Прикоснись ко мне

— Ты только не переживай…

Обычно такие слова звучат, если человека впереди ждёт что-то малоприятное. Я думала, что никакие струны души не дернутся, но, увы, даже мой ребенок как-то нервно повернулся или пнул меня, даже дыхание сбилось.

— Ир, говори, что произошло? С тобой всё нормально, как твои родные?

— Тут понимаешь какое дело, твой отец… в общем, он попал в аварию, был в реанимации, врачи много шансов не дают, но он держится. Тебе решать, как поступить. Мама с отцом были у него, он что-то бормотал о том, как виноват перед тобой.

Тугой комок сжал моё горло, и в такой момент я не могла выдавить из себя и полслова. Ира ещё что-то рассказывала, но я плохо слышала слова, в ушах звенело, а пинки ребенка становились сильнее.

Тётя Вера застала меня сидящей на краю кровати, мобильный валялся в ногах, из динамика слышались слова Иры, но я не реагировала.

— Тебе плохо?

Из дому тетя Вера провожала меня с тревожной душой, но останавливать, отговаривать или как-то влиять на мое решение не рискнула. Меня же в родной город гнала одна мысль: я могу не успеть и больше никогда его не увидеть. Куда-то рассеялась моя обида на поступок отца, мне вдруг стало его безумно жаль — беспомощного, слабого. И пусть он был сам виноват в том, что избрал престиж и деньги в укор семье, не мне его судить. Каждый человек сам решат, что для него важно. Мы с мамой не стали той важной частью, которую нужно ценить, уважать и любить. Он выбрал деньги, признание, не сумев совместить все эти составляющие. Мой побег никоим образом не повлиял на его бизнес, Баринов использовал особенный подход к отцу, и их сделка увенчалась успехом. Бизнесмен в отце добился успеха.

В палату к отцу меня пропустили без лишних вопросов. Я распахнула дверь, но моя решительность улетучилась ещё у входа в огромное здание больницы. На больничной койке лежал некогда солидный, привлекательный мужчина, в одно мгновение превратившийся в жалкого, одинокого и никому ненужного.

Нерешительно делаю шаги вглубь палаты, в нос бьет резкий запах лекарств, уши улавливают писк оборудования. Смешанного с тяжелым дыханием отца. Медсестра предупреждала меня, что он ещё некоторое время будет спать, но у меня сложилось впечатление, что он уже давно проснулся. Его веки вздрогнули, лицо с лёгких ссадинах исказила гримаса боли, едва слышимый стон слетел с его губ.

— Прости, — он смотрел мне в глаза, и казалось, что по его бледной коже скатилась слеза.

— Не трать силы, просто соберись с духом и борись за жизнь.

Моя нижняя губа предательски задрожала, я сдерживалась, как могла, но это было выше моих сил. Хотелось прижать ладони к лицу или же уткнуться лицом в подушку и плакать, плакать, плакать. Как всё глупо и безрассудно. Почему люди раскаиваются только тогда, когда столько горя принесли своим близким. Люди, в своем большинстве, склонны жить одним днем, они не задумываются о том, что когда-то из фартовое время закончится и наступит время пожинать плоды. Я стояла среди палаты словно истукан, и словно кто-то невидимый кричал мне на ухо: это финал. Но я настырно продолжала отрицательно качать головой, наивно думая, что проснусь, и всё будет, как раньше, в детстве, когда я еще не понимала всех трудностей под названием «жизнь».

— Я стану дедом? Ты замужем?

Эти вопросы отрезвляют меня, выводят из пучины отчаяния. Я бросаюсь к кровати и смутно соображаю, помню лишь одно: беру отца за руку и бормочу:

— Только не умирай, никогда не поздно всё поменять.

— Мужчина, вам сейчас туда нельзя, пациент с дочерью общается, туда разрешено только близким.

Я поворачиваю голову на шум и забываю, как дышать. Баринов собственной персоной занял своей высокой фигурой весь дверной проём. Страх и отчаяние кольнули меня в сердце. Я затравлено посмотрела отцу в глаза, но он отчаянно замотал головой, повторяя:

— Только не убегай, это не то, что ты думаешь.

