Тринадцатые Звездные войны

Кресс заскулил и кинулся к дому. Когда он был около дверей, посмотрел наверх.

Насчитал дюжину длинных белых очертаний, ползающих во всех направлениях по стене здания. Четыре из них висели как гроздья под вершиной колокольни, где когда-то было гнездо сокола-стервятника. Они что-то вырезали. Лицо. Очень знакомое лицо.

Симон Кресс завизжал и вбежал в дом.

Алкоголь в соответствующем количестве ниспослал ему уже давно ожидаемое спокойствие. Он проснулся не смотря ни на что. У него страшно болела голова. Он вонял и был голоден. Очень голоден. Голоден как никогда перед этим.

Он знал, что это не его желудок скручивается. Наверху стоящего рядом с ним шкафа к нему присматривался, слабо двигая усиками, белый песочник. Он был также велик, как и тот, которого он застал вчера в глиссере.

Кресс подавил желание тут же убежать.

— Я... я тебя накормлю,— сказал он песочнику.— Накормлю тебя.

У него пересохло во рту, язык напоминал наждак. Он провел по губам и выбежал из комнаты.

Дом был полон песочников: он должен был внимательно смотреть, чтобы ставить ногу. Все они, как казалось, были заняты какими-то важными делами. Они вводили изменения в его доме, рыли отверстия в стенах, что-то вырезали. Он дважды наткнулся на свои лица, смотрящие на него из самых неожиданных мест. Они были искаженными, искривленными, зараженными страхом.

Вышел наружу, чтобы принести гниющие там тела. У него была надежда, что они успокоят голод матки. Но он не нашел их, они исчезли. Кресс вспомнил, с какой легкостью песочники носили вещи намного большие, чем они сами.

Мысль, что матка была голодной постоянно даже после такой еды, заставила его ужаснуться.

Когда он вошел обратно в дом, по лестнице выливалась колонна песочников. Каждый из них нес кусок пищухи. Отрезанная голова, проплывая рядом, казалось, смотрела на него с укором.

Кресс опорожнил холодильник, кладовые, собирая все продовольствие посреди кухни. Дюжина белых ожидала пока он закончит. Они забрали все, пренебрегая только замороженными продуктами, оставляя их посреди большой лужи, чтобы они оттаяли.

Он Знал, что нужно сделать. Он подошел к центру связи.

— Яд, я делаю сегодня вечером маленький прием,— сказал непринужденным тоном, когда отозвался первый из его друзей.— Я понимаю, что говорю тебе об этом страшно поздно, но я надеюсь ты сможешь прилететь. Постарайся.

Потом он позвонил Младе Блейн и другим. Девять из них приняли приглашение. Он надеялся, что этого будет достаточно.

Кресс приветствовал своих гостей снаружи, песочники очистили территорию довольно быстро. Его усадьба выглядела почти так, как перед битвой. И провел их к входным дверям. Жестом пригласил гостей войти первыми. Он не пошел за ними.

Кресс осмелился сделать это, когда уже четверо из них прошли внутрь. Он захлопнул двери за последним, игнорируя удивленные крики, которые спустя мгновение сменились ужасающими воплями. Он быстрым шагом поспешил к одному из принадлежащих гостям глиссеру. Он быстро вскочил в середину, нажал стартовую пластину и выругался. Естественно, они были запрограммированы так, чтобы реагировать на папиллярные линии хозяина.

Следующим появившимся гостем был Яд Раккис. Кресс подбежал к нему сразу же, как тот вышел из глиссера, и схватил его за руку.

— Садись обратно, быстро,— сказал он, подталкивая его.— Возьми меня с собой в город. Поспеши, Яд. Убегаем отсюда!

Раккис вытаращил на него глаза, не двигаясь с места.

— Почему? Что случилось? Симон? Я ничего не понимаю. Что с твоим приемом?

А потом было уже слишком поздно, так как песок вдруг стал двигаться, на них смотрели красные глаза и тупо стучали клешни. Пара клешней впилась в его щиколотку, и внезапно Раккис упал на колени. Песок, казалось, закипел от подземной активности. Яд упал как мешок. Он протяжно завизжал, когда песочник раздирал его на куски. Кресс почти не мог на это смотреть.

