Прикоснись ко мне

— Мама никак не оторвется от новых фотографий, её любимая коллекция пополнилась особенно забавными фото.

— Извини, Лизонька, но Сереженька столько красоты распечатал. Здесь и вы с Никулей есть. А малышка где?

Пока мы разговариваем, Мирон отвечает на телефонный звонок. Я не расслышала всех подробностей, но подозреваю, что говорил с мамой. За всей суетой, кучей шуток и морем вкусностей я забыла уточнить у Мирона о звонке. Неожиданно наше веселье прекратилось. На пороге гостиной появилась взъерошенная Ирина Ивановна и Геннадий. В руке женщина держала какой-то листок и грозно им, словно флагом, размахивала.

— И как всё это объяснить?!

Я ничего не понимала, так же, как и все те, кто был рядом. Мирон первым оклемался и пересек комнату, взял листок из рук матери и нервно закашлялся.

27 глава

Мирон смотрел мне в глаза с сожалением, вот только почему именно так, понять не могла. Молчание в гостиной слишком затянулось, пока его не нарушил ещё один нежданный гость. Самойлов появился за спинами родни, как черт из табакерки. Мне даже показалось, что он уже не первую минуту стоит и наблюдает за развернувшимся представлением.

— Почему молчим? Никто же не умер?

Мирон пытается увернуться от руки дяди, чтобы тот не выхватил листок с чем-то предельно актуальным, но схватка закончилась победой Николая.

— Что же мы здесь такое страшное имеем? Эй, парень, не нервничай.

Мирон действует резко и настырно, вот только в спор вмешивается его мать, Ирина Ивановна перехватывает руку сына и грозно шипит:

— Вы нам, милые Лиза и Мироша, ничего не хотите прояснить?

— Да что же там?!

Алина Валентиновна соскакивает с кресла и спешит к детям.

Я ничего не могу понять: что же забавного нарыли на меня неугомонные родители. Хм, не удивлюсь, если за неделю нарыли на меня полно компромата. Вот только что же такого сверхъестественного они смогли отыскать.

— Итак, анализ ДНК на отцовство. Предполагаемый отец: Никитин Мирон Геннадиевич, ребенок — Митяева Вероника Владимировна.

Меня словно гвоздями к стулу прибили. Я даже не могу осознать, в каком виде теперь предстаю перед всеми этими людьми. Мать Мирона готова жечь всё на своём пути, бабушка пытается отобрать у Самойлова документ.

— Мы могли бы поговорить об этом без лишних ушей, — взревел Мирон, с долей агрессии обращаясь к родителям. — Лиза, прости, я и подумать не мог, что всё так получится. Мы уходим!

Мужчина протягивает мне руку, я же боюсь встать со стула, ноги кажутся ватными. Я не сильна в подобных нюансах, но степень родства этот тест показал отменно. И здесь два вопроса, которые, вполне, крутятся на языке у Ирины Ивановны: отец Ники не Мирон, но и ребёнок является родней их семье. Чья-то рука помогает мне подняться, чувствую, что рядом Мирон, он что-то шепчет мне на ухо, но я не реагирую. В комнате начинается настоящее сумасшествие. А я боюсь глаза оторвать от трясущихся пальцев, которые сминают край платья.

— Нам нужно ехать, давай, пока все не оклемались.

— Она никуда не едет, мы все решим здесь и сейчас, — достаточно громко вынесла строгий вердикт Алина Валентиновна. — Николаша, ты ничего не хочешь рассказать своим родным?

— Николай? — Голос Алисы был не менее удивлен, девушка тоже смогла урвать частичку новостей, заглянув в отчет, который держала её мать. — Мам, что происходит? Кто отец Никиты? Здесь пишут, что предполагаемый оте…

— Вы же видите, в каком она состоянии, — вновь вмешивается Мир и тянет меня прочь из гостиной.

Твердая рука Алины Валентиновны хватает меня за запястье, женщина заставляет меня посмотреть ей в лицо. Она всё сложила, как дважды два, и поняла сразу, увидев отчет и вспомнив сцену недельной давности на кухне.

— Тебе нечего бояться, останься и поговорим только втроем, если тебе будет так лучше. Коленька, жди нас в библиотеке.

Я умоляюще смотрю на Мирона, но парень лишь тяжко вздыхает и глазами пытается сказать: я же предупреждал, что нужно бежать как можно раньше.

