Страница 70 из 71
— Это, очевидно, вы не видели главного. А я прибыл раньше и видел всё. Как эти двое сорванцов зажали сына у забора, как вдвоём напали на него, избивая. И как он после этого дал им отпор. За что ещё и получил от Вас по попе.
Женщина стояла, раскрыв рот, а Пьер продолжил:
— Я думаю, тем, кто бьёт детей, не позволено работать воспитателем, и я сделаю всё, чтобы вы здесь больше не работали.
— Это несправедливо!
— Да?! Это самое мягкое наказание, которое я могу придумать для вас. Не будь вы женщиной, и не умей я так хорошо держать себя в руках, гарантирую, что с огромным удовольствием оторвал бы вам конечности, которыми вы прикасались к МОЕМУ сыну.
И оборотень сдержал свое слово. Естественно, в элитном частном детском саду прислушались к мнению родителя, особенно такого влиятельного и состоятельного как Пьер. Воспитателя уволили. Но вскоре бета убедил Катю, что теперь он принял Артёма, и будет воспитывать его как своего. Поэтому Пьер посчитал, что впредь Артему будет лучше в стае, где с детей пылинки сдувают. Бете тяжело давалась даже мысль о том, чтобы отвести вновь своего ребёнка в человеческий детский сад, где воспитателями работают люди, то есть те, кто не ценит свое достояние — детей, и кто способен морально или физически обидеть его щенка.
Через несколько месяцев после этой истории Катя забеременела. У них с нашим бетой родился второй сын. Но, как бы это было не парадоксально, после той самой истории в детском саду стал Пьер совершенно другим по отношению к сыну. Он словно пытался загладить перед Артемом вину, постоянно уделяя ему внимание, и балуя его различными игрушками. Их отношения стали настолько близкими и родными, что иногда даже Катя ревновала сына к Пьеру, ведь по любому вопросу теперь Тёма предпочитал обращаться к отцу.
Что же касается меня, за последние годы мой организм приспособился к моему дару. И теперь я уже не испытываю практически никакой боли в моменты, когда у меня появляются видения.
Но, как я ни старалась договориться со своим даром, и «увидеть» информацию о будущей беременности, у меня ничего не выходило. Это пугало. Я безумно боялась, что беременность может никогда не наступить, и что именно поэтому мой дар молчит. В такие периоды на меня накатывал страх, тревога, печаль, а иногда и паника. Мишель всегда ощущал всплеск моих эмоций.
Так и в этот раз он ощутил мои переживания, даже находясь в другой комнате от меня. Он был у себя в кабинете за работой, но почувствовав моё состояние, бросил все дела, и пришел в нашу комнату. Он резко открыл дверь комнаты, а я, столкнувшись с ним взглядом, опустила голову, пытаясь спрятаться и скрыть от него свои чувства. Но чем больше я себя накручивала и переживала, тем сложнее мне удавалось закрывать себя и не транслировать эмоции через нашу связь.
Мишель поднял пальцем мой подбородок и, глядя мне прямо в глаза, твердо, но в то же время ласково и участливо, произнёс:
— Что случилось?
И от его сопереживающего голоса, того, что он пришёл успокаивать именно сейчас, меня прорвало. Сквозь поток слёз я объяснила, что мой дар не показывает мне ни беременность, ни нашего будущего малыша. И я боюсь, что это может значить, что у нас этого никогда не будет.
— Не смей даже думать о таком. Поняла?
— Но тогда почему мой дар, показывая счастье других, молчит о нашем?
— А разве он не молчал, когда я почувствовал, что ты моя истинная? Если бы твой дар тебе тогда это подтвердил, быть может, ты меня так долго не отвергала, правда? Ты не заметила, что твой дар не работает в отношении тебя самой?
— Ты прав, — тихо согласилась я с супругом, отмечая рациональное зерно в его рассуждениях…
Переживания насчёт того, что у нас не получается с продолжением рода, как мне кажется, только ещё больше нас с Мишелем сплотили. Наши ночи это тоже сделало очень страстными и жаркими, ведь нам теперь было ради чего стараться…
В тот вечер я была у Кати, помогая ей нянчится с её младшеньким озорником, у которого резались зубки. От этого он так истошно кричал, что доводил свою маму до истерики. Меня же «спасение» Кати отвлекало от томительного ожидания своего супруга из командировки.
Он отсутствовал четыре дня. А мне эти несколько дней без него показалось целой вечностью. Мишель поехал в Бразилию решать какие-то важные задачи. Меня категорически отказался взять с собой. Впервые ничего не объясняя и впервые за семь лет оставляя дома одну. До этого во все его командировки мы ездили вместе. Он не хотел расставаться со мной и не терпел, чтобы нас разделяло расстояние. Но не в этот раз. И это не давало покоя и подогревало во мне ещё большее беспокойство. При этом мой дар молчал, и я надеялась, что это всё же хороший знак.
Его приближение к территории стаи я почувствовала сразу. Выбежала на дорогу, не дожидаясь, когда его машина доедет до нашего дома. Позже Мишель признался, что эта была опасная миссия, и меня он не взял, чтобы мной не рисковать. А он сам в это время подвергался опасности! Это я поняла, когда увидела ещё не до конца заживший рубец на его спине. И он, такой огромный, раскуроченный, с регенерацией оборотня. Что же было бы в таком случае с обычным человеком? Меня это поразило. Как только представила, что могла по какой-то причине потерять своего Мишеля, меня сразу бросило в холодный пот, руки задрожали, и я судорожно начала ощупывать своего оборотня на предмет иных повреждений.
Зато наша ночь после разлуки и осознания ценности друг друга была непередаваемо страстной и невероятно яркой. Мне кажется, у нас с супругом уже давно так не сносило крышу друг от друга. Давно уже не было такого безумного секса. Мы повторяли наш распаляющий и до безумия жаркий сексуальный марафон ещё пару раз, словно не могли насытиться друг другом после этой разлуки, а затем уснули.
Утром меня разбудили поцелуи Мишеля в шею. Я открыла глаза, поворачивая голову в его сторону. Но он тут же повалил меня на спину и стянул с меня одеяло.
Я кокетливо промурлыкала:
— Моему страстному волку не хватило сегодняшней ночи, и он хочет продолжения?
— Тш-ш-ш, — прошипел он, требуя тишины, а сам оголил мой живот и приник у нему ухом.
После Мишель поцеловал меня чуть выше пупка и стал внюхиваться, втягивая в себя воздух. Я замерла. Через несколько секунд томительного ожидания он прошептал:
— Я всегда тебя хочу, дорогая.
И снова стал нюхать. Я нетерпеливо поелозила на простыне, но не успела его о чем-либо спросить, как Мишель сам пояснил свое странное поведение: