Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 17



Отец покупал самые дорогие лекарства, мама день и ночь сидела у Катиной кровати, но той становилось все хуже и хуже. Катя умерла через три недели. Лиза навсегда запомнила каменное, посеревшее лицо отца и красные, распухшие от слез, глаза мамы, когда те стояли у свежезарытой могилы ее сестры. Сама Лиза очень переживала смерть сестры – ее милого «котика». С ней даже случилась истерика, и мама долго качала ее, усадив на колени и прижав к груди. Она успокаивала Лизу, говорила, что такова судьба и нечего с этим поделать, а у самой из глаз беззвучно катились слезы и падали Лизе на щеку. Казалось, что от этих ударов невозможно оправиться, но судьба готовила ей еще более страшные испытания.

В июне тридцать седьмого у отца на работе произошел конфликт с вышестоящим начальством по поводу, какой-то новой концепции в строительстве. Как-то на совещании он отчаянно отстаивал свою точку зрения. И в один из моментов, когда один из высокопоставленных чиновников сказал:

– Вот товарищ Сталин не одобрил бы вашу инициативу.

Отец в запальчивости выкрикнул:

– Да что товарищ Сталин может понимать в современном строительстве?

Через мгновение он уже понял, что случилось непоправимое, и осекся, но в зале уже стояла мертвая тишина. Некоторые из присутствующих даже втянули головы в плечи, будто должен был вот-вот обрушиться потолок.

Тишина, провисев несколько минут, была нарушена все тем же чиновником. Он несколько раз кашлянул и, недобро посмотрев на отца, сказал, что это совещание следует немедленно прекратить и продолжить позднее. Все члены совещания быстро поднялись и покинули зал. Никто не подошел к отцу и не попрощался с ним. Все старались держаться от него подальше.

После этого инцидента отец был всегда хмур и задумчив. Часто, посадив Лизу на колени, он гладил ее по голове, но мысли его были далеко. Лиза ничего не знала, но видела, что родители чем-то озабочены. На ее вопросы мама всегда отшучивалась, но Лиза видела ее грустные, встревоженные глаза и сердце ее трепетало. Она чувствовала приближение беды, и каждый день готовилась к ней. Но все приготовления ее были тщетны, беда застала ее врасплох.

Однажды среди ночи, когда ей снился радужный сладкий сон, она почувствовала, как кто-то трясет ее за плечи и, сдерживая рыдания, повторяет:

– Лизонька, доченька, проснись…, вставай скорее.

Лиза, находясь еще во власти сна, никак не могла понять: зачем маме понадобилось будить ее среди ночи, но послушно поднялась и, шлепая босыми пятками по полу, пошла за мамой, которая тянула ее за руку в гостиную.

В гостиной ярко горела люстра. Посреди комнаты стоял отец, почему-то одетый, и двое военных. Лиза никак не могла собраться с мыслями и понять: зачем здесь эти военные и почему отец одет так, будто собрался уходить. Да еще этот яркий свет, который заставлял закрываться и без того слипавшиеся глаза. Взглянув на маму, Лиза поняла, что это беда. Что-то подсказывало ей, что она видит отца последний раз. Сердце ее сжалось в маленький дрожащий комочек, и сон слетел с глаз в одно мгновение.

Она кинулась отцу на шею и жалобно, роняя слезы, запричитала:

– Папочка, куда ты? Я не хочу, что бы ты уходил.

Отец обнял ее, как всегда погладил по голове и тихо спокойно сказал:



– Ну что ты, принцесса? Я скоро вернусь. Просто я уезжаю в командировку. Иди спать. Помогай тут маме, пока меня не будет.

Его слова звучали убедительно, и Лиза начала было успокаиваться, как вдруг мама с рыданиями бросилась к отцу и обняла его вместе с Лизой.

Тут один военный сказал, что пора идти и довольно грубо отстранил маму, которая продолжала цепляться за френч отца. Отец в сопровождении военных пошел в прихожую и на пороге обернулся, как бы говоря:

– Прощайте.

– Папа!

Закричала Лиза. Этот последний крик долго потом стоял у нее в ушах. Они с мамой уже не могли заснуть и всю оставшуюся ночь просидели, крепко обнявшись, на диване в гостиной.

