Страница 42 из 71
Я завтракаю с родителями в их комнате. У нас смежные люксы, так что достаточно легко пройти через дверь между ними, все еще в пижаме, и сесть за стол, заставленный подносами для обслуживания номеров.
Мама всегда заказывает слишком много еды. Ей ненавистна мысль о том, что кто-то может остаться голодным, хотя она сама ест как птичка. Здесь стоят блюда со свежими фруктами, беконом, яйцами, ветчиной и выпечкой, а также кофе, чай и апельсиновый сок.
— Я заказала вафли и для Генри, — говорит она мне, когда я сажусь.
— Он еще спит.
После сбора средств мы с Генри обнялись и смотрели фильм до поздней ночи. Я была напряжена и расстроена из-за танца с Данте. Единственное, что меня успокаивало, — это ощущение головы моего сына, лежащей у меня на плече, и его спокойное, медленное дыхание после того, как он заснул.
— Что вы смотрели? — спрашивает меня мама. — Я слышала взрывы.
— Извини, — говорю я. — Надо было сделать потише.
— О, все в порядке, — мама качает головой. — Твой отец носит беруши, а я все равно не спала и читала.
— Мы смотрели «Человек-паук: Через вселенные», — говорю я ей. — Это любимый фильм Генри.
Вообще-то, мне он тоже нравится. Майлз Моралес напоминает мне Генри — умный, добросердечный, решительный. Иногда ошибается, но всегда пробует снова.
Кем бы я была в этом фильме?
Питером Б. Паркером, наверное. Испортил свою собственную жизнь, но все еще может быть, по крайней мере, хорошим наставником.
Это то, за что я цепляюсь. Я совершила так много ошибок, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы дать Генри хорошую жизнь. Я хочу дать ему мир и свободу найти в нем свой путь.
— Как спалось, папа? — спрашиваю я отца.
— Ну, — говорит он, отпивая свой кофе. — Ты же знаешь, что я могу спать где угодно.
Мой отец, кажется, добивается чего-то исключительно силой воли. Он никогда не позволил бы чему-то столь обыденному, как комковатый матрас или уличный шум, помешать ему уснуть.
— Чем нам сегодня заняться с Генри? — спрашивает мама.
— О… — я колеблюсь. Я планировала уехать из Чикаго сегодня. На следующей неделе у меня запланирована работа в Нью-Йорке — я подумала, что отвезу Генри туда пораньше, сходим вместе на несколько бродвейских шоу.
— Ты ведь еще не уезжаешь? — жалобно спрашивает мама. — Мы едва успели тебя увидеть.
— У тебя нет никакой другой работы до следующей недели, — говорит мой отец. — К чему такая спешка?
Я ненавижу, когда он связывается с моей помощницей. Надо сказать ей, чтобы она больше не давала ему мое расписание.
— Думаю, я могла бы остаться еще на день или два, — признаюсь я.
В этот момент раздается стук в дверь.
— Кто это? — говорит мама.
— Наверное, Карли, — говорю я ей. Комната Карли дальше по коридору. Мы все проспали допоздна, в это время она обычно начинает заниматься уроками с Генри.
Отец уже подходит, чтобы открыть дверь. Вместо миниатюрной фигуры Карли я потрясена, увидев широкие плечи Данте, заполняющие дверной проем.
— Доброе утро, — вежливо говорит он.
— Доброе утро. Заходи, — сразу же говорит отец.
Данте заходит внутрь. Его глаза находят мои, и моя рука крепко сжимает кружку с кофе. Жаль, что я не причесалась и не умыла лицо. И я бы хотела, чтобы на мне было что-то другое, а не пижама с маленькими ананасами.
— Присоединяйся к нам на завтрак, — говорит мама.
— Я уже поел, — хрипло отвечает Данте. Затем, чтобы смягчить отказ, он говорит:
— Однако спасибо.
— Выпей хотя бы кофе, — говорит папа.
— Хорошо.
Мама наливает ему кружку. Прежде чем она успевает добавить сахар, я говорю:
— Только сливки.
Данте снова переводит взгляд на меня, возможно, удивленный тем, что я вспомнила, какой кофе он любит.
Собравшись с духом, я беру кружку и протягиваю ему. Его толстые пальцы касаются тыльной стороны моей ладони, когда он берет ее. Я чувствую это короткое прикосновение на своей коже.
