Страница 18 из 23
— Пошли к нам, — пригласила Леля.
В лагере в сосновом бору познакомились с ее группой — одни девчата. И все каких-то пару недель из Москвы. Мы давай наперебой расспрашивать их обо всем: кто каким фронтом командует, на сколько наши продвинулись вперед, какое оружие сейчас в ходу у подрывников.
— Конечно, не это, — кивнула Леля на наше «противоэшелонное ружье». — С таким драндулетом много под откос не пустишь, особенно на нашем участке «железки».
Их участок — от Крупок до Борисова — тщательно охранялся немцами. Лес на протяжении нескольких километров по обе стороны от железнодорожной колеи вырублен на 50 метров. К тому же рядом проходила автомагистраль стратегического значения.
— В общем, дел у нас — только поворачивайся, — заключила Леля.
Один из моих наблюдательных подрывников — Иван Лысак «узрел» у девчат магнитные мины. На мою просьбу поделиться с нами взрывчаткой Леля, хитро подмигнув девчатам, предложила осуществить операцию вместе.
Наполнили фляги свежей водой, затем склонились над картой. Леля показала предполагаемое место операции. Я было запротестовал: мол, близко от лагеря, дорога сухая, овчарки мигом возьмут след.
— А мы свой отход заранее заминируем, — заметила Леля. — Собака мину обнюхает, дотронется и тут же вместе с проводником — в небеса. Кроме того, можно в липовые лапти обуться, у нас их предостаточно.
Она командовала всей операцией. Объяснила, кто минирует полотно, кто в охране справа и слева, кто прикрывает отход.
На опушке, совсем близко от железнодорожной насыпи, Леля, услышав шум приближавшегося эшелона, подошла ко мне:
— Под стук колес побежим к насыпи, заляжем и будем ждать следующего эшелона.
Вскоре вдалеке послышался шум другого состава, идущего в сторону фронта. Мы по-пластунски вползли на гребень насыпи. Нина Шинкаренко из группы Лели уверенно уложила мину с внутренней стороны рельса. Я передал ей дополнительный заряд тола. Она пристроила его к мине и стала быстро спускаться вниз. Ушли с насыпи левое и правое крыло охранения. Я хотел остаться, но Леля шепотом скомандовала:
— Уходите, я сама прикрою ваш отход.
Вскоре она догнала нашу цепочку, пристроилась впереди и быстро побежала к лесу — спешила вывести группу из зоны взрыва. Вскоре яркая вспышка озарила лес.
— Всем за деревья! — раздалась команда Лели. И тут же со свистом, врезаясь в стволы, застревая в ветвях, посыпались отброшенные взрывной волной щебенка и камни. А на полотне со страшным скрежетом и шумом дыбились, падали под откос раздавленные вагоны; на дороге творилось то, что Леля любила называть «тарарам».
Со стороны «железки» послышалась беспорядочная стрельба дорожной охраны, но мы были уже далеко. Однако, взглянув на свой светящийся компас, я понял, что мы движемся как бы вдоль железной дороги. Подошел к Леле узнать, так ли это?
— Так, — махнула она рукой. — Просто я должна в один из своих «почтовых ящиков» заглянуть. Крюк километров двенадцать. Выдержите?
Я даже немного обиделся. Часа через полтора уже стало светать, мы опять вышли к «железке», к будке обходчика. Леля неслышно (она ходила так, что ни одна веточка под ногами не хрустнет) подошла к поленнице дров, запустила руку вглубь, вынула сложенный листок бумаги, сунула его в карман гимнастерки. Тут же вытащила из другого кармана новый листок и положила его на прежнее место. Как я узнал, в извлеченном листке сообщалось число эшелонов, прошедших в сторону фронта и в тыл, количество перевозимых грузов. Такие сведения для Центра представляли не меньшую ценность, чем пущенный под откос эшелон. А в тайник Леля положила переписанные от руки свежие сводки Совинформбюро для распространения среди населения, а также задание на ближайшие дни…
После первой совместной диверсии на «железке» Леля дала всем три часа отдыха, а потом повела нас в лагерь Бориса Вацлавского. Я рассказал ему о партизанском отряде Виктора Ливенцева и о других известных мне отрядах. После очередного радиосеанса с Большой землей Вацлавский сообщил, что Центр дал командирам местных отрядов добро на разговор по рации.
