Страница 27 из 58
Сотэр не знал семьи в том значении, какое ей придавали в Эпоху света. Редко в каких деревнях-загонах скоту позволялось держать рядом своих отпрысков вплоть до их совершеннолетия. Исключительно редко кому-то из детёнышей удавалось узнать, кто именно его отец. Для размножения скота нежить использовала здоровых самцов-осеменителей. Когда детёныш достигал двух лет, его отнимали от матери, и переселяли в другой загон, чтобы растить дальше под присмотром часто меняющихся нянек из живых и Низшей нежити. Именно так прошло детство Сотэра, который не помнил ни матери, ни горечи расставания. Потому он с настороженным любопытством смотрел за призрачной троицей, не понимая, что за диковинные отношения связывают её.
— Так это призраки живых людей, — поразился Сотэр. — Но одеты они как Высшая нежить. Что же это была за катастрофа, которая всё так разрушила?
— Страшная катастрофа. Но достаточно дурью маяться, дитя, — Уна встала между юношей и троицей. — Завтра ждёт ещё более долгий и сложный путь. Ступай обратно, отдыхай, восстанавливай силы, пока я вместе с мамочкой буду искать завтрак.
Призраки испарились. Бросив последний взгляд на пустующее место, где секунду назад разыгрывалась семейная идиллия, Сотэр пошёл обратно.
— И смотри под ноги! — прикрикнула Уна тоном строгой матушки. — А то темно, можно и споткнуться!
Когда юноша удалился, призраки появились вновь, но разыгрывали уже совершенно иную сцену. Тот же самый мужчина, однако теперь в доспехах, дёрнулся, будучи пронзён невидимым клинком. Шпага выпала из ослабевшей прозрачной руки, а затем рухнул и её хозяин. Больше никто не защищал женщину. Она закрыла собой мальчишку в тщетной попытке сберечь его от опасности. Но неумолимая смерть нанесла рассекающий удар по матери, и не пожалела ребёнка.
— Славное было времечко, — прошептала умиляющаяся Уна.
Сон выдался тревожным и прерывистым. Взломщики впервые проводили ночь вне замка, на свежем воздухе. Вернее, на затхлом тяжёлом воздухе. Со вздохами мечтая о привычных мягких кроватях в тёплых комнатах, живые постелили на камни тряпки, и укутались в плащи. Однако это плохо помогло справиться с ночным холодом. Не сговариваясь, взломщики пододвинулись поближе друг к другу, а чуть позже без тени смущения прижались один к другому.
Пальцы Вистры касались ладоней Сотэра, а её волосы так приятно пахли. Очарованный этой близостью, юноша прислушивался к размеренному дыханию эльфийки — тёплому и ласкающему лицо. Иногда Вистра вздрагивала то ли от холода, то ли от страха. В такие моменты Сотэру хотелось сгрести худенькую Вистру в охапку и крепко прижать к себе, чтобы спрятать от всех ужасов ночи.
Наконец усталость взяла своё и паладин провалился в беспокойную дрёму. Когда Сотэр пробуждался от свиста ветра или случайного тычка со стороны, ему в первое мгновение казалось, что он лежит на пуховой перине у себя в комнате. Иногда из забытья вырывал отдалённый вой. Проснувшись в очередной раз, Сотэр увидел во мраке рядом мерцание пары глаз. Сердце сковал ужас, дыхание перехватило. Юноша суетливо зашарил вокруг, ища меч, но находил только тряпки или каменную крошку. Сотэр ещё раз затравленно посмотрел на притаившееся в темноте чудовище. И узнал его взор. Вампирские глаза госпожи. В другое время такой испытывающий и суровый взгляд, сейчас он, напротив, внушал спокойствие и защищённость.
«Госпожа здесь, — Сотэр облегчённо откинулся на бок, и схватился за плечи Вистры, в полудрёме приняв их за привычные подушки, в которые любил зарыться лицом. — Госпожа рядом, охраняет сон. Никакая тварь не подкрадётся…»
Они проснулись, когда около ног шлёпнулось нечто увесистое. Приподнявшись первой, Вистра крикнула и заёрзала ногами, отползая. Рядом лежал труп волка.
— Поднимайтесь, пора жрать, — сухо сказала Киния.
Взломщики уселись, и тупо глядели на мёртвое тело, едва соображая спросонья.
— Что такое, пропал аппетит? — с издевкой спросила Киния. — Вчера вы вроде изнывали от голода.
