Пленники надежды

— Ей-богу, вы великолепный рассказчик, сэр! — сказал губернатор, вытирая глаза.

— Я служу королю Карлу Второму, ваше превосходительство.

— И посему вам приходится жить своим умом, не так ли, сэр?

— Именно так, ваше превосходительство.

— Переселяйтесь в Виргинию, сэр! В землю, где хорошо едят, хорошо пьют, хорошо дерутся, землю отважных мужчин и красивых женщин — из коих получаются добрые жены. — И губернатор, который любил свою жену и был по-рыцарски ей предан, поцеловал медальон, который носил на шее. — Приезжайте в Виргинию, где нам нужны настоящие мужчины и истинные верноподданные. Боже! Мы все полагали, что с воцарением короля настанет новая эра, но будь я проклят, если до нее и ныне не так же далеко, как было всегда. Хотя это, разумеется, не вина Его Величества, — быстро добавил он, словно боясь, как бы его слова не были восприняты как хула на способность Карла привести в мир эту самую новую эру, притом самолично. — Порочный дух нашего века противится помазаннику Божию, восстает против него. Змея пуританства лишь ранена, а не убита. Все эти старые пустые речи о свободе совести и власти народа и тому подобная мерзость (не в обиду вам будь сказано, майор Кэррингтон) остаются бичом наших дней и поныне. Я тоскую по тем старым добрым временам, когда при покойном короле в течение одиннадцати благословенных лет никакой парламент не вмешивался в государственные дела, когда Вентворт пресекал крамолу, а наш блаженный архиепископ Лод укреплял здание Церкви, украшением коей он был. — С этими словами губернатор поднес свою кружку к губам и утопил свои печали в рейнском вине.

— Преданность губернатора Виргинии сэра Уильяма Беркли Его Величеству общеизвестна, — учтиво молвил сэр Чарльз. — Королю ведомо, что пока во главе Виргинии стоит сэр Уильям, колония уверенно движется по столбовой дороге, ведущей к той эре мира и процветания, наступления коей его величество так горячо желает своим подданным, платящим налоги. В последнее время я уже не раз подумывал о том, чтобы покинуть двор, попросить Его Величество пожаловать мне поместье в Виргинии и поселиться здесь, дабы проводить дни на моей собственной земле в окружении моего собственного небольшого двора, живя на патриархальный лад подобно вам, господа. При определенных обстоятельствах я вполне мог бы поступить именно так. — Он взглянул на своего родича, на лице которого отобразилось полное одобрение этого плана, удачно сочетающегося с его собственным.

— Ты мог бы угадать, при каких таких "определенных обстоятельствах" он согласился бы удостоить нас своим обществом, чтоб ему пропасть? — шепнул мастер Пейтон мастеру Кэри.

— Это легкая загадка, Джек. Будь проклят этот наглый, сладкоречивый валет червей, и черт бы побрал женщин! Ни одна из них не устоит перед придворным хлыщом.

— Только не мистрис Бетти Кэррингтон. Уж она-то видит, что у человека внутри.

— Ха! Что же она видит в тебе? Пустую бутыль из тыквы, в которой, словно сушеные семена, со стуком болтается несколько мадригалов, сонетов и утонченных образов из "Великого Кира"?[22]

— Замолчи, молокосос! Говорит наш губернатор.

Губернатор осторожно поднялся на ноги. Его парик съехал набок, галстук из брабантских кружев сбился и оказался под ухом. На его покрасневшем лице, точно череда летних зарниц, играла благожелательная улыбка. Держа свою высокую кружку нарочито ровно, он медленно поднял ее.

Сэр Уильям Беркли, губернатор Старого Доминиона (Виргинии)

— Господа, — высоким голосом проговорил он, — мы с вами поели и выпили. Вино Дика Верни старо и выдержано, и имеет воистину бархатный вкус. Становится поздно, некоторым из вас надо проехать много миль, а для того чтобы быстро скакать, требуется ясная голова. Чтобы опьянеть, Уильяму Беркли, милостью Божией и Его Величества Карла Второго губернатору Виргинии, нужно нечто большее, чем вино Дика Верни. Я провозглашаю заключительный тост. Я еще раз пью за нашего верного друга и хозяина, досточтимого полковника Ричарда Верни, за его прекрасных дочь и сестру, за слугу его, за служанку его, за вола его, за осла его и за пришельца в жилище его[23]. — Он благосклонно улыбнулся отражению сэра Чарльза в дальнем зеркале. — Как видите, господа, "в нужде и черт Священный Текст приводит"[24]. Выпьем же, выпьем, выпьем.

Все с воодушевлением выпили и встали из-за стола.

