Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 4

Он глубоко вздохнул и тоскливо-тяжело глянул на меня.

– Плесни последнюю, да пойду я…

Когда рюмка была опустошена, Сенька молча пожал мне руку и потихоньку вышел из нашего бара.

Пару месяцев его точно не было.

Последний раз он приходил в начале лета. Уже лучше одет и щетины меньше, но глаза всё такие же тяжёлые, а на лице, помимо прочего, красовались свежие ссадины.

Сенька снова молча положил деньги на стойку, а я, ничего не говоря, налил ему любимого напитка.

После двух рюмок он, всё же, заметил мой интересующийся взгляд на его лицо и неохотно прохрипел:

– Я же говорил, что найдут меня… вот и нашли… даже здесь… эх, браток, боюсь, видимся мы с тобой в последний раз… убьют, ведь…

– А в полицию пойти не пробовали? – постарался я хоть что-то ответить.

– Да кто ж мне поможет-то там? Заявление-то примут, но только это ж «висяк» для них! Сам же понимаешь, как наши менты работают…

Повисла тишина, нарушаемая лишь фоновой музыкой нашего заведения, звоном посуды и отдалённым смехом, и фразами.

– Эх, налей, пожалуй, последнюю, да пойду я, потихоньку…, – грустно прохрипел он.

Снова зубровка наполнила рюмку, и вновь Сенька, в своей манере, одним махом её опустошил, после чего угрюмо глянул на меня, просипел что-то типа «прощай» и, не оглядываясь, вышел….

На душе стало как-то холодно и пусто….

Хороший мужик, просто в жизни не повезло. И всё же, я надеялся его ещё увидеть, ведь от него прям исходила эта самая человечность, что от обычных людей, ой-как, нечасто исходит…

Однако с тех пор, в нашем баре он не появлялся, и сам я его не встречал нигде. Неужели и вправду за ним пришли?..

Солдат

Мы слабо верим в чудеса,

Но верим искренне в приметы.

И наших судеб паруса

Иными ветрами воздеты.

И.Н.Морозов

В нашем заведении люди в погонах появлялись нечасто, и то, в основном, полицейские и прочие силовики, которые, как правило, брали что-либо с собой и исчезали. Военные, по крайней мере, в открытую к нам не захаживали. Скорее всего, потому что наш бар находится вдоль главной дороги города, а потому, если военные тут и проезжают, то времени у них просто нет.

Лунарёв же в первый раз появился в форме. Собственно, благодаря этому факту, я и узнал сначала его фамилию, что была вышита вместе с инициалами «А.А.» на левом кармане синего авиационного кителя, на котором красовались такого же цвета погоны с голубыми просветами, между которых была одна большая звезда; всякие разные нагрудные знаки и два ряда орденских планок, чьи ленты красиво переливались на свету.

При первом посещении «товарищ майор», как его тут же прозвал администратор, находившийся в тот момент рядом со мной, заказал простой водки. Это, конечно, произвело впечатления, хотя и было ожидаемо – типичный жёсткий военный, обычно по скромному пьёт водку. Разговаривать офицер особого желания не изъявлял, впрочем, его никто и не тянул за язык, лишь бы заплатил. Правда, напоследок, отдавая купюру, он сказал:

– Я ещё как-нибудь приду. Для меня тогда сразу водку готовьте.

С этим, конечно, проблемы отсутствовали, ибо этой самой водки было аж тридцать марок, а количества – хоть залейся!

Между тем, майор не обманул, и, в самом деле, вскоре – дня через три – снова появился, но уже в простой гражданской рубашке и джинсах.

Без фуражки и остальной формы его лицо казалось, как будто, добрее, голубые глаза смотрелись красивее и насыщеннее на фоне угольно-чёрных волос. Я даже его не узнал сначала, только когда он произнёс:

– Я к вам приходил три дня назад в форме. Лётчик. Просил, чтоб вы мне сразу водку наливали.





Я вспомнил кто это, подал ему рюмку, тут же наполнил её и предложил чем-то закусывать, но майор ответил:

– Потом попрошу.

Залпом выпил всё содержимое, занюхал рукавом рубашки, проморгался, а затем посмотрел на меня.

– Может, всё-таки закусите? – спросил я.

– Отставить! – бросил клиент. – Я же сказал потом попрошу.