— Спасибо, — говорит Данте. Он говорит это мне, глядя в глаза. Впервые он посмотрел на меня без гнева на лице. Он по-прежнему недружелюбен, но это гораздо лучше.
— Итак, чем мы можем помочь тебе, Данте? — спрашивает мой отец.
Данте все еще стоит. Он неловко оглядывается в поисках места, куда бы поставить свою кружку, и останавливается на подоконнике.
— Я хочу знать, кто стрелял в тебя вчера, — прямо говорит он.
— Я тоже хотел бы это знать, — отвечает папа.
— У тебя есть какие-нибудь идеи?
— Боюсь, я нажил много врагов с этой новой коалицией. Можно было бы подумать, что это тема, с которой любой мог бы согласиться, но на самом деле она взъерошила перья многим важным людям. Мы призвали к введению жестких санкций против таких стран, как Саудовская Аравия, которые фактически разрешили рабство в пределах своих границ.
— Так вот откуда исходили угрозы убийством? — спрашивает Данте. — Из Саудовской Аравии?
— Некоторые, — говорит папа. — Были также из России, Китая, Ирана, Беларуси и Венесуэлы. Мы добились того, чтобы Государственный департамент понизил статус этих стран до уровня 3, что означает, что они считаются странами, которые не соблюдают минимальные стандарты прав человека в отношении торговли людьми.
Данте хмурится, размышляя.
— А как насчет внутренних угроз? спрашивает он.
— В Америке у нас тоже появилось много врагов, — признается папа. — Мы настаиваем на агрессивном судебном преследовании и более суровых приговорах для людей, которые способствуют торговле людьми в целях сексуальной эксплуатации на американской земле и за ее пределами. Например, гражданам США, которые арендуют для этих целей частные самолеты и морские суда. Я уверен, что ты знаком с потоком обвинений в адрес политиков и знаменитостей, которые посещали такого рода… вечеринки.
— Я слышал об этом, — ворчит Данте. — Есть конкретно кто-нибудь, кто мог бы обвинить тебя в этих обвинениях?
— Может быть, один человек, — говорит папа. — Но он остался безнаказанным, поэтому я не думаю, что у него есть большая мотивация для мести.
— Кто? — спрашивает Данте.
— Его зовут Роланд Кенвуд. Он издатель. Тоже активно занимается политикой. Богатый как грех, конечно. Вот почему дело так никуда и не продвинулось.
— Где он живет? — спрашиваю я.
— Здесь, в Чикаго, — вмешивается Данте. — Я знаю, кто он.
— Да, я уверен, что Каллум Гриффин пересекался с ним, — говорит папа.
— Думаешь, он рискнул бы нанять кого-нибудь, чтобы убить тебя, прямо у себя во дворе? — говорю я.
Мой отец пожимает плечами.
— Умственные махинации человека, который нанимал пятнадцатилетних девочек для своих вечеринок, выше моего понимания. Может быть, он хотел посмотреть, как все претерпит поражение. Или, может быть, это был вовсе не он. Я не детектив, а лишь дипломат.
Данте медленно кивает. Кажется, он считает, что это хорошая зацепка.
Дверь между двумя люксами открывается Генри входит, спотыкаясь, с заспанными глазами, его волосы спутаны вокруг головы, а полосатая пижамная рубашка застегнута так, что одна сторона свисает ниже другой.
Я замираю при виде его. Когда я вижу, как Данте смотрит прямо на своего сына, я даже не могу дышать.
Интересно, понимает ли Данте, насколько тихо стало в комнате. Генри, кажется, ничего не замечает. Он бросает на Данте быстрый, любопытный взгляд, затем направляется прямо к столу для завтрака.
— Есть блинчики?
— Да, — поспешно говорит мама. — Я имею в виду, там есть вафли…
Она снимает крышку с подноса.
Я все еще смотрю на Данте, мое сердце подскакивает к горлу.
Есть ли проблеск подозрения в его темных глазах? Или он просто видит мальчика, как и любой другой человек?
— Я позволю вам вернуться к завтраку, — говорит Данте нам всем.
Он направляется к двери.
Я вскакиваю и спешу за ним, ожидая, пока он выйдет в коридор, чтобы сказать:
— Подожди минутку!
Данте останавливается, медленно оборачиваясь.