Вскоре по дому, двору и школе распространился слух, что отец Лизы – враг народа, что он проповедовал вредные для социалистического строительства – буржуазные идеи и оскорбительно отзывался о самом товарище Сталине. Недавно самые преданные друзья, теперь стали сторониться Лизы. На все ее обращения отвечали односложно, и с какой-то натянутой вежливостью, за которой сквозили враждебность и страх. Учителя, еще недавно ставившие ее всем в пример и по учебе и по отношению к товарищам, теперь старательно игнорировали и при каждом удобном случае старались придраться к любой мелочи в ее поведении и учебе. Из отличницы Лиза очень скоро превратилась в троечницу. При этом она вовсе не стала плохо учиться. Она так же усердно делала домашние задания и прекрасно отвечала на уроках. Просто оценки, которые ей ставили, стали ниже. Кроме того, по некоторым предметам в журнале напротив ее фамилии стали появляться двойки, происхождение которых она не могла объяснить.

Сначала Лиза боролась, но очень скоро поняла, что ей не справиться с этой стеной отчуждения. И она смирилась с судьбой, превратившись из фаворитки, из-за которой дрались мальчишки, в серенькую замкнутую девчушку, на которую никто не обращал внимания.

Денег в семье сразу поубавилось. Маме пришлось давать уроки музыки и заниматься репетиторством, чтобы как-то сводить концы с концами. Глафира Терентьевна, боготворившая Сталина, уволилась сразу после ареста отца. Нагрубила маме, применив при этом такие выражения, смысла которых Лиза даже не поняла. Соседи на улице перестали здороваться и в довершение всего, вскоре их выселили из шикарной государственной квартиры в комнату в большой коммуналке.

Изменения в жизни были столь стремительны, что Лиза пребывала в шоке, но сносила все тихо, плача лишь в душе, да по ночам в подушку, чтобы мама не слышала. Она понимала, что маме приходится гораздо тяжелей, чем ей и не хотела расстраивать ее еще и своими переживаниями. От этих внутренних рыданий душа ее выгорала, обугливаясь и растрескиваясь, что не могло не сказаться на ее внешнем виде и поведении. Лицо ее приобрело строгое и тревожное выражение, а движения стали резкими, как будто она всегда была готова уклониться от удара. Она стала молчаливой и замкнутой, никогда не принимала участия в групповых обсуждениях, в художественной самодеятельности, в праздниках.

Почти никогда она не отвечала на ядовитые выпады и насмешки против нее, но никогда и никому не спускала выпадов против ее отца. Она очень любила его, особенно теперь, когда его не было рядом, и свято верила в его невиновность. Она также верила в то, что там, куда его забрали, обязательно разберутся во всем и отпустят его. Отец вернется, и они опять заживут той (хоть и не полностью той) но прежней счастливой жизнью.

Единственным человеком, которому Лиза могла доверить абсолютно все, и к которому могла прижаться в минуты тоски и одиночества, была ее мама. После всех ударов судьбы, та стала относиться к ней особенно нежно. Нежность, которая раньше распределялась на всю ее семью, и запасы которой были неиссякаемые, теперь обрушилась на Лизу. Теперь, когда злой ветер выдрал все остальные ростки, она была готова оберегать свой последний росточек руками, телом, дыханием и в борьбе за него была готова в любое мгновенье погибнуть сама.

Лиза теперь сама занималась домашним хозяйством: наводила порядок, готовила, мыла полы. Мама, возвращаясь с работы, частенько поругивала ее за это, пытаясь делать все сама, но Лиза была непреклонна и та скоро сдалась.

Мама не оставляла попыток узнать что-нибудь о судьбе отца. Она писала в разные, иногда очень высокие инстанции, но ответы либо не приходили вовсе, либо, что случалось довольно редко, содержали расплывчатые сведения, которые еще больше усиливали тревогу. Но мама не сдавалась и продолжала разыскивать отца. Ее непреклонность вызывала в Лизе чувство гордости за ее стойкость и мужество. Она была для Лизы тем источником, от которого можно было заряжаться энергией, когда все представало в черном цвете и опускались руки. Так, поддерживая друг друга, они прожили еще два года.