Девочка Палача

Вероника смотрит на меня слишком жадно для жертвы. Когда-нибудь я отпущу ее. Она найдет достойного мужчину, а не такого ублюдка, как я. Будет жить счастливо, перестанет злиться и объяснит Алисе, как все было на самом деле. А пока я смотрю, как она стягивает с меня боксеры, высвобождая член, который тут же становится колом перед ее лицом. Давай, Вероника, не тяни.

Она обхватывает ладонями у самого основания, придвигается ближе, проводит языком по кругу и, наконец, обхватывает его губами. Вот так, давай. Заткни свой рот, потому что столько дерьма в моей жизни произошло именно из-за твоего поганого языка, ты, сучка, и представить себе не можешь.

Вероника сосет, помогая себе руками, оставляя следы от бордовой помады на моей коже, даже в таком положении с вызовом заглядывая в мои глаза. За это я ее любил: за вызов, за постоянное неявное, но вполне ощутимое сопротивление.

Дрожь по телу проходит не от ее действий, а от моих мыслей. Зачем я это вспоминаю? Чтобы доказать себе, что, кроме херова стояка, ничего не осталось?

Она причмокивает, тянется рукой к моим яйцам, зная все мои слабости, сжимает их слегка, перекатывает в руке, едва ощутимо царапает ноготочками, и стон срывается с моих губ.

Крик в голове раздается резче, чем обычно. Выедает болью черепную коробку, разрывается осколочными. Я хватаю ртом воздух, скребу коротко остриженными ногтями по дивану и даже не чувствую текстуры покрытия. Горло перехватывает, я вдруг не могу дышать прямо, как тогда.

– Ваня! – Вероникино лицо надо мной. – Что с тобой? Может, скорую? Вань, посмотри на меня!

– Уходи, – выдавливаю я. – Уходи, Вероника.

– Я не понимаю, – она отчего-то чуть не плачет, хотя в ее интересах, чтоб я сдох. Добила бы лучше. Дура. – Я что-то сделала не так?

Воздух врывается в легкие со свистом, заполняя их, растягивая.

– Я СКАЗАЛ, УБИРАЙСЯ!!! – раненым вепрем ору я. – Убирайся…

– Ты больной! – она пугается, но не может не высказаться. – Совершенно ненормальный! Тебе лечиться надо!

Крик почти невыносимый. Вот сейчас моя голова разлетится, как сучий арбуз, выброшенный с пятого этажа. За ним едва слышу, как хлопает дверь номера.

– Надо мне лечиться, – бурчу себе, сцепляя зубы. – Надо…

Крик стихает в этот раз постепенно. В какой-то момент я реально уже не понимаю, слышу его или нет. Но боли нет. Я, наконец, могу выдохнуть.

Прячу упавший член в штаны, сажусь скрючившись, уперев локти в колени и смотрю на свое мутное отражение в идеально отполированном полу. Когда-нибудь эта штука меня добьет, я знаю. Когда-нибудь я не услышу подкравшегося врага, просру единственный выстрел, а хуже засвечу себя. С этой херней надо что-то делать, но нет на свете психолога, к которому можно пойти и сказать: «Слушай, у меня в башке орет бывшая, и это делает меня профнепрегодным. Кто я? Да ничего такого, просто киллер».

Смеюсь своей шутке, как придурок. Как все достало…

Чтобы проверить, правда ли больше нет крика или я к нему привык, я еду в единственное место, где точно тихо. Кафе уже закрыто, но она живет тут недалеко, я знаю дом. Сталкер конченый. Снова хмыкаю себе под нос.

Как я это понял? Как я понял, что рядом с ней тихо? Да вот в тот чертов вечер в том дебильном клубе.

Я не хотел туда идти, не хотел вести туда Делю. У нас странные отношения, но не настолько. Теперь не настолько. И в клубе были уже не настолько. Я не хотел ее отдавать кому-то, не хотел делиться. Думал ткну носом зарвавшегося козла и уйду с Бриллиантом в закат. Деля для меня как единственный, молчаливый друг, который никогда не предаст и всегда на твоей стороне. Ну и которого можно трахать, да. В какой-то момент мне стало скучно просто трахать всех подряд. Прикинь? Просто скучно. Все одно и то же. Среди нового только имена. Херня, короче. Вера сказала, что я повзрослел. Знала бы Вера, что повзрослел я давно, а это просто трах перестал спасать от крика. Так что заврался я. Не просто скучно. И тогда осталась только Деля, да. Она разгружала мои яйца и держала мою голову, чтоб я не разбил ее о пол, когда трясусь от боли. И говорила, что мне просто надо отдохнуть, а потом готовила мне самые отвратительные блинчики, но так радовалась, что я не мог их не есть. Так что, да. Делиться Аделиной я не собирался. А потом увидел ее.