— К-как это есть, госпожа? — недоумевал Атти.
Киния аккуратно бросила Сотэру кинжал. Взяв его, юноша озадаченно рассматривал волчий труп.
— Я… я не знаю, что надо делать, — выдавил Сотэр.
— И я не знаю, — легко призналась Киния. — Но, на ваше счастье, Уна что-то понимает в этом… наверное.
— В пору, когда ещё могла дышать, я была любящей матерью, — с гордостью начала Уна. — Да что повторяться, вы это знаете. В общем, ежедневно готовила снедь для прорвы детишек. Правда, разделкой крупной дичи никогда не занималась. Но зато немного видела со стороны, как это делают охотники!
— Давай к делу, Уна, — Киния притащила вязанку хвороста. — Чем быстрее отправимся, тем лучше.
Под руководством Уны Сотэр взялся свежевать тело волка. Призрак указывала, где и как резать, но нередко сама же себя оспаривала. Юноша сперва робко орудовал кинжалом, но со временем обрёл уверенность. Вид крови и внутренностей не вызывал отвращения, ведь Сотэр рос среди нежити, иногда наблюдая выпотрошенных зомби или расчленённый скот. Да и как подобные мелочи напугают того, кто совал руку в чрево своей госпожи? Разве что Вистре, которая немалую часть жизни провела в библиотеке, сделалось дурно от резкого запаха крови. Атти подивился, как только брезгливая сестра смогла в том бою у речки схватиться пылающими ладонями за мерзкую голову зомби-утопленника.
Не было и речи о том, чтобы провести полную разделку, учитывая нехватку времени и опыта. С грехом пополам кое-как Сотэр вырезал часть мяса, пригодного в пищу, и тогда Вистра магическим огоньком подожгла хворост в круге из камней, который сложил Атти. Как только запахло жареным, животы взломщиков, ничего не евших со вчерашнего дня, зарычали нестройным хором словно стая голодных хищников.
— Ну прям дикое зверьё, — сказала Киния, осуждающе глядя на то, как ученики жадно вгрызаются в мясо и с наслаждением мычат. — Где ваши манеры… А впрочем, жрите быстрее.
Они хотели наесться до отвала и выпить всю воду, припасённую со вчерашнего дня, но Киния пинками погнала взломщиков на коней. Взяв с собой немного мяса, беглецы продолжили путь на юг.
Уна «сидела» на вершине холма, глядя вдаль, и беззаботно болтала со скелетом — не с нежитью, а с обычными неподвижными останками. Между рёбер торчало копьё, вонзённое в землю; на макушке черепа, испещрённого трещинами, зиял пролом.
— Знаёшь, дорогуша, в Эпоху света у крестьян и других простолюдинов жизнь была несладкой. А потому, чтобы хоть как-то примириться с тяжкой действительностью, чернь тешила себя поговорками. Одна из них звучала так: смерть всех уравняет. Будь ты богат или беден, знатен или безроден, красив или непригляден, конец у всех един — прах.
Призрак погладила череп.
— Какой же вздор, ненаглядный мой. Эпоха тьмы всё перевернула, так что даже в смерти нет равенства. Одним суждено неприкаянно бродить по миру как Бесхозная нежить, другие служат как Водимые или Низшие, а третьи заняли место благородных. Но даже среди Высшей нежити друг к другу не относятся одинаково, как бы к тому ни располагал порядок. Вот взять личей, например. Не сочти меня за сплетницу, но кажется мне, будто есть у них потаённая зависть к вампирам… Что, сомневаешься?.. Ну, посуди сам, чтобы стать личом, нужно очень многое выучить, и провести опасные ритуалы с жертвоприношениями. Тогда как для обращения в вампира достаточно просто испить вампирской крови… Ах, ну да, я малость упрощаю. К обращению в вампира себя тоже нужно готовить, однако всё равно это легче и быстрее, чем перерождение в лича. Как бы то ни было, бесчувственные и строгие в быту личи смотрят на кровососов, как на избалованных приверед. И сами скрытно желают быть такими же.
На этот довод у скелета не нашлось возражений, так что он счёл нужным промолчать.
— И всё же некоторым смерть дала новый шанс, — разглагольствовала Уна. — Я не жалею о том, кем стала. Всяко лучше, чем в смердах ходить… Ладно, пора бежать к госпоже, чую, опять чего-то хочет. А ты только далеко не уходи отсюда, дождись меня! Даст мёртвый бог, на обратном пути ещё загляну поболтать!