Она помогала Ларькину вести беседу, сканируя мысли приехавших и передавая их капитану в виде текста. Самого текста, естественно, майор уже не видел.

«Где же у них там телекамера? — между делом подумал Юрий Николаевич. — Там только портрет Путина висит... За портретом, не иначе. Всевидящее око. А наш генерал юморист. То-то он Большакова так любит».

Илья прихлебывал кофе и противно хихикал, слушая рассказ Ивана. Юрий Николаевич ждал, что он вот-вот выдаст какой-нибудь хулиганский комментарий по поводу услышанного. Но Илья с несвойственным ему терпением досмотрел передачу до конца и, только когда гости скрылись за дверями генеральского кабинета, произнес:

— Все это напоминает мне один анекдот. Приходит мужик к соседским воротам и стучит. Никто не отвечает, он стучит сильнее. Тогда к воротам выходит собака и тихо так говорит: «Мужик, не стучи, дома никого нет». Тот бряк в обморок. Потом приходит в себя и спрашивает у собаки: «Ты чего, гавкать не умеешь?» Собака отвечает: «Умею, но не хотела тебя пугать!»

— Так, — не рассмеявшись, сказал Борисов. — Все?

— Все.

— А если серьезно?

— Да и так все ясно, Юрий Николаевич. В каком-то смысле. Судя по всему, дело наше. Надо ехать, разбираться. И заниматься этим придется не мне.

— Да я тебя в Новгородскую губернию неделю отпрашивал, а тут как-никак другое государство. Могут не пустить.

— Сами с Виталием поедете?

— Нет. У меня здесь есть дела. Пусть едут Ренат с Ириной. Рубцовой нужно опыта набираться.

— Правильно. К тому же, у нее с комарами хорошо получается. В смысле, без них, Она же умеет как-то от них защищаться по методике снежных людей. Вот и пускай. А по Белоруссии я спец небольшой, — Большаков оттолкнулся ногами от пола, прокатился в кресле по комнате, как в тележке. — Первое воспоминание о белорусах осталось с седьмого класса. У нас в селе вечная нехватка учителей была. Вот, помнится, училка по русскому языку ушла в декретный отпуск и возвращаться из него не собиралась. Дите, корова, все такое. Присылали бог знает кого, никто дольше двух месяцев не держался. В числе прочих была и эта, из Белоруссии, Наталья Александровна. Эх мы ее и мучили. Хорошая тетка, молодая, только ударения в словах иногда путала. А мы ее всем классом с наслаждением поправляли. До того зашугали, что, когда она читала как- то раз Некрасова: «то бурлаки идут бечевой» — сказала, как положено, бурлаки. А там авторское ударение на втором слоге.

— А вы ее, конечно же, опять поправили? — спросил майор.

— А как же! С большим удовольствием, — подтвердил Илюша.

— Фашисты, — покачал головой Юрий Николаевич. — Зверье. Правильно говорят, что дети ближе к природе.