Меня за руку ведут куда-то в конец коридора. Здесь я не была, да и не имею такой моды исследовать чужие владения без лишнего на то разрешения. Самойлов испарился из гостиной за считанные секунды. Я не видела выражения его лица, но чутье подсказывала, что меня ждёт жаркий разговор.

— Мам, дай нам возможность поговорить наедине.

— Я всё- таки не ошиблась, сын?

— Потом поговорим, — не то умоляет, не то шипит.

— При условии, что вы сейчас оба, смотря мне в глаза, скажете, что давно знаете друг друга и между вами что-то было.

— Мам, было, рада? Теперь прости, но нам нужно поговорить без свидетелей.

— Лизонька, знай одно: если он — дурак, то все остальные здесь вполне адекватные люди.

Она серьёзно? Я не верю своим ушам. Родная мать готова защищать постороннего человека, но не сына? Но зачем?

— Простите, что пришлось стать свидетелем подобного представления.

Прохладные пальцы Алины Валентиновны сжимают мою ладонь, жест поддержки, не иначе.

Что же, делаю глубокий вдох, собираюсь с мыслями и, если можно назвать смелостью мой жест, поворачиваюсь к Николаю, сложив руки на груди. Мне кажется, я уже немного свыклась с шумом и криками, ничего лучше от Самойлова не жду.

— Почему Ника родилась так рано?

Странный вопрос, похоже, что не это я предполагала услышать. И теперь смотрю в лицо Николаю и пытаюсь понять, какие чувства он испытывает.

— Это как-то связанно с твоей семьей, у вас что-то случилось?

И этот туда же, недалеко ушел от сестры, нарыл материала вдоволь. Мне всегда было интересно: какую же именно могут раздобыть информацию о клиенте детективы?

— В тот вечер, когда мы с тобой столкнулись под дождём…

Я пыталась вкратце рассказать о том, как сбежала из дому, о том, как столько месяцев жила в страхе быть пойманной. О переживаниях за судьбу Ники, о встрече с отцом в больнице и, в финале, о встрече с Мироном. Я не стала утаивать информацию о том, из-за чего именно парень расстался с Ариной. Не думаю, что теперь это стоит скрывать.

— Твой племянник вырос настоящим мужчиной, — эта фраза стала финальным аккордом в моём рассказе.

В окна барабанил дождь, мрачная погода смешалась с приближающимися сумерками. Я только сейчас поняла, что безумно соскучилась за Никой. Безудержно хочу вернуться домой и обнять крошечное тельце своей дочери, почувствовать родной запах и расслабиться.

— У вас с ним всё серьёзно?

Что-то подобное недавно я слышала от Мирона. Какой-то эффект дежавю преследует по пятам, только персонажи меняются. Пожимаю плечами, потому что продолжать изливать душу, свое настроение, уже нет моральных сил. Что изменится, если я раскрою ему все карты?

— Я не готова говорить об этом. Извини, но мне нужно возвращаться домой, меня там ждут.

— Ты уйдешь отсюда только тогда, когда я этого захочу.

— Что? — Мне показалось, или только что в голосе Самойлова прозвучали властные нотки. — Не смеши меня, всё, что знала, рассказала тебе. Какие ещё могут быть вопросы?

— Ты, правда, настолько наивная… хотя нет, постой, ты видимо наивно предполагаешь, что твоя жизнь с ребенком останется прежней.

— А разве в ней что-то должно поменяться?

— По крайней мере, графа «отец» в документе.

— Пожалуйста, тебе никто не запрещает, если ты готов признать Нику своей, а не нагулянной, — специально кусаю его теми словами, которыми Николай разбрасывался при первой встрече. — Только будь добр, сделай повторный тест ДНК, чтобы наверняка.

Дверь, которую я пыталась открыть, резко захлопывается под твердым нажимом Самойлова. Мужчина находится в опасной близости со мной. Но мое волнение позволяет мне не делать глупости, не поддаваться на его мужское очарование. Право же, я предельно удивлена тому, что Самойлов не пытался бушевать, громить мебель или трясти меня за волосы. Он, уверена, был очень удивлен новостями. А всему виной именно тест ДНК. Если бы я ему просто так сообщила при первой встречи, что он приходится отцом прелестной дочери, то, вероятнее всего, забросал меня нелестными эпитетами и попросил убраться восвояси. Теперь же мужчина собирается с мыслями, уйти не даёт, а мне больше нечего добавить.