Страница 18 из 22
Илай
Конечно, Миа всасывает свою нижнюю губу внутрь рта, прикусывая то, что я должен. Это действие заставляет мой уже твердеющий член дергаться.
Я заканчиваю разворачивать ее халат, медленно стягивая толстый покров, с одной стороны.
В отсутствие темноты снаружи я могу беспрепятственно рассмотреть все, что делает Мию такой чертовски восхитительной. От ее идеальных грудей, которые все еще носят отметины от моего укуса, до ее влажной киски, спрятанной между мягкими бедрами.
Ее светло-коричневая кожа слегка подсвечивается лампой рядом, подчеркивая ее изгибы таким образом, что мой пульс учащается.
Я опускаюсь на колени в ожидании ее ответа, мои руки разминают ее плоть.
— Что ты скажешь, любимая?
— Да! О боже, да.
— Опять ты за свое, — я ухмыляюсь, раздвигая ее колени. — Умоляешь кого-то, кого здесь нет. Давай это исправим.
Не дожидаясь, я опускаю рот над ее киску, всасывая её клитор в свой рот. Инстинктивно она пытается сомкнуть ноги, но я заставляю её их снова раздвинуть.
Я отказываюсь быть ограниченным для всех способов, которыми я хочу поклоняться ей.
Я скольжу языком по ее киске, мой голос слегка приглушен.
— Задавай свои вопросы.
С ее губ срывается стон, и она снова опускает голову на подушку. Я никогда не устану от этого звука. Я никогда не устану заставлять ее издавать этот звук.
— Х-хорошо, — дышит она, ее грудь двигается вверх и вниз гораздо быстрее. — Ты делаешь наши касания пальцами на льду?
Вопрос застает меня врасплох, почти заставляя приостановить свои томные облизывания. По телевизору всегда было трудно понять, что именно я делаю, но, думаю, в ресторане это было более очевидно.
Я отпускаю одно из ее бедер и провожу рукой по коже, пока не раздвигаю ее влажные губы. Ее клитор уже так налился. Такой нуждающийся. Я прижимаюсь к нему легким поцелуем, наслаждаясь тем, как она дергается подо мной, резко втягивая воздух.
— Да, Миа, — отвечаю я. — Да.
— Почему?
— Потому что это правильное ощущение. Это напоминает мне о тебе и о том, как ты радовалась, когда мой ответ был правильным. Ты заставляла меня чувствовать себя... хорошо.
Она всхлипывает, когда я возвращаюсь к ее киске, или, может быть, это окончательное осознание того, насколько серьезно я всегда относился к ней, заставляет ее извиваться. Убедившись, что она не пытается сомкнуть ноги, я отпускаю ее второе бедро и ввожу в нее два пальца.
— Илай.
— Хм. Это моя девочка. Теперь ты это поняла, — я продолжаю свою атаку, облизывая, целуя и двигая пальцами. — Ты знаешь, как ты чертовски хороша на вкус? Я мог бы делать это каждый день.
Ее стоны теперь льются свободно, кульминация близка.
— Тебе следует...
Я хихикаю.
— Скажи, что нужно, и я сделаю.
Кроме игривого хрипа, она на мгновение замолкает, воздух наполняют только звуки ее тяжелого дыхания и скольжение моих пальцев в её киске.
Чувство жутко близкое к сомнению охватывает меня, когда я открываю рот, чтобы солгать и сказать, что я не хотел давить на нее или что-то в этом роде. Но она поднимает бедра, прижимая свою киску к моему рту.
— Расскажи мне секрет, Илай. То, что ты хочешь, чтобы я знала, — ее голос едва выше шепота, но намерение в нем ясно. В нем есть намек на уязвимость, и я хватаюсь за него, надеясь, что это тот момент, когда мы перестанем говорить об очевидном.
Я позволяю своим пальцам делать работу, когда приподнимаюсь и толкаю пальцы сильнее в неё, чтобы она продолжала извиваться подо мной.
— Из вестибюля позвонили до того, как мы зашли в душ. Они сообщили мне о том, что буря прошла достаточно, чтобы можно было уехать. Я сказал им, что мы не уедем сегодня. Может быть, даже завтра.
