Страница 3 из 16
Глава 2
Глава 2
Уже давно ушла Катюха, за окнами чернильная ночь была в своих правах, а я все думала, как так случилось, что моя жизнь так страшно и нелепо заканчивается? Что заканчивается - я не сомневалась, это чувствовалось очень ясно. Вот сейчас понимаю, что и счастья-то особого не было в жизни, а мне уже тридцать восемь лет. Раннего детства не помню, где-то лет с пяти уже хорошо воспринимала и запоминала себя, окружающих, события. Все, что происходило тогда в стране - проходило мимо моего сознания, у нас в семье был свой мирок.
Старшая сестра давно ушла от родителей, но мама ждала ее каждый день. И болела. Сколько я помню маму, все в доме было подчинено ее болезни и ее лечению. Нет, в самом деле, после моего рождения мама тяжело заболела, и я все детство провела с чувством вины, что это все из-за меня. Но жили мы достаточно обеспеченно, даже по советским меркам - папа руководил небольшим стройуправлением в нашем городе.
А потом приватизация, ваучеризация… как-то папа так ловко провернул это все, что управление стало его личной стройфирмой, и наша жизнь ещё стала богаче - мама лечилась то в швейцарских клиниках, то в израильских, у меня появились гувернантки со знанием иностранных языков, индивидуальные репетиторы по музыке, и прочая мишура ребенка из богатеньких. Правда, родителей почти не видела - мама в клиниках, папа на работе. И кончилось тоже как-то всё внезапно - наезд рэкета, а затем и дефолт, рухнувший рубль, тотальная безработица… исчезли гувернантки и горничные, не стало повара. Чтобы рассчитаться с рабочими, папа продал наш особняк, мы вернулись назад в нашу старую квартиру-трешку. Мама теперь лежала дома.
Чтобы хоть как-то порадовать маму, привлечь к себе внимание, я, школьница, записалась на кулинарные курсы, самые дешёвые, что нашла, научилась готовить. Затем последовали курсы кройки и шитья, ещё какое-то рукоделие, бисероплетение и прочая фигня. Я готовила дома, кормила маму и себя, оставляла горячим ужин на плите уставшему и замотанному папе. Раз в неделю брала здоровую сумку на колесиках и плелась со списком на ближайшую оптовку, закупая продукты на эту неделю, старясь сэкономить и выгадать. Научилась вести тетрадь расходов семьи.
Когда выяснилось, что мне нечего надеть на школьную дискотеку, а пойти хотелось ужасно, ибо там будет кумир всех девчонок с пятого по одиннадцатый класс - мажорчик Артур, я нашла выход. На стареньких джинсах, местами угрожающе протершихся (специально драных тогда ещё не носили) я сделала такую шикарную вышивку на стратегических местах, а коротковатую уже мне футболку обрезала ещё короче и нещадно расшила пайетками и дешевенькими стразами. Мама посоветовала завить на мелкую плойку мои жидковатые косицы, начесать потом кудряшки и облить все лаком с блёстками, который она когда-то привезла из Израиля.
Вид получился сногсшибательным почти в прямом смысле, даже мама, лёжа в постели, смеялась. За ее улыбку и этот смех я готова была никуда не идти, а выплясывать перед ней. В общем, на дискотеке я была звездой, во всяком случае, блестела и переливалась так же.
Мама умерла, когда я училась в одиннадцатом классе. И оказалось, что все в доме держалось на этой хрупкой, иссохшей до прозрачности, маленькой женщине. Папа начал пить вечерами, один, молча, страшно. Мне не надо было спешить домой после школы, и я бесцельно бродила часами по городу. Но тут родилась Катька. Папе к этому времени удалось не только удержать фирму на плаву, но и медленно вставать с колен в бизнесе. Вновь начал строится загородный особняк, появилась домработница. Первые два года своей жизни Катька жила у нас со своими няньками, пока ее мать "врастала" в богему. Потом она забрала ее, вместе с няньками и папиным содержанием. А потом и Катьку совсем нам вернули после смерти Тани.
Пришлось папе брать себя в руки и завязывать с алкоголем - школьница Катька и я, студентка, на руках. Поступила я в инженерно-строительный, хоть и совсем не хотела туда. Не нравилась мне эта профессия, ещё из детства шло, мне казалось, если бы папа меньше бывал на работе, а больше с мамой и мною - мама была бы жива.
