НекроХаник 2

— Десять, двадцать… Так, вот твои пятьдесят. Все честно?

Подумав, Нестор одну бумагу подвинул назад:

— Тебе спасибо, добрый человек. Что еще можешь посоветовать?

— Я слышал, что в Одессе есть старец в силе, служит в Церкви Всех Святых. Приход не богатый, но паломники туда захаживают. Зовут его Феофан. Придешь, скажешь, что поклон передает ученик покойного Германа Ерофеевича. Они раньше несколько раз встречались. Попроси у Феофана две ладанки. Одну нательную, вторую сюда поставишь. Домой не носи, там и личной хватит. А здесь людей много бывает, разное могут натащить. Плати, сколько запросит, не вздумай торговаться… Все запомнил?

Перекрестившись, грек повторил:

— Кланяться от ученика Германа Ерофеевича. Просить две ладанки. Понял.

— Удачи тебе, купец.

Убрав деньги, Макаров выбрал пару сапог под свой размер, переобулся и сунул армейское имущество в большой мешок, который подал Нестор. Через пять минут добровольцы выходили на улицу. Там, прислонившись к стене, их терпеливо ждал Мишка-чумной. Протянув ему бумажный рубль, Сергий уточнил:

— Вон те ребята, семечки лузгающие, по нашу душу?

— Похоже на то, господин хороший. Я тут своих спросил, кто мимо пробегал. Народ говорит, в порт корабль из Африки пришел, солдатики деньгами по ресторациям сорят. Похоже, срисовали вас.

— Ничего, разберемся. Если мы кого ненароком обидим, нас не попытаются потом в темном углу приголубить?

— Нет, “ваньки” с греком дружат. Если кто из дураков за свою наглость и пострадает, так это их проблемы. Эти все из шпаны местной, никакого уважения к ним у серьезных людей нет.

— Тогда последний вопрос — как на проспект лучше выйти, чтобы потом до вокзала добраться?

— Придется как раз через тот проход, где вас поджидают. Он прямо на улицу ведет. Там направо — и вокзал будет видно.

***

Дорогу пятерым демобилизованным загородил главарь: высокий крепкий молодой человек лет двадцати пяти, в светлом пиджаке нараспашку и широкой кепке с мятым козырьком.

— А это кто у нас такой красивый? И даже не попрощавшись уходить собрался?

— Ты с какой целью интересуешься? — улыбнулся в ответ Макаров, встав чуть впереди остальных. — Если по делу, так давай не будем зря время терять. А если поболтать, то иди к бабам на рынок, они любят языками зацепиться.

— О как. Еще и наглый… Ладно. Так и быть. Не будем другу другу день портить. Деньги выложили, мешки показали. Одежду, так и быть, снимать с вас не стану. Хотя пиджачки почти не одеванные… Вы с корабля груженные лавэ приехали, придется поделиться.

— Если не секрет, то как зовут столь щедрого человека? Чтобы знать, кому спасибо говорить?

— А тебе без разницы?

— Как скажешь… Фас…

Кусака все время держалась позади. И рядом со складом не отсвечивала, умудрилась найти место в тенечке между бочек. Поэтому стремительный рывок зверя для уголовников оказался совершенно неожиданным.

Удар мордой в грудь, громогласный рев и оскаленная пасть над головой упавшего на спину главаря. Медленно-медленно гиена сдвинулась назад, чтобы злобно щелкнуть зубами рядом с мокрым пятном в паху.

Шагнув вперед, Макаров наступил левой ногой на чужую руку, сжимавшую нож. Показал остальным бандитам револьвер, который достал из-за пазухи, посмотрел на перепуганного идиота:

— Чему тебя только учили, бестолочь. Мы же не купчики на Привозе. Мы с войны вернулись, дубинушка. Все в крови с ног до головы. Тебя на ленточки распустить — что высморкаться… Так как тебя все же зовут?

— Никита я, Сазонов.

— Значит, слушаешь меня внимательно, Никита. Нас ты не видел. Куда ушли, не знаешь. И лучше тебе с остальными очень бодро уйти в другую сторону, освободив дорогу. Потому что если мне хоть что-нибудь не понравится, я насверлю в вас дырок не задумываясь. А на тех, на кого пули не хватит, собачку свою спущу. И очень они пожалеют, что не умерли быстро… Все понятно? Тогда ножик оставляешь и пшел прочь…

Когда пятерка выбралась на улицу, некромант спрятал револьвер и вздохнул:

— Что с людьми жажда наживы творит? Совсем люди мозги теряют. Или они думают, что у нас в мешках все сокровища мира собраны?