Из всего, что я мог выбрать, о чём признаться, я выбрал это. Почему? Может быть, чтобы она увидела, что уже сделала из меня эгоистичного мудака, который решил, что на этот раз я не отпущу ее так просто. Или, возможно, это было немного менее прямолинейно, чем сказать ей, что мое самое большое сожаление в жизни, это то, что я не боролся за нее раньше. В любом случае, важно, чтобы она получила это сообщение.
— Что... — она прерывается, когда я сгибаю пальцы, задевая то место, от чего по ней пробегает дрожь.
— Я хочу тебя, Миа, — объясняю я. — И не только сегодня.
Ее киска трепещет вокруг моих пальцев, побуждая меня вернуть рот туда, где она нуждается во мне больше всего. Но я жду, желая сказать последнюю вещь.
— Мой секрет, моя правда, Миа, в том, что ты принадлежишь мне. Всегда принадлежала. И всегда будешь.
С этими словами я нахожу ее клитор, всасываю его в рот, а затем сжимаю зубы настолько, что происходит взрыв.
Оргазм накатывает на нее, крепко сжимая ее мышцы. Ее бедра сжимаются вокруг моей головы, фиксируя меня на месте, а ее пальцы вплетаются в мои волосы, удерживая меня там, где ей нужно.
И я не останавливаюсь. Я трахаю ее до тех пор, пока она не кончит, пока ее дыхание не станет затрудненным, а мой рот не будет покрыт ее оргазмом.
Крики удовольствия Мии звучат звонко, от перевозбуждения она дергается подо мной. Только тогда я, наконец, убираю пальцы и рот.
Я осыпаю нежными поцелуями ее чувствительную внутреннюю часть бедра, нашептывая свои похвалы.
— Ты так хорошо себя чувствуешь, любимая. Я не могу дождаться, когда почувствую, как ты обхватываешь мой член.
Она стонет, ее голова падает набок и смотрит на меня насыщенными, остекленевшими глазами.
— Тогда не жди.
Я ухмыляюсь, приподнимаясь, чтобы опереться локтями на внешнюю сторону ее ног. Проведя большим пальцем по губам, я наклоняю голову.
— Тебе больше не о чем спросить? Что-нибудь сказать о моем признании?
Миа слегка качает головой.
— Нет.
— Могу я задать тебе последний вопрос? — я тянусь к своим брюкам рядом с ней, вытаскивая презерватив из бумажника.
— Конечно.
Я раскатываю резинку по всей длине, прежде чем встать, расположившись напротив ее входа.
— Если бы я попросил тебя рискнуть, ты бы согласилась?
Она улыбается, ее карие глаза говорят об этом раньше, чем она сама.
— Да!
Это единственное слово вливается в мою кровь, как яд, развращая мои мысли и заставляя меня поверить, что невозможное больше не является недостижимым.
Это моя гребаная девочка.
Не в силах больше сдерживаться, я врезаюсь в нее.
ГЛАВА 12
Миа
К тому времени, когда я понимаю, что Илай собирается разделить меня надвое, он уже это делает. Его член заполняет меня до упора, растягивая меня до предела.
Мои руки тянутся к его бедрам, держась за них, пока он медленно выходит. Восхитительный намек на боль превращается в чистое блаженство.
Его горячий взгляд приковывает меня к месту, когда он снова входит в меня, каким-то образом проталкиваясь еще глубже. Я закатываю глаза, удовольствие закручивается в животе, прежде чем распространиться наружу, по моим конечностям.
Я знала, что он будет хорош, что он разрушит меня для всех мужчин. Но так?
От затянувшейся эйфории после последнего оргазма мои пальцы на ногах уже подрагивают, но именно то, что он спросил меня, заставляет мое тело быть готовым повторить.
Он хочет, чтобы мы попробовали. Чтобы после него не было ни одного мужчины.
Сначала я бы описала сегодняшнюю ночь так: солнце и луна сошлись, заняв одно и то же пространство, чтобы создать затмение. Редкое событие, которое случается только в определенных частях света и только под правильным углом.