Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 99

16. фух

Несколько времени спустя я вышел на песчаный дворик и потянулся. Моё гибкое тело пронзил приятный хруст. Воистину, школа — настоящая пытка. Я провёл в ней едва ли полтора часа, а всё равно измаялся, как за целый день. Впрочем, последние тридцать минут были особенно непростыми… Когда Икари надоело пытать меня рассказом о моих новоявленных обязанностях, он достал откуда-то целую кипу документов; некоторые должны были просмотреть мои родители, в смысле родители Ямато, другие — уже сама девушка. Хорошо ещё я помнил, как пишется её имя, — спасибо моей чудесной памяти, — если бы не это, я бы оказался в чрезвычайно неловком положение... Страшно даже представить, какое мнение составил бы обо мне Икари, если бы узнал, что я не умею писать.

После этого меня отпустили. Почти. Минут через двадцать — Икари позвонили по важному делу — намечалась поездка в Министерство обороны, где нужно было сдать ещё некоторые анализы и подобрать мне подходящего «СТРАЖА»…

Я и сам не вполне понимаю, как это работает. Я был Стражем, но для меня должны были выбрать «СТРАЖА». Наверное, это были похожие слова в плане своего произношения, но разные по написанию. Иероглифические языки грешат подобными казусами. Ши-ши-ши… В любом случае, что всё это значит я пойму в ближайшее время. А до тех пор у меня было несколько минут, чтобы перевести дух.

— Хм…

Я почесал ноготком свою мягкую щёчку, разглядывая песчаный дворик; отсюда, с порога школы, накрытого тенью фасада, он был похож на своего рода полигон. В голубом небе слепило солнце, мои волосы и юбку поглаживал приятный ветерок.

Вдруг на земле зардел какой-то отблеск. Я подошёл к нему... и замер.

Это был красный след.

Перед моими глазами тотчас промелькнули солдаты, выносившие чёрный пакет. По всей видимости, один из них до этого наступил на лужицу крови. С языка так и срывается парабола: как чисто и чинно не пытайся представить душегубство, какие не придумывай для него эпифоры — «зачистка, санация или ликвидация» — убийство — это убийство. От него всегда остаётся красный след.

К сожалению, выражаясь словами классика: любая метафора — это хромая кляча. Уже сейчас налетевший ветер стремительно засыпал кровавую метку песком. Пройдёт совсем немного времени, и следы преступления совсем исчезнут. Судя по тенденции, это случится ещё до конца занятий, и когда прогремит звонок, дети, как ни в чём ни бывало, пойдут к себе домой. Последнее... даже не воззвание к справедливости, но напоминание о сотворённом горе будет похоронено из-за разницы в атмосферном давлении; попытка достучаться из могилы оказалась слишком тихой; и даже если бы призрак заорал им прямо в уши, даже если бы прямо там, у баскетбольного кольца, стояла виселица, на которой барахталась бы юная девушка, лёгкая, как шелковое платье — люди и тогда бы ничего не замечали. Они никогда ничего не замечают, если не хотят.

Сам не зная почему, я наклонился и коснулся кровавого отпечатка кончиком пальца. И вдруг случилась странная вещь: сперва мою руку пронзил лёгкий ток, а потом я заметил, краем глаза, как из лужицы в неё просочился серый тумана.

Я приподнялся и вздохнул.

Значит они были правы... В Мае действительно сидело порождение кошмара. Причём сильное — от одной этой капельки я ощутил внутри себя такую же плотность, как если бы убил трёх, а то и четырёх крокодилов. Страшно даже представить, сколько тумана в ней было изначально. Если бы это существо вырвалось наружу, школу пришлось бы отстраивать заново. Не проблема, конечно, структура позволяла, но вот школьников отстроить вряд ли получится… Получается, Икари всё сделал правильно?

Кто его знает.

Философия этики меня никогда не прельщала — она требует излишней серьёзности.

Следующие десять минут я валял дурака и рисовал узоры на песке пяткой своей туфли; затем со стороны школы показался Икари.





— Идём, — сказал мужчина и повёл меня на выход. Возле дороги нас ожидала глянцевая чёрная машина.

— Запрещено парковаться возле остановки, — заметил я механическим голосом. Икари меня проигнорировал и сел на водительское кресло. Я развалился на заднем сидении и зевнул.

— Пристегнись.

— Серьёзно?

— ...

— Ладно, ладно, — я пристегнулся и стал смотреть в окно. Через пару минут последнее превратилось в своеобразный проектор, в котором кинолентой стала разворачиваться подвижная панорама городского пейзажа. Один за другим проносились офисные здания и застеклённые торговые центры. Я заметил высокий купол с неоновой вывеской: «Небула Атакует 4: Месть Голитропа!».

Кинотеатр?

Ожидаемо.

Даже при глобальном катаклизме люди требуют попкорна и зрелищ. На широких улицах, по панелькам и на перекрёстках, сновали толпы народа; в застеклённых кафешках офисные работники в потных рубашках уплетали ланч; на крышах белых многоэтажек возились чёрные человечки — самый обыкновенный полдень самого обыкновенного большого города.

Я пытался представить себе, какие подзаголовки были у «Небула Атакует 1-2-3», когда на смену каменным джунглям пришёл ровный газончик. Мы проехали сперва один блокпост, — Икари показал документы; затем второй — продемонстрировал бейджик; третья преграда представляла собой высокую стену, над которой поблёскивала на солнце колючая и, весьма вероятно, наэлектризованная проволока. Прямо за ней побежал скучный полигон.

Через минуту Икари припарковался и сказал:

— Выходи.

Когда мы вышли на парковку, я прищурился в сторону массивного, похожего на космический центр здания. На его отвесной бетонной стене была выгравирована цифра 21. «Центральный Оборонный Пункт Двадцать Первого Района» — пронеслось в моей голове. Икари махнул рукой и повёл меня в сторону фасада.

Внутри громадное строение оказалось на удивление тесным. Со всех сторон сжимались толщи бетона. Икари кивнул девушке, которая сидела в приёмной, и зашёл в лифт.

Железная кабинка вздрогнула и полетела вниз.

Сперва передо мной бежала сплошная серая бетонная стена; затем, постепенно, в ней стали зиять тёмные просветы; наконец, через железные балки чередою вспышек стал проявляться просторный подземный комплекс. Посреди него что-то мелькало, что-то разноцветное — но что? Вот лифт спустился ещё немного ниже, я прищурился…

И обомлел.