Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 99

Когда я проснулся, было раннее утро. Я встал, потянулся и поплёлся на кухню заваривать чай. Что же выбрать: лайм или молочный улун? Зелёный чай лучше всего заходит в раннее время суток — не даром в нём столько кофеина — а чёрный — вечернее. Вскоре засвистел чайник. Я налил кружку и уже было собирался опустить пирамидку в кипящую водицу, как вдруг…

«Динь-динь!»

Раздался дверной звонок.

Моё тело задеревенело, точно его обхватил склизкий, холодный питон, голова которого проникла в мой живот.

«Динь-динь!»

Я сглотнул, поставил чашку возле плиты и на деревянных ногах проследовал в прихожую. Кто бы это мог быть? Старый почтальон? Представитель сельсовета? Или недовольный сосед наконец заметил, что я ворую его алычу?

Вот передо мной нарисовалась железная дверь. Особенно громко прозвенел звоночек: Динь! Я схватил ручку, сделал глубокий вдох и открыл…

В моё лицо ударил свежий утренний ветерок.

— Привет!

...Вместе с ним донёсся звонкий голосочек.

На бетонном пороге моего дома стояла девочка примерно четырнадцати, — хотя нет, её день рождения был девятого июня, — уже пятнадцати лет. На ней было белое летнее платье, открывавшее тонкие, без единого мазка загара, светлые плечики и костлявую ключицу. Её длинные чёрные волосы были завязаны в конский хвостик, который немного покачивался на ветру. Лицо — нежное, светлое, весёлое, с большими тёмными глазами, на которые то и дело падали непослушные волосинки, — улыбалось розоватой улыбкой.

За её спиной стоял чемодан на колёсиках.

— Давно не виделись… дядя! — сказала юная девушка и сложила руки за спиной.

Я захлопнул дверь и направился в свою комнату.

И так, на чём я остановился?.. Сегодня нужно сосредоточиться на работе. В последнее время мои экспедиции задвинули её на второй план. Такими темпами я не смогу оплачивать счета…

«Динь! Динь! Динь!»

Тук-тук! Загрохотало окно моей комнаты. Через прорезь в шторках показалось светлое личико.

Девушка что-то кричала:

«Пусти!»

— …

Я вздохнул, вернулся в прихожую и открыл дверь.

— Это было очень, очень грубо, — делая нарочито серьёзное лицо и постукивая ножкой заявила Таня.

— Грубо заявляться спозаранку и без проса… Аня знает, что ты здесь?

— Конечно! Я оставила маме записку.

— Правда?

— Да. Спрятала её под диваном.

Я помрачнел.

— Шутка! Правда... В смысле, правда, что шутка, а не то что…

— Я понял, — и вздохнул. — Ладно, заходи, — я шагнул в сторону, пропуская девушку в прихожую.

— Спасибо, — сказала Таня и схватила свою ношу.

Собственно, пока эта бестия тащит свой чемоданчик по лестнице, самое время рассказать, кто она такая и почему её появление не предвещало мне ничего, кроме страшной головной боли…

Зовут эту юную даму Татьяна, Таня, и я действительно в некотором, а если быть точнее в самом прямом смысле этого слова её «дядя». Она — дочка моей старшей сестры, Анастасии, от первого брака. Её отец, царствие ему небесное, погиб давным-давно, когда мне было четырнадцать, а самой девочки около нуля лет… С тех пор её мама сменила больше дюжины любовников. Как следствие: у ребёнка никогда не было определённой отеческой фигуры. И потому что я был единственной мускулинной константой в её жизни, — отношения между Анастасией и нашими родителями были не самыми радужными, не буду вдаваться в подробности, история мутная и скучная, — девочка самую малость ко мне привязалась. Определённую роль в этом сыграли дорогие подарки, которые я делал ей на каждый день рождения…





— Фух! — сказала Таня и бросился свой чемоданчик на пол. — Какой тяжёлый... — она наклонилась и развесила руки.

— Ты тащила его прямо с остановки?

— Ага. Круто, правда?

— Я бы не сказал… До города полтора часа на маршрутке. Ты выехала ночью?

— Зависит от определения ночи...

— Определение самое прямо; мама тебе не говорила, что юным девушкам лучше не выходить на улицу в ночное время суток?

— Ах, ты обо мне волнуешься, дядя? Хе-хе, — Таня глупо и смущённо улыбнулась, и вдруг приподняла носик и принюхалась, как хорёк.

— Пахнет чаем.

— Интересно почему...

— Поделишься?

— Нет… Ай, ладно. Идём. Заварю тебе тоже чашку… — я повернулся и направился на кухню. — Ты вообще что-нибудь ела сегодня?..

— Зависит от определения еды…

Примерно через минуту светлое помещение наполнил треск масла на сковородке и сытный запах скворчащего бекона. Таня висела у меня за спиной, аки голодная собачка, и время от времени давала обрывочные ответы на мои вопросы. С трудом, но у меня получилось составить из них более или менее полную картину произошедшего. Оказывается, новый парень её мамы — то ли Армин, то ли Ахмед — пригласил её на море. Анастасия согласилась, — у неё как раз намечался отпуск, — и стала собираться и собирать свою дочь. Но Тане никуда ехать не хотелось, потому что «у неё аллергия на солнце». Вот она и сбежала.

Как-то так.

— Очень вкусно, спасибо, — сказала девушка, макая бекон в яичный желток.

— Всегда пожалуйста.

— Ты отлично готовишь, дядя! — заявила Таня и показала мне большой палец. — Чего и следовало ожидать от такого прекрасного человека…

— Лесть тебе не поможет. Как поешь, собирай чемоданы. В смысле, он уже собран… Я звоню Ане и везу тебя назад.

Девушка повесила голову и стала медленно-медленно ковыряться в своей тарелочке.

— Остынет, — заметил я сухим голосом, схватил телефон, вышел в зал и позвонил на номер «Сестры». К моему удивлению, Аня звучала относительно спокойно. Она действительно нашла записку, — в существовании которой, признаться, были определённые сомнения, — и более того, не спешила требовать свою дочь назад…

— Она никогда не любила море… К тому же у неё аллергия на солнце… Может, не стоит её брать…

— А может ты просто хочешь побыть наедине с Ахмутом?

— Его зовут Ахмир.

— Да хоть Алладин. Мне ты что предлагаешь делать?..

— ...Если не хочет ехать, может побыть у тебя пока.

— «Пока» это сколько?

— Месяц.

— …

— Пожалуйста.

— Ладно... Ладно, хорошо, что-нибудь придумаю, — я поморщился, с раздражением повесил трубку и посмотрел на кухню. Таня всё ещё мучала бекон. На её лице читалась борьба. Ей одновременно хотелось и съесть его наконец, и потянуть немного времени — такие разные стремления разрывали её на части.

Я вздохнул.