Как ни странно, мне нравилось домашнее хозяйство. Я даже нашла в местном универе факультет, где готовили управляющих для элитных гостиниц и частых особняков. Небольшая группа, платное обучение, но папа бы даже не заметил таких расходов. Но нет, кому же достанется семейный бизнес, я наследница и надо, чтобы во всем этом разбиралась. Вот так и покатилось дальше - нелюбимая профессия, нелюбимая работа, нелюбимый муж. Но вбитое в меня с детства чувство долга не давало мне относиться к делам халатно - и институт на отлично, и фирма после смерти отца не пропала, а стала приносить ещё больше прибыли. И даже муж достался, как выясняется, верный.
Я криво усмехнулась. А зачем я вообще замуж вышла? Да так, для положения в обществе. Для того чтобы на приемах было опереться на чью-то руку, чтобы не так тоскливо было вечерами. Может, собаку было лучше завести? Хотя, кому бы я ее сейчас оставила? А Димочка не пропадет, пристроится. Так что и жалеть было особо некого, и сожалеть не о ком. И так мне стало тошно, что я, атеистка в третьем поколении, некрещенная, не верящая никому, кроме себя, взмолилась вслух.
-Эй, кто - то там есть наверху? Кто управляет всем этим бардаком? Услышьте меня, пожалуйста! Прекратите для меня всю эту пародию на жизнь! Я не прошу меня вылечить, так глубоко я не верю, просто оборвите мою версию существования! Проявите милосердие, вам же положено!
Конечно, никто мне не ответил, что и следовало ожидать. Я закрыла глаза и провалилась в черноту то ли безвременья, то ли беспамятства. Долго ли я там была - не могу сказать. Неожиданно рядом раздался старческий раздраженный голос.
-Да слышал я, слышал… занят был. Уйти хочешь, и чтобы все легко было… да у тебя и так ничего особо трудного в жизни и не было, чего жалуешься-то? Родители любили, все дали, ты не голодовала, вон, образование получила. Ну, мужик плюгавенький достался, согласен, так сама выбирала, никого не слушала. И сейчас, спихнула все на девчонку и освободиться хочешь… право такое, у тебя, конечно есть, да только и я могу изменить условия.
-Это нечестно! - пробормотала я заплетающимся языком.
-Честно, нечестно... а ты вспомни, ты всегда честно поступала? А? То-то и оно! Хорошо, я освобожу твою душу. Но! Помнишь, девочку на дороге? Да не трусь ты, не сбила ты ее, вообще, это случайно проявился энергетический слепок ее. Вот ты и проживёшь ее жизнь, до конца. Там.
-Одета она странно, с маскарада, что ли? - голос молчал, и я предположила совсем дикое - она что, из прошлого нашего мира?
Голос хмыкнул - Из прошлого - это точно, а вот нашего мира или нет - потом и узнаешь. Прощай, Лена! Помни, что счастье этой девочки - это и твое счастье!
Голос затих, а затем и я затихла, погружаясь в темноту и уже не замечая, как реже стала дышать, как замедлялось сердцебиение, как истошно взвыли сигналы аппаратуры... Елены Константиновны Демидовой в этом мире не стало существовать.
***
Голова болела нещадно, глаза не хотели открываться, да ещё чей-то голос совсем рядом испуганно и уныло бубнил, и меня ещё трясли при этом.
-Ленни, вставай, Ленни! Ты же глаза открывала, я видела! И так лежишь пластом третий день, матушка ваша уже гневается, сказала, не встанешь сама - так она придет и поволокет как есть, в одной рубахе! И пусть господин нотариус и господин пастор увидят тебя такой! Ленни! Ну, хватит, вставай!
Тон голоса сменился на безнадёжный, казалось, обладательница его сейчас заплачет. Я с усилием открыла глаза. Вначале все было мутно и плавало передо мной, но постепенно зрение сфокусировалось, и становилось четким. Надо мной нависала темная остроугольная крыша, перекрещивающиеся балки. Дырок в крыше не было или я не заметила. Но холодно было ужасно и ветхое одеяльце, которым я была укрыта, спасало мало. Вообще, где я, что я? Нет, я точно помню, что я - Елена Демидова, и я умерла. И разговор тот с голосом помню. Выходит, теперь я та девочка, и зовут ее Ленни. Мне почему-то казалось, что Гретхен. Но где девочка, то есть, теперь я, нахожусь? Какая матушка и что случилось с Ленни?