Страница 40 из 40
Про то, чтобы идти в полицию, я вообще не думаю. Я видела машину этого Артема. Она стоит несколько миллионов. Пойти в полицию – это все равно, что воевать с ветряными мельницами. Я вспомнила про девушку из агенства, которую изнасиловал один такой же, которым все можно. Она обратилась в полицию. А потом ее изнасиловали еще раз. Уже охрана этого недочеловека. Потом... девушка покончила с собой.
Что же мне делать?
В прихожей меня встречает Олеся. Увидев меня, белеет:
– Поль, что случилось? Я места себе не нахожу! Ты же за молоком вышла...
Она берет меня за лицо, рассматривает, оглядывает чужую футболку, под которой нет лифчика.
Ее голос прерывается, когда она спрашивает:
– Поль, тебя изнасиловали?
Начинаю плакать:
– Не-ет! Хо-о-тели. Но-о... – не договариваю, сил не хватает.
Она обнимает меня, прижимает к себе, гладит по голове.
– Девочка моя! Ну все. Не плачь.
А я не знаю, как ей объяснить. И плачу сильнее.
Глава 18
Олеся
Успокаиваю плачущую девушку и думаю о том, как лучше ее расспросить, что случилось.
Неожиданно Поля стала рассказывать сама:
– На меня директор агентства какую-то дурацкую неустойку пытался повесить. Тогда этот парень и нарисовался. Сказал, что решит все проблемы. Сама понимаешь за что. А сегодня, – у девушки вырывается какой-то обреченный всхлип, – просто в машину затолкал и в какой-то дом в лесу вывез. Ударил связал, напугал до чертиков. Там одежду порвал. И я не знаю, почему он остановился, Олесь, но так мерзко мне еще никогда не было. После стал денег предлагать, чтобы я с ним была. Я отказалась. Он меня домой привез. А еще у меня больше работы нет. Я на ипотеку платеж почти собрала. Что теперь будет, а?
Я слушаю внимательно и бешусь. Врожденное чувство справедливости требует, чтобы я повела Олесю в полицию. Общение с Холодовым подсказывает, что это бессмысленно. Как бы мне не хотелось жить в мире, где хорошего больше, чем плохого, и правда торжествует – это не так.
– Ты знаешь, кто это был? – я не могу это не спросить.
Полина мгновенно меняется: от растерянной девочки не остается и следа.
– Я не скажу. И Матвею не рассказывай. Он его убьет. А в ответ его или тоже убьют, или посадят.
Мне бы хотелось сказать, что этого не будет. Но я точно знаю, как отреагирует сын. И он обязательно доберется до мерзавца. Но какую цену за это придется заплатить? Как решить, что делать?
– Поль, я бы не хотела, чтобы ты думала, что ты для меня не важна. Ты – моя дочка. Но я не знаю, как быть. То, что с тобой пытались сделать, нельзя оставлять безнаказанным. Но и ресурсов бороться у нас нет. Если рассказать Матвею, он ... Он сделает то, что должен. Но будет ли тебе от этого легче?
Она невесело усмехается:
– Я все это знаю. Поэтому и прошу – не говори Матвею.
От такого поступка разит трусостью. Но я так устала. Я хочу простых, размеренных дней, наполненных обычными вещами. Без потрясений.
Но у девочки душа болит не только из-за пережитого насилия.
– Поль, насчет ипотеки не переживай – я добавлю, если не хватит. От похорон должны остаться деньги.
Решение наших проблем приходит спонтанно.
– Поехали домой? Вот прям сейчас соберем вещи и на такси уедем? От Саввы магазины остались, ты и Матвей учиться пойдете. Ты же педиатром хотела стать. Как твоя мама.
Полина напрягается, как будто хочет возразить.
Потом передумывает.
– Поехали, – соглашается, кивает белокурой головкой, – Только мне не хочется, чтобы ты думала, что я у вас на шее собираюсь сидеть. Я...
Перебиваю ее:
– Какая же ты маленькая дурочка! Да я бы тебе последний кусок хлеба отдала...
