Страница 46 из 78
Глава 12
Двести сорок восемь. Плюс две, по которым я спустился спокойно и того ровно двести пятьдесят. Если вы не поняли, это количество ступеней ведущих вниз, в это самое убежище. Посчитать их было очень просто: ровно столько синяков было на моей пятой точке, после того, как я со скоростью пули съехал вниз по обросшей склизкой тиной лестнице и приземлился в лужу с тухлой дурно пахнущей водой.
— Ну ладно, — я поднялся, спокойно стряхнул с себя воду и грязь, (вода и грязь и не подумали стряхиваться), — кто не спрятался, я не виноват...
— Посланник! Мы ждали тебя. Бесчисленные эоны, мы ждали тебя, надеясь и уже теряя веру. И вот ты здесь, принес весть от нашего единственного последователя. Мы ждали и этот день пришёл, а ведь были времена, когда наши расы вольготно жили на просторах всего мира...
«Говори, говори, — злобно подумал я, — знал бы как я дошел до тебя так бы не радовался.»
Древень мои мысли прочитать не смог, при этом говорить не перестал, но я его не слушал: нечто подобное уже вещал чертов друид, но сейчас я не добрый и слегка пьяный собутыльник, а с ног до головы заляпанный потрохами, грязью и вонючей слизью похмельный маг, и вашей проникновенной болтовнёй меня не провести.
Спуск на попе по бугристым корням, двести сорок восемь ступеней, плюс десяток раз, когда я на всей скорости приложился головой о неровные стены, очень сильно понизили мой порог благодушия. Да еще и все Древние расы все без исключения оказались редкостными уродами. Пяток похожих на болотного цвета медуз, пытавшихся пробулькать какое-то невнятное приветствие, испарились от одного гигантского файербола, превратившись в смрадный дым и горстку сажи. Дол, который спустился по лестнице точно так же, как и я, только довольно проблеял, поддерживая это мое решение.
Три шага и покрытый слизью, сочащийся влагой отнорок вывел нас в невероятно огромную пещеру, освещенную мечущимися под потолком болотными огоньками, призрачным светом цветущих папоротников и мхов с лишайниками, медленно мигрирующими по стенам и потолку. В самом дальнем углу пещеры свет тоже присутствовал, освещая изнутри рощицу из толстенных мертвых деревьев. Тут и без яйцеголовых, работающих на Лапочку понятно, что нам туда. Ну что ж... Я шагнул вперед.
Со злостью пришла удалая бесшабашность. Дол, тоже похрустел суставами и упрямо опустив голову шагнул за мной, по тропинке, больше напоминающей устье не до конца высохшего ручья, подблеивая мне, когда я зло начал цедить слова древней песни, подбадривая себя и настраивая на рабочий лад.
По плачущей земле, не чуя сапогов,
Наш обескровленный отряд уходит от врагов,
Питаясь на ходу щавелевым листом,
Ночуя в буераке под калиновым кустом.
Нам отдохнуть нельзя — бегом, бегом, бегом,
А наши, якобы, друзья засели за бугром
И смотрят, как нас бьют, не отрывая глаз,
И только длинные дороги полностью за нас!
Я бросил в рот горсть подвядшей калины, ускорил шаг и тут же скастовал ледяное копье, сбивая с насеста самую уродливую гарпию из тех, что можно было представить. Копье пробило торчащие ребра, обтянутые желтой сморщенной кожей, замораживая и обездвиживая завопившую уродину. Ледяной ком свалился на землю, разбиваясь на части. Ее товарки, сидящие на скальных карнизах, загалдели хуже стаи оголодавших чаек, сорвались вниз, размахивая чешуйчатыми крыльями и, тут же накрытые ледяным бураном, последовали вслед за подругой. Дол без раздумий сагрился на ожившее бревно, которое было раз в десять больше парнокопытного, и с такой силой влепился ему в покрытый корой бок, что превратил его в пазл из трех тысяч щепок-частей, из которых целое бревно уже не в жизни не собрать. Бревно хоть и было чрезвычайно уродливо, но хоть не воняло так, как распавшиеся на части гарпии. Перешагивая через их тела, от смрада я чуть не потерял сознание, изойдя на сопли и слезы, но куража мне это не убавило:
Вытри слезы, отдохни немного, я русская дорога,
Отходи, а я тебя прикрою грязью да водою.
Но по уши в грязи, в воде до самых глаз,
Через какой-то срок враги опять нагнали нас
И бьют ещё сильней, вот-вот и порешат,
Но лютые морозы к нам на выручку спешат!
Измазанные грязью до самых глаз, метров через пятьдесят мы были вновь окружены врагами. Ледяной буран и топор в моих руках запел, круша заиндевевших врагов. Рядом метался Дол, обращая врагов в замороженные отбивные и антрекоты.
Погоди, утри горючи слезы, мы — русские морозы!
Заморозим, заметём тоскою, поманив рукою.
Природа на войне нам как родная мать,
Но есть время хорониться, а есть время наступать,
И вскоре объявились мы во вражьих городках,
И стали всё крушить вокруг, разбили в пух и прах!