— Наверное, тыловиков щипали. Те вряд ли стрелять станут. Да и мало кто с оружием с Африки вернулся, трясли всех, как сидорову козу.

— И меня трясли. Но если покопать, то я с тобой, Герасим, могу пугачом поделиться.

— Мне зачем? У меня есть. Хотя мне посохом сподручнее.

С этим Сергий согласился. Горбун еще при посадке где-то раздобыл деревяшку, похожую на обрубок боевого шеста. Ухватистая, удобная. Опираться на такую хорошо, если куда далеко идти приходится. И при случае по хребтине приложить. Отличная штука…

На вокзале в кассе худой мужчина неопределенного возраста с помятым жизнью лицом мрачно посмотрел на просвет все пять подорожных, затем вчитался в приписку и сразу заявил:

— С животными нельзя. Иди в комендатуру, пусть оформляют доставку грузовым вагоном, в ящике.

— Это вы кому сейчас сказали?

— Тебе, тебе говорю! — сердито фыркнул кассир, швыряя бумаги на стол перед собой. — И нечего мне тут…

В последнее время бывший финансист стал замечать за собой странное желание в выборе решений. Наверное, сказывалась накопившаяся усталость и понимание нависшего над головой молоха карательных органов. И два недовольных лица в конце очереди тоже не радовали. Потеряли на Привозе, еле потом нашли у входа в вокзал. Будь их воля — они бы уже здесь все высказали. Пока же стоят, спину взглядами буравят и многостраничный доклад сочиняют. Из-за них, или по другим вышеописанным причинам, но Макаров решил поступить просто. Сто бед — один ответ. Поэтому стремительно просунул руку в широкое окошечко, вцепился в горло “мятому” и выдернул его по плечи наружу. Посмотрел в посеревшее лицо и громко крикнул:

— Господа, будьте добры! Позовите начальника вокзала, пожалуйста. Здесь штафирка безмозглая смеет унижать рядового добровольческого корпуса, не позволяя ему вернуться домой. И позовите побыстрее, пока я одному конкретному идиоту руки-ноги не повыдергивал.

Народ в очереди с интересом начал вытягивать шеи, с ближайшей лавки уже заголосила дородная тетка с баулами: “Батюшки, убивают!”, замелькала фуражка жандарма. Сергий приотпустил руку, позволив обмякшему телу сползти обратно в кассу, стечь бесформенной амебой сначала на стол, потом на пол.

— И кто их только на работу принимает? Даже поругаться толком не с кем, сразу в обморок падают…

Про себя подумал — парень, как все устаканится, надо будет с экспромтами что-то делать. Дыба по тебе плачет, это понятно. Но совсем уж борзеть не нужно.

Директор вокзала в ситуации разобрался быстро. Моментально оценил недовольный гул граждан в очереди, затем общий вид “бузотера”, зашел внутрь и перелистал бумаги. Покосился на валяющееся у ног тело, затем на застывшего сбоку полицейского. В глазах буквально щелкали шестеренки. Если кто-то на вокзале устраивает дебош — то это или пьяница сдуру, или человек, уверенный в своей правоте. Про добровольцев — в каждой газете. Если попытаться на молодого нахала надавить — то запросто может ситуацию развить по самому плохому варианту. Скандал, журналисты, обвинение “как меня на самом деле Родина-мать встречает”. Да, потом в кутузку отправится, но ушат дерьма директор за шиворот получит. Если попытаться спустить на тормозах, то надо оценить, что именно демобилизованному солдату не понравилось:

— Бумаги ваши оформлены правильно, касса выдает бесплатные билеты.

— На шестерых, господин директор. Пятеро нас, и собака.

— Собаку положено…

— Я уже вашему человеку сказал, он с первого раза не понял. Могу повторить… Моя собака — заслуженный боец, лично награжденный германским командованием. Три боевые медали. Я ее сопровождаю, чтобы князю Новгородскому показать. Чтобы люди знали, как русские воевали, пулям лишний раз не кланялись и не струсили с мертвецами рубиться. Поэтому если вы считаете, что подорожная на боевого товарища выписана с ошибками, я не просто в комендатуру схожу. Я еще на почту загляну и телеграмму отправлю. Тогда вы нас завтра первым классом отправите. С помпой. С оркестром и сворой журналистов.