Ребенок внутри меня отчаянно занервничал, я слышала, как ритмично отдавал под ребра чечетку. Моё состояние отчаяния моментально передалось дочке, я соскочила на ноги и сделала несколько шагов в сторону от кровати.

— Володя, я примчался сразу, как только узнал о тебе, вернувшись из командировки.

Смутно слышу взволнованный голос Баринова, но кожей ощущаю его оценивающий взгляд. Он не сразу понял, что я в положении, а когда увидел, глаза как-то странно прищурились.

— Беглянка вернулась?

— Пётр Ильич, сам удивлен.

В палату врывается лечащий врач, и это дает мне возможность бежать. В тот момент думать и анализировать я не смогла. Мне казалось, что я попалась в ловушку, как глупая, безмозглая муха, летящая в паутину. Слёзы мешали четко видеть по сторонам, я смахивала крупные капли и бежала к выходу, не сразу осознав, что едва ли не по пятам за мной следует Баринов. Он несколько раз окликал меня, но страх и отчаяние гнало меня вперед.

В моём положении я довольно ловко пробежала расстояние от больницы к какому-то магазину. Влетела со всей дури в высокого амбала, мужчина оказался ловким, ведь успел подхватить меня и придержать, чтобы не упала.

— Ты куда спешишь вся такая беременная и быстрая?

Голос приятный, но какой-то нервный. Смотрю снизу вверх, а высокий какой, я ему едва к плечу доросла. За спиной вновь слышу голос Баринова, поворачиваю голову, а он в ста метрах от меня.

— Тебя преследуют?

— Да.

— Лиза, не дури, постой, я тебе всё объясню.

Мой спаситель ловко толкает меня вперед, садит меня в огромный автомобиль, садится за руль и стартует ровно в тот момент, когда Баринов хватается за ручку двери. Я вижу отпечаток его ладони, но она быстро исчезает.

— Это твой отец?

— Нет, это партнер отца, они хотели…

От неожиданной боли я закричала так, что уши моего спасителя заложило надолго. Вообще удивляюсь: каким образом мужчина не попал в аварию.

— Что болит?

Он ловко свернул на парковку и заглушил двигатель. Я же схватилась за живот и словно окаменела, делая глубокие вдохи и выдохи.

— Тебе срок рожать?

— Нет!

Он больше ничего не говорил, просто в считанные минуты довез меня в ближайшую больницу.

Что было дальше — помню урывками. Знаю одно: Мирон не оставлял меня ни на минуту, а после приема и вовсе едва ли не ночевал у родильного отделения, ожидая хоть каких-то новостей от докторов. Медсестры потом смеялись, рассказывая мне, что более настырного папашки они не видели.

В тот день я с трудом родила Нику, крошечную и беззащитную. Я долго не могла поверить в то, что нам крупно повезло, ведь Мир не растерялся, в считанные минуты доставил меня на осмотр, где доктор вынес свой вердикт.

Ещё долго после всего Мирон с какой-то щенячьей радостью восторгался тем, что я как неожиданный подарок впрыгнула ему в объятия. Только подарок оказался с подарком, курносым и безумно милым. Это он так любит до сих пор называть Никушу.

Наша встреча была судьбоносной не только для меня, но и важной для свободы Мира. Именно в тот момент парень бежал из квартиры своей невесты, раньше времени вернувшись домой из командировки. Увиденное в стенах спальни, взбесило собственника Мира, парень прилично впечатал кулак в лицо любовника Арины. И казалось бы, он — пострадавшая сторона. А вот и нет. Больше суток наш спаситель не появлялся в стенах роддома. А когда появился, сообщил мне, что мы с малышкой — его талисман. В тот самый вечер кто-то в подворотне напал на любовника Арины, сильно избил, ограбил. Парень с серьёзными увечьями попал в больницу, естественно было расследование. Арина первой рассказала о дневном инциденте, подозрения в тот же миг упали на Мирона.

Мир долго потешался тому факту, когда увидел реакцию следователя, когда тот узнал, где именно всю ночь провел подозреваемый. Он лично проверил алиби Мирона, вдоволь наслушался восторгов от сестричек, еще несколько благодарственных речей от меня. Страницу под названием «Арина» Мирон закрыл навсегда, без права на реанимацию, зато начал новую — «Мои девчонки».