Красивое личико дышит серьезностью:
– Я знаю, Олесь. Я помню, как ты и Матвей меня после смерти родителей выхаживали.
– Тогда, что мы здесь забыли? Не приняла нас Москва. Да и неуютно мне тут. Я бы сюда не поехала никогда. Так жизнь сложилась.
Переглянувшись, мы начинаем собирать вещи. Их немного. С чем приехали, с тем и уезжаем. Мне удалось забрать документы Матвея из школы. Он звонил сегодня. Похороны прошли. Дом стоит пустой. Магазинами нужно управлять. Надо оформлять наследство. Жизнь продолжается. И пусть впереди нас ждет только хорошее.
По окончании сборов у нас получается три чемодана и две сумки. Вполне уместится в легковом автомобиле.
Я звоню хозяевам квартиры, прошу подъехать за ключами и окончательным расчетом. Они соглашаются. Договариваюсь со службой такси, выходит дороговато, но тяжелое мне поднимать нельзя, а Полина одна столько не унесет. Да и состояние у нее оставляет желать лучшего.
В дверь стучат.
На вопрос: "Кто там?", отвечают: "Доставка."
Открываю и обнаруживаю на пороге молодого человека с огромным букетом нежно-розовых роз.
– Ярина Олеся Денисовна? – уточняет парень.
– Да.
– Это вам. Распишитесь.
Ставлю подпись, принимаю цветы и закрываю дверь.
В букете карточка: "Не уезжай. Влад".
Почерк ровный, твердый. Как и текст.
Красивый букет. Только зачем?
Ставлю его в воду в пластмассовое ведро яркого зеленого цвета. Странное сочетание.
– Это от отца ребенка? – осторожно спрашивает Полина.
Киваю.
– Почему ты уезжаешь? Он вроде бы заинтересован. В больнице всю ночь под дверью сидел.
Ее замечание отзывается теплом в груди. Мелочь – а приятно. Но... Как много этих самых "но"...
– Это так только кажется. Через неделю он обо мне и не вспомнит, – отвечаю девушке.
В дверь снова стучат. Может, все же теперь это хозяева?
Скоро такси подъедет. За окном стемнело. И Матвею надо позвонить, чтобы ждал нас.
Однако предыдущий разговор повторяется. На пороге снова курьер с неприлично большим букетом. Цветы только белого цвета. С каким-то голубым отливом.
На этот раз спрашивают Полину. Она не хочет расписываться и брать букет. Ставлю подпись за нее.
И в этом букете тоже карточка. Без подписи. Но надпись я замечаю, прежде чем Полина успевает ее смять и выкинуть в мусорное ведро. "Подумай хорошо, прежде чем решать."
– Давай их выбросим? – предлагает Полина.
– Не надо. В квартире оставим.
Цветы мне жаль. Их я тоже ставлю в ведро с водой.
Семейная пара, которая сдавала нам квартиру, открывает дверь своими ключами. Я возвращаю им ключи. Мы забираем вещи, спускаемся вниз.
Таксист помогает нам уложить чемоданы и сумки. Машина трогается с места.
Вот и все. Прощай, непокоренная столица!
Уже из машины дозваниваюсь до сына:
– Привет! Мы с Полей едем на такси в Воронеж. Ключи от съемной квартиры я вернула, вещи все забрала. Ты как?
Еще не очень поздно, но голос у сына уставший.
Давно я у него такой не слышала.
– Я – нормально. У вас что-то случилось?
Я смотрю на Полину.
– Нет, – ложь слетает легко, – Просто нет смысла оставаться в Москве. Об остальном поговорим, когда приедем.
Пусть все плохое останется в этом городе. Рассказывать Матвею нельзя. Он в любом случае этого так не оставит. Но пострадает сам.
– Я в доме. Хорошо, что ты едешь. А то я растерялся. Магазины, наследство, похороны... Не знаю, как дальше быть.
– Разберемся.
Я заканчиваю звонок и встречаюсь глазами с Полиной.
– Ты все сделала правильно, – говорит она мне.
Я в этом так не уверена.