Губернатор, полковник Ладлоу и капитан Лэрамор собирались переночевать в Верни-Мэнор, а мистрис Бетти Кэррингтон ее отец оставил здесь, дабы она в ближайшие день или два составляла компанию Патриции. Один за другим остальные гости ускакали или уплыли восвояси, причем те из них, у кого имелись парусные лодки, находились в куда лучшем положении, чем их собратья, которым предстояло проделать весь путь верхом.

Когда последний из парусов превратился в белое пятнышко, виднеющееся вдали, Патриция и Бетти вышли на террасу и уселись справа и слева от губернатора, который любил их обеих. Полковник Ладлоу и капитан Лэрамор играли в кости в доме, а полковник Верни, извинившись, удалился, дабы выслушать вечерний доклад своих надсмотрщиков. Сэр Чарльз Кэрью, праздно и бездельно развалясь, сидел в кресле и разглядывал миниатюру, украшающую крышку его табакерки. Губернатор, размягченный вином, то выпускал в воздух широкие кольца дыма, то делал комплименты молодым дамам. Задул вечерний ветерок, под ним зашелестели листья, послышался плеск воды. В западной части неба разливалось золотое море, в котором, то и дело меняя форму, плавали багряные острова. Землю омывал румяный свет, окрасивший воду в тот оттенок розового, который имеет внутренность раковины, приливные болота оделись дымкой, и вдали земля и небо словно слились. Над головой летали чайки и кулики, и взмахи их крыльев были похожи на движение волшебных парусов.

— Будь у меня крылья, — мечтательно молвила Патриция, обхватив руками колени, — я бы полетела прямиком на самый высокий из этих облачных островов. На тот, Бетти, который похож на поле с нарциссами с прекрасными горами и лиловым светом в ложбинах. Я бы водрузила там мой штандарт, сэр Уильям, и этот остров сделался бы моим, а я бы стала править феями, которые, должно быть, там обитают, править железной рукой — как вы правите Виргинией, — со смехом заключила она.

Губернатор рассмеялся вместе с нею.

— Там тебе, душечка, не пришлось бы иметь дело с такими упрямцами, с какими мне приходится разбираться здесь.

— Да, там бы они все были добрыми роялистами и хорошими прихожанами — никаких круглоголовых, никаких невольников — а если бы нам стали угрожать индейцы с соседних островов, мы бы помолились о ветре и уплыли от них по ярко-голубому небу.

— А что бы стала делать Виргиния после того, как ты бы унеслась в свой воздушный замок? — галантно спросил губернатор.

— О, она продолжила бы существовать. Но нынче я туда не полечу. Принцесса из воздушного замка обещает сыграть в шахматы с его превосходительством губернатором Виргинии. А сейчас сюда идет мой отец, который станет развлекать ваше превосходительство, пока мы с Бетти будем гулять. Пойдем, душа моя.

И две изящных девичьих фигурки под руку двинулись по дорожке. Сэр Чарльз какое-то время смотрел им вслед, затем, сказав губернатору: "Позвольте мне удалиться, сэр", — с треском закрыл крышку своей табакерки и спустился по ступенькам. Губернатор засмеялся.

— Идите, идите, сэр, — милостиво молвил он. — Дик, — обратился он к полковнику Верни, когда молодой дворянин торопливо последовал за дамами, — этот светский любезник должен стать твоим зятем, да?

— Я желаю этого всем сердцем, Уильям.

— Хм!

— Он из знатной семьи и получил хорошее воспитание. Его отец был моим родичем, близким другом и преданным роялистом, отдавшим жизнь и земли за этого блаженного мученика, нашего короля Карла Первого. Он умер у меня на руках, когда нас разбили в битве при Марстон-Муре и, испуская последний вздох, вверил мне своего сына. Моя дорогая жена ожидала тогда рождения нашего ребенка, Патриции. Я и сейчас вижу, как он улыбнулся мне (он всегда отличался веселым нравом) и сказал: "Если у тебя родится девочка, Дик, выдай ее замуж за моего сына". Но его сына забрал его брат, а мы с женой уехали в Новый свет, и я не видел паренька доныне, покуда он не явился сюда по моему приглашению, дабы нанести нам визит.

22

"Артамен, или Великий Кир" (1649–1653) — популярный историкогалантный роман Мадлен де Скюдери, считается самым пространным произведением в истории французской литературы, оригинальное издание включало 13 095 страниц.

23

Переложение четвертой и десятой заповедей Божьих.

24

Уильям Шекспир "Венецианский купец", акт 1, сцена 3 (пер. Т. Щепкиной-Куперник).