Страница 4 из 24
Катерина часто сравнивала рассвет дня с юностью. Оба периода создают ощущение бесконечности времени впереди. Будто в юности (утром) часов, как песчинок в бескрайней Сахаре – их количество дает право замедлиться, не спешить.
Но еще больше в утреннем часе Катерина ценила возможность уединиться. Раньше, живя с семьей, она подрывалась с первым лучом солнца. Это давало Рудковски возможность расстаться с главными делами утром, а затем целый день божествить свою несравненность.
Ни единой душе не дозволено было в этот час посягать на границы девушки. Не единожды утро спасало ее от тревоги и смертной тоски.
Так и в этот раз поутру беспокойства Рудковски с большего поутихли. О случившемся девушка думала как о картинке из фильма, сцене, которую она видела задолго до и по отношению к какой оставалась лишь наблюдателем со стороны.
День, как всегда, обещал быть насыщенным. Тридцать первое декабря уже завтра, а значит, после утренних переводов Катерине предстояло докупить недостающие подарки родителям, сестре и подруге, если за таковую можно считать Карлу Армут, прогулки с которой у девушки случались реже, чем небо светилось от полной луны.
От родителей Рудковски съехала полтора года назад, когда перешла на второй курс заочного обучения. Рассчитывая впоследствии найти подработку, чтобы самостоятельно оплачивать съемное жилье, Катерина остановилась на том варианте, что не сильно стеснил бы родительский кошелек.
Зависимость от кого угодно, финансово или эмоционально, напоминала Катерине клетку, ключ от которой находился в кармане ее владельца. Насладиться свободой разрешалось, лишь угождая хозяину. Мириться с таким унижением свободолюбивая натура Катерины не стала бы. Помня про это, девушка и искала пусть и временный, но вариант поскромнее.
На счастье Рудковски, жизнь предоставила шанс познакомиться с Карлой. Ввиду нежелания принимать ответственность за свою жизнь, последняя все еще проживала с матерью, только и делая, что помогая женщине в школе.
Мама Карлы работала в начальных классах и часто нуждалась в спасительном подкреплении: то с присмотром за малышами, то с заполнением многочисленных бумажек-формальностей – словом, любая помощь была кстати.
Содействие матери не сильно обременяло Карлу, чье времяпрепровождение ограничивалось просмотром скандальных телесериалов. Оно же являлось единственным хобби девушки, так что подмога по школе вносила в жизнь Армут разнообразие.
Карла с матерью жили в довольно неплохой, с современным ремонтом квартире. Значительно хуже смотрелась отделка сдаваемого ими жилья. Оно досталось Карле в наследство от бабушки, и ввиду неидеального состояния цена на квартиру была соответствующая. Даже студент с подработкой мог оплачивать проживание и не бить себя по карману – это с лихвой устраивало Катерину.
Вдобавок к жилью шли все более частые встречи с Карлой. Впоследствии те превратились в подобие дружбы. Нельзя сказать, будто время с Армут рождало в душе Катерины энтузиазм. Но временами девушке страшно хотелось высказать те идеи и мнения, которые, как она сама считала, было кощунством не вынести на обсуждение публики.
– Карла, а что, если я скажу тебе, что я не верю в наличие у человека личности? – спросила ее Катерина, накручивая на палец заднюю прядку волос – одно из немалых чудачеств Рудковски.
– Что ты имеешь в виду? – с недоверием глянула Карла. Брови ее мгновенно подпрыгнули и так же мгновенно вернулись на прежнее, положенное им место.
– Дело в том… Я считаю, поведение человека определяют окружение и ситуация, в которые он попадает. В каждой конкретной обстановке мы ведем себя по-разному, а значит, в нас нет единого стержня. А значит, нет личности, нет и нас!
Катерина смотрела на Карлу с надеждой, будто только у этого человека имелась разгадка вопроса. На лице же у Армут читался насмешливый скепсис – единственное проявление чувств, выражать какое девушке, ввиду ее ограниченности, не составляло труда.