Тут его выражение лица сменилось, и он уже мягче добавил:

– Ты извини, что я так жёстко, просто уволился недавно – отвыкнуть трудно.

– Понимаю, ничего страшного, – ответил я.

– Да, знаешь, просто иногда люди обижаются, а то и смотрят косо, когда так говоришь им.

– Ну, профессиональный сленг, что уж тут?

– М-да-а-а…, – протянул Лунарёв. – Когда на нём почти двадцать лет разговариваешь, хех…

– Двадцать лет служили? – спросил я, подливая водку.

– Чуть поменьше – шестнадцать, – ответил офицер, опустошая рюмку. – Мечи закуску!

Я тут же подал ему тарелочку с салом и гренками, и сам не заметил, как начал уплетать всё это вместе с ним.

– У меня, получается, шестнадцать «календарей», – начал он, прожевав сало, – а если с лётными и прочими1… ну, ты понял… тут, короче, все двадцать, а то и больше выйдет.

– Ёлки, дык, это ж вы уже генералом могли бы быть, наверное! – восхитился я.

– Какой там?.. – усмехнулся Лунарёв, выпивая очередную рюмку. – Меня, кстати, Анатолий зовут.

Он протянул мне руку, я ответил на рукопожатие.

– Слушай, а у вас тут коктейли же есть? – вдруг спросил он.

– Конечно…, – ответил я, и только собрался предложить ему глянуть меню, как Лунарёв бросил:

– А сделай мне «секс на пляже»!

Конечно, от такого сурового человека было неожиданно услышать подобный заказ, но, как говорится, хозяин-барин, а потому – сказано-сделано.

Потягивая коктейль, Анатолий осматривался в зале, а затем как будто невзначай произнёс, возвращаясь к предыдущей теме разговора:

– А знаешь почему я не стал даже полковником?

– Почему же? – спросил я.

– А, вот, жопу никому не лизал потому что! Чуть-чего – так все сразу: «ой, Лунарёв!», «ой, Толик!», «да ты ж такой профи!». А как я чего-то просил, так всё – пошёл ты, лётчик… в своё небо… а я им в лицо говорю, мол, нет, товарищ, это вы идите, а мне дайте, что положено! Ну, тут уж, как ты знаешь, что положено, на то хер наложено. Всё равно посылали…. Вот я и запарился со всем этим дерьмом жить. Ты, понимаешь, для страны служишь, присягу даёшь, а на деле получается, что ты не слуга народа, как это, по идее, должно быть, а раб гоп-компании каких-то дегенератов, которым приспичило померяться мускулами или ещё чем-то… Всё время тебе твердят, мол, выполняйте свой долг во имя родины, а она вас не забудет! Какая, твою мать, родина? Где она? Что это? Она есть вообще? Или это государство, которое нас посылает, хер пойми куда, а потом чуть-чего: «их там нет!», а тебе, если по морде не дадут, так молчать под расписку заставят, вот тебе и все дела! Вот те и солдат – слуга народа! Я же, что, думаешь, кичусь своей профессией… бывшей… своим званием? Да я такой же солдат, как и все, просто летал! А на деле-то что? – кому ты служишь – непонятно; кого защищаешь, ради кого воюешь – тоже загадка; зато, когда тебя обсчитывают или посылают – тут уж не тайна! – тут уж, понимаете ли, так получилось у них! А главное – расскажешь кому, пожалуешься, так тебе же только хуже будет! В лучшем случае скажут, мол, извините ошибочка, а, вообще-то, вас государство не обидело – вон, даже орден вручило! Да я, суки, извиняюсь за слово «да», летаю не за ордена и медали, а за то, хотя бы, чтоб себя и семью содержать, раз идеи никакой нет в мире. Так нет же! Тебя заставляют подписать, что платить тебе будут под сотку, а как платили стандартное жалование – так и платят! Ну, зашибись, не правда ли?! А то, что тебя, как бы, убить могут или ещё что – всем по барабану! Ты – солдат, ты – слуга, ты – расходный материал! А коли реально сдохнешь, ну, тогда ладно, дадим твоей семье какую-то страховку… которую только и можно, что пропить…. А так, конечно, по ящику-то мы все в сказке живём… венского леса, твою мать!..

1

Здесь речь идёт про коэффициенты, которые прибавляются военнослужащим-лётчикам к их выслуге, в зависимости от специальности, места службы и пр. (Прим. авт. В.О.)