Страница 6 из 15
— Салим-эфенди, — повернулся Петер-хан к казначею, толстенькому мужичку с вислыми длиннющими усами, одетому в золотую парчу. — И это, мне такую же черкеску надо. Срочно. Вот из такого материала. Хан я или нет?
— Что же вы изволите эфенди хазлетрили в качестве подарка?
— А веди-ка ты меня Салим-эфенди в закрома Родины.
Думал, что в подвал поведут. Нет. Круто всё. Как форт Нокс. Отдельно стоящее здание с охраной из толстеньких стражников в кольчугах. Прямо сюр. Последние в мире кольчуги. Но смотрится здорово.
— Этих двоих я с собой заберу. Они будут императору дары вручать.
В закромах не густо. Всё время войны. Но две вещи вполне подходили для подарков. Нельзя. Нужно три. Нужно что-то и для Марии Фёдоровны присмотреть. Для жены Александра и любовницы бывшей Адама Чарторыйского — Елизаветы Алексеевны или Луизы Марии Августы — дочери баденского маркграфа Карла Людвига прямо просилась в подарок диадема. Притягивала взгляд. Даже не красотой. Так себе красота. Старинностью вещица брала. Диадема была отлита из золота и довольно посредственно обработана, не было шлифованных плоскостей, которые и придают золоту шарм. И вставки из зелёных камней были обработаны в виде кабошонов. То есть, не умели ещё делать грани на драгоценных камнях, когда изготавливали шедевр сей. Диадема могла принадлежать даже скифам. Веяло от неё древностью. Но никого скифами не удивить. Нужны римские императрицы. Кто там на слуху? Какая-то Феодора была? Стоять, бояться. А как ту тётку звали, которая христианство насаждала? Которая святые реликвии нашла? Святая Елена. Всё! Пусть это будет диадема Святой Елены — матери императора Константина. Кто сможет опровергнуть, она же из Азии родом?! На какой-то иконе Брехт её видел в такой же трёхзубой диадеме.
— Вот взгляните, хазретлири, — ткнул пальцем в кубок Салим-эфенди, — у нас говорят, что это кубок самого царя Дария.
— Ну, нда! — а вообще, смотрится эта вещь ещё древней, чем диадема. Видно, что литьё хреновенькое, с раковинами, от шлака оставшимися, которые обработка до конца удалить не смогла. Дорого опять не смотрится, нет шлифованных плоскостей. И камни какие-то тусклые, даже не все драгоценные, бирюза в основном. Но если объявить, что это кубок самого царя Дария, то просто название перевешивает любую красоту. Ни у одного европейского монарха ничего такого нет. Не терновый венец и не Крест Господень, но не менее круто.
— Ещё матери Александра нужно что-то подобрать, — Салим Эфенди почесал репу.
— Драгоценности есть, но они мелкие. Кольца, серьги, броши. А, вот эфенди хазретлири, вот кубок с острова Мурано в золотой окантовке.
— Во! То, что нужно, — Брехт бережно поднял кубок из красного стекла в обрамлении красноватого-червонного золота со вставками из рубинов. Тоже обработанных в виде кабошонов. Пафосная вещь.
— Хазретлири доволен? — склонился казначей.
— Если в Дербенте есть ордена, то тебе нужно самый большой выдать.
— Есть. В Дербенте всё есть.
В маленьком Дербенте нашли подарки императору, и эти подарки не стыдно подарить. Такие себе ни один король позволить не может. Вещь! А этот трусливый жмот — хан кубинский прислал четыре свёртка материи. Два разных шёлка, ну, да один в пурпур крашен, скорее всего, в настоящий пурпур из ракушек который делают, второй голубой. Тоже яркий. И два куска парчи, одна почти вся из золота, вторая золото с серебром. Смотрится не плохо, но ведь он не тётке какой подарок на день ангела делает, а императору всероссийскому на коронацию. Скупердяй. Ладно, вернёмся, посчитаемся.
— Вашество, вставайте, подплываем, — тряс его Ивашка.
— Отставить кадет. Не вашество сейчас я никакое. Обращайся, как положено: «Ваше высочество»!