Сам опытный подрывник и разведчик, я считаю Лелю своей учительницей, а себя — ее прилежным учеником.
11
Виктор Ильич Ливенцев
Когда Павел Кожушко вернулся с очередного задания и подробно доложил о встрече с Колесовой и Борисом Вацлавским, я с превеликой радостью принял предложение провести радиосеанс с Москвой. Год с лишним ждали мы этого часа, и вот наконец встреча с людьми с Большой земли. Каково там? Ведь с начала фашистской оккупации мы не получали центральных газет, у многих по ту сторону фронта остались семьи, для которых мы были «пропавшими без вести». И, как выяснилось позже, на многих из нас даже пришли «похоронки». Поэтому можно представить мое состояние, когда вместе с Кожушко я пошел на встречу с Лелей Колесовой. Только она знала проходы через заминированную местность, ведущие в лагерь Вацлавского.
Не столь важно, как мы дошли до лагеря Бориса Вацлавского — высокого, крепко сложенного человека, опытного разведчика. За окладистую бороду его называли Бородачом.
Наконец-то состоялся мой первый радиосеанс с Центром. В ответной радиограмме Центральный штаб партизанского движения дал четкие указания о порядке подчиненности отрядов, о том, на какие именно железнодорожные участки необходимо обратить особое внимание (Гомель — Минск, Борисов — Орша, Могилев — Жлобин). Большая земля стала присылать нам на транспортных самолетах взрывчатку, мины, вооружение, боеприпасы. И первой из тех, кто вывел нас на связь с Москвой, была Леля Колесова.
Она поражала всех нас, бывалых, смелых вояк, своей редкостной храбростью, удалью, граничащей на первый взгляд с ухарством и бесшабашностью. Но, как я понял вскоре, за всем этим стоял продуманный, тонкий расчет. Чего стоит только ее операция, получившая название «мина-ребенок».
А началось все так. После совместных с Кожушко удачных диверсий на железной дороге девушки опять стали действовать самостоятельно. Не один раз ходили они на «железку», но подложенные под рельсы мины не срабатывали: то ли батарейки отсырели, то ли еще что, а вражеские эшелоны с живой силой и техникой беспрепятственно шли к фронту. В то же время у Павла Кожушко, который выпросил у девушек изрядное количество взрывчатки, детонаторов и мин, эшелоны взлетали на воздух как по заказу. Настроение у девушек сильно упало.
— Павел, конечно, выдающийся подрывник, но мы тоже не лыком шиты, — хмурясь, сказала мне вскоре Леля. — Попробую пойти сама, причем днем.
Выходить на «железку» днем не отваживались даже самые опытные подрывники.
Как ни пытались мы с комиссаром отряда Д. А. Лепешкиным отговорить Лелю от этого крайне рискованного шага, она твердо стояла на своем:
— Не волнуйтесь, я все продумала.
Переоделась во все крестьянское, запеленала тол и мину в обрывок одеяла, как грудного ребенка. Привязав свое «детище» к велосипеду, отобранному у одного из полицаев, Леля укатила, помахав на прощание рукой.
Ждем ее день, второй. Серьезно забеспокоились. Но к исходу второго дня она вернулась взволнованная, веселая. Ее обступили, посыпались вопросы:
— Где пропадала? Как дела?
— Вы мне сначала поесть дайте, — улыбнулась Леля, — я от голода буквально с ног валюсь.
С аппетитом поела и рассказала:
— Только я велосипед в надежном месте спрятала, смотрю, полицейский на тропинке появился. «Чья будешь?» — спрашивает. Хорошо, один партизан как-то рассказал мне, что в деревне рядом его тетка живет, даже хату показал. Так я полицаю и объяснила, мол, иду к тетке. Он недоверчиво хмыкнул, за мной увязался, прямо до хаты проводил. Пришлось мне для него горячую встречу с «тетей» разыграть. «Тетенька, милая, здравствуйте!» — обняла ее, целую и шепчу: «Привет вам от Володи». Хозяйка, спасибо ей, понятливая оказалась. Захлопотала, закуску на стол поставила. А полицай не уходит. Хозяйка бутылку самогона ему сунула, он даже не поблагодарил, зато с глаз скрылся.