После этого события Кресс уже не пробовал убегать. Когда все было кончено, он осушил остатки запасов из бара, напиваясь до потери сознания. Он знал, что пользуется этой роскошью в последний раз. Последний алкоголь, который еще оставался, находился в подвале.

Кресс не съел ни кусочка за весь день, но засыпал все-таки сытым, ужасный голод исчез без следа. Прежде чем сонные кошмары взяли над ним верх, он задумался над тем, кого бы еще пригласить завтра.

Утро было сухим и жарким. Кресс открыл глаза и увидел, что на шкафу снова стоит песочник. Он сжал веки, надеясь, что когда он их откроет, этот кошмар его покинет. Это был не сон. Кресс засмотрелся тупым взглядом на белое чудовище.

Он смотрел так почти десять минут, пока в конце концов у него появилась мысль, что тут что-то не так. Песочник не двигался.

Естественно, песочники могли пребывать в неподвижном состоянии, иногда даже ненатурально. Тысячи раз он видел, как они умели ожидать и наблюдать. Однако, всегда можно было что-то выловить — судороги ног, сжатие клешней, волнение длинных нежных усиков.

Песочник на шкафу казался полностью окаменевшим. Кресс встал, сдерживая дыхание, и не осмеливаясь надеяться. Неужели он был мертв? Неужели это возможно? Он прошел в другую часть комнаты.

Глаза песочника были остекленевшими и черными. Он, казалось, опух и гнил внутри, а освобождающиеся газы раздували фрагменты панциря.

Кресс коснулся его дрожащей рукой.

Песочник был теплым — даже горячим — его температура постоянно повышалась. Однако он не двигался. Кресс убрал ладонь, а за ней отвалилась, как бы оторвалась, часть белого экзоскелета. Открытая кожа была белой, однако казалось менее твердой. Она пульсировала, распухая от нарастающего жара. Кресс попятился и выбежал из комнаты. В холле лежали три следующих песочника. Они выглядели так же, как и тот, которого он нашел в спальне.

Сбегая с лестницы, он был вынужден перескакивать через лежащие на ступеньках белые фигуры. Ни одна из них не двигалась. Они были по всему дому, мертвые, подыхающие, погруженные в летаргию... Кресса не касалось то, что с ними произошло. Самое важное, что они не могли двигаться.

В своем глиссере он нашел четверых. Он их по очереди вынул и выбросил. Как можно дальше. Проклятые чудовища. Он вскочил внутрь, уселся на половину съеденном, порезанном сидении и нажал стартовую пластину. Ничего.

Он снова попытался. Еще раз. Ничего. Что-то было не в порядке. Это все-таки был его глиссер. Он должен стартовать. Кресс не понимал, почему он не летит.

Потом он вышел наружу и осмотрел глиссер, ожидая самого худшего. Он не ошибся. Песочники разорвали антигравитационную сеть. Он был в ловушке. Он все еще был в ловушке.

Осознав это он пошел обратно домой. Он вошел в свой домашний музей и снял со стены древнюю секиру, висевшую рядом с тем мечом, который когда-то был испробован на Кэт м’Лейн. Он взялся за дело. Песочники не двигались даже тогда, когда он разрубал их на кусочки.

Он уничтожил двадцать, прежде чем понял бессмысленность того, что делает. Они не имели никакого значения, а кроме того их было страшно много. Он мог бы работать весь день и всю ночь, но тем не менее всех ему не убить. Он должен спуститься вниз в подвал и использовать секиру против матки.

Решительным шагом он двинулся по лестнице. Когда двери подвала оказались в пределах видимости, он остановился как вкопанный.

Дверей уже не было. Стены вокруг них были съедены. Отверстие стало в два раза больше и круглее. Яма и ничего больше. Не оставалось даже следов, что над этой пропастью были когда-то двери.

Из отверстия выходил мерзкий, удушающий смрад, а стены были влажными, окровавленными, покрытыми пятнами белой плесени.

А худшее было то, что они дышали.

Кресс встал на другом конце помещения и чувствовал, как выдох обдувает горячим ветром. Он попытался не задохнуться, но когда ветер подул в обратную сторону, он убежал.