Ее глазищи смотрели так, как будто бы я призрак. А на шее был ошейник. Меня затошнило от него прямо там. И я не удержался. Деля потом обижалась на меня долго, но я не удержался.

Я понял, что с ней тихо, когда дотронулся до нее. До того, как часто бывает, даже не осознавал, что эта сука все еще визжит в моей голове. Всего одно прикосновение и раз! и тихо. Мне давно не было тихо.

Потом я за ней следил. Тихо было всегда, когда она рядом, или, когда мне казалось, что она рядом. Потом я начал приезжать просто чтобы посидеть в тишине. Так что тут мой психолог. Неподалеку.

Возле ее дома часа пол слушаю тишину. Так странно. Что я в ней нашел? Чем отличается от других? Хотя, если честно, я знаю ответ. Это не я. Это моя больная психика нашла в ней осколки своих же отражений. Своих страхов, своих болей, своих надежд, которых еще придется поискать, чтоб хоть одну ухватить за хвост. Так что я тут ни при чем. Мои демоны ее выбрали.

Мысли текут медленно и необычно спокойно. Я бы мог уснуть здесь, прямо в машине (делал так уже не раз), но Деля… Все же надо что-то с этим решать.

Достаю телефон, набираю ее номер. Не берет. Бросила опять где-то и готовит свои мерзкие блинчики. Звоню еще раз. Снова нет. Где-то в желудке начинает ворочаться ледяная змея. Что-то не так. Не знаю, как понял это, но уверен, что прав. Вжимаю в пол педаль газа, рву с места, даже не взглянув последний раз на дом. Гоню на нереальной скорости, звоню Аделине, звоню на домашний – эффект один и тот же.

– Деля, ну что ж ты, – бормочу под нос, проносясь мимо поста ГАИ.

Они не дураки, бросаются в самую настоящую погоню, с мигалками и трескотным голосом в рупоре. Мне плевать на них. Не сейчас это все.

До дома считанные сотни метров. Ворота открыты настежь, как будто бы только меня и ждут. Резко торможу, выпрыгиваю из машины, не закрыв дверь.

– Аделина! – сердце пропускает удары, а где-то на фоне уже снова загорается привычный визг. – Аделина!!!

Я проношусь смерчем по темному дому (почему она не включила свет?), везде клацаю выключателями, ищу ее.

…Вода в ванной на втором этаже вытекла на середину ее спальни.

– Нет, – я смотрю на алые разводы в ней, трясу головой. – Нет, Деля. Нет.

Я влетаю в ванную комнату, бросаюсь к ней. Совсем холодные, перепиленные вдоль руки висят тонкими плеточками.

– Не смей, слышишь меня? – я пытаюсь нащупать пульс на ее шее. – Зачем, Бриллиант?

Совсем робкий «тук» слышится едва под указательным пальцем.

– Скорую!!! – тут же ору, зная, что где-то внизу менты. – Скорую!!!

Я погружаю руки в остывшую воду, вытаскиваю ее из красной лужи. Вода льется с нее, мочит мою одежду, окрашивает ее кровью в тон всему здесь. Спускаю ее вниз, стараясь не поскользнуться.

– Ух ёб твою… – выдает мент.

– Скорую, – прошу я, почему-то зацепившись взглядом за порозовевшую от крови вышивку на платье, в которое одета Деля. На том самом свадебном платье.

Глава 7. Ника

– Как ты могла? – вопит она, чуть ли не кидаясь на меня разъяренной гусыней. – Как ты могла так поступить со мной? Опять!

– Что за бред ты несешь? – выдаю подрагивающим голосом, отступая вглубь коридора. – Я ничего не понимаю.

Ее визит похож на кошмарный сон. Но я точно знаю, что не сплю. Мы не виделись сколько? Три года? Не помню. Я давно свыклась с ролью сироты: денег не клянчила и встреч не искала. И вот она вдруг на моем пороге.

– Не понимаешь?! Не понимаешь, говоришь? – запускает пальцы себе в волосы, и мне кажется, что сейчас она просто начнет рвать их на себе. – Свинью я воспитала! Неблагодарную свинью!!!

– Я не позволю больше обливать себя этой грязью, – вырывается из моей будто стянутой тугими ремнями груди. – Я ничего тебе не сделала! Убирайся из моего дома!