После долгой паузы Карла все-таки снизошла до ответа:
– О Боже, Катерина, тебе действительно интересно это?
Армут всегда выражала к Рудковски немного сочувствия, ведь последняя не разделяла ни любви к примитивным сериалам Карлы, ни ее интереса к вечеринкам для энгебуржцев.
Катерина досадливо покачала головой.
– И для кого я вообще распинаюсь?
– Ну что ты там бормочешь? – заныла Карла.
– Говорю, еще много дел и нам нужно спешить, – солгала, надевая пальто, Катерина.
Девушка думала о таких людях, как Карла, с грустью. Всю жизнь они встают по утрам лишь затем, чтобы плюхнуться на конвейер неосознанных действий. Их тела, потерявшие способность думать, то и дело включают заученные давно программы, пока те, в ком они установлены, позволяют жизни с ними случаться.
Это не люди, но существа, которые до того страшатся выбора и последующей ответственности, что позволяют чему-то извне, непонятным им силам творить их судьбу. Сами того не зная, они выбрали собственный путь – пассивность, неведение, прозябание. Кораблики без капитана, им не важно, куда их закинет шторм.
– Что думаешь? – спросила Карла, и резкость вопроса рассеяла мысли Рудковски. Она не сразу сообразила, что от нее требуется помощь с выбором статуэтки – подарка для матери. Не с ходу узнала девушка и место их нахождения. Она дошла до магазинчиками с мелочами на автопилоте – так глубоко погрузилась девушка в размышления.
«Думаю, для миссис Армут нет разницы, какую бесполезность ты купишь ей за ее деньги», – подумала Катерина, а вслух произнесла: – Та черная кошка с долларом между лап в самый раз.
– Хм, ты права. Мама всегда была без ума от животных.
Попрощавшись с Карлой, девушка заглянула в магазин сладостей и, вдобавок к приобретенным кукле и книге, купила своей пятилетней сестренке зефир в шоколаде. Родителям девушка еще месяц назад урвала билет на представление, о котором пара давно мечтала.
Довольная собственным выбором, Катерина медленно побрела домой, попутно смакуя мысли о празднике, отмечала какой она исключительно в кругу семьи. Уже ближе к полночи, лежа в кровати и грезя о торжестве, Рудковски заметно приободрилась. В этом же блаженстве духа она впервые за многие дни легко и быстро заснула.
Глава 4. И грянул гром
Утром 31 декабря Генри по обыкновению проснулся немногим позже восьми – в такое время парень вставал, когда к десяти его ждали на «пост». Перед работой он каждый день, хотя эта обязанность была только в радость, выгуливал Найду.
Несмотря на то, что сегодня Генри не ждали на смену, он не мог позволить себе роскошь сна до обеда: нельзя так безрассудно тратить минуты самого волшебного дня года. И пусть грандиозные планы на праздник отсутствовали, Генри с самого детства внушали: в дни, подобные этим, обязательно случается настоящая магия.
Все еще лежа в постели, Генри приподнялся на локти и посмотрел на подругу – та, подобно младенцу, невинно плавала в своих грезах, совсем не считая надобность спешки условием праздничного утра. Вид спящей Найды вызвал у парня улыбку. На ее фоне даже луч солнца, ласкающий холку собаки, померк и превратился в безрадостно тусклый блик.
Генри заваривал молотый кофе – теперь в этом деле у юноши не было равных – и намечал в голове детали грядущего дня, когда в дверь постучали. Найда тревожно поднялась, взбодрившись, словно от чашки тройного эспрессо. Сам парень, хотя и парализованный изнутри, выказывал хладнокровие.
В такие моменты казалось, у него нет не то что эмоций, но и представления о них. Впрочем, суровость безупречного лица скрывала от наблюдателей пылкие чувства. И узнать о них разрешалось лишь тем, кому Генри любезно дарил ключ к душе.
Парень медленно поставил чашку на кухонный шкафчик. Он понимал: ни один человек из ныне живущих не знал о его новом месте. С хозяином же квартиры они условились встречаться в определенный период каждого месяца, и в декабре эта встреча уже состоялась.