Хаос в школе Прескотт (ЛП)

— Однажды говоришь Хавок да, и оно становится вечным. Поцелуй меня, и закрепим сделку. После этого пути назад уже не будет, — Вик затягивается и предлагает мне косячок, небольшое количество табака повисает в воздухе. Через дорогу слышу, как соседи кричат друг на друга. Когда ты обитаешь в трущобах, приходиться учиться замечать красоту. — Но сначала, затянись со мной немного.

— Я не в настроении накуриться, — говорю я, отталкивая его руку. Другой рукой Вик, той самой, что до сих пор покоится на моем бедре, дергает и хватает мое запястье, останавливая меня.

— Ты никогда не веселишься, Бернадетт? — мурлычет он своими обманчиво сладким голосом, словно хищник в разгар сезона. Не тот хищник, что бездумно тратит силы, а тот, что преследует свою жертву по пятам. Мое тело сотрясает дрожь, хотя спину напекает солнечными лучами. Жар, исходящий от тела Виктора переходит к моим бедрам. Я дрожу вовсе не от холода, и мы оба это знаем.

— Вообще-то, нет, — отвечаю я, вновь попытавшись вырваться из хватки Вика, но тот и не думает отпускать. Он сидит ровно, ожидая, с зажатым между нами косяком. Наши глаза впились друг в друга, мои зеленые против его бесконечно-черных, острых, как обсидиан.

— Затянись, Берн, это поможет немного расслабиться.

Его слова не являются просьбой. Сузив глаза, я забираю у него самокрутку и затягиваюсь, наблюдая, как кусочек вишни скатывается вниз по бумаге. Язык и губы слегка обжигает, когда я выпускаю густой теплый дым. Вик разражается смехом, никак не помогая мне избавиться от кашля. Нет никакого удовольствия в том, чтобы слушать его издевки.

Он схватил меня за яйца, и он в курсе. Травка быстро дает мне в голову, разливаясь от макушки до пят. Я не осознаю, что делаю еще один вдох, словно впервые пытаюсь дышать.

— Так-то лучше, — кивает Вик, когда я делаю еще затяжку, перед тем, как вернуть ему косяк. Он стряхивает его в пепельницу, а затем сжимает мои бедра своими большими раскрашенными руками. Мне требуется секунда, чтобы заметить его маленькую улыбку, которая вывела бы меня из себя, не будь я под кайфом.

— А теперь поцелуй меня и докажи, что действительно этого хочешь.

Я наклоняюсь к нему, но Вик останавливает меня, сжимая подбородок своими пальцами. Его хмурый взгляд, словно замерзший ад.

— Не вздумай хитрить, Бернадетт. Сделка есть сделка, а это дерьмо мы воспринимаем всерьез.

— Ты думаешь, я этого не знаю? — отвечаю колкостью, не обращая внимания на его пальцы, стиснувшие мою кожу. Мне больно, но я не собираюсь давать этому придурку узнать, насколько, так что держу лицо камнем.

— Ты будешь стонать подо мной, — его голос абсолютно ничего не выражает, что заставляет мое горло сжаться. Я играюсь с огнем и совсем не забочусь о том, что могу обжечься. Хочу, чтобы весь мир превратился в пепел. — Я мечтаю трахнуть тебя с девятого класса.

— Извращенец, — я отпрянула, только потому что не хочу, чтобы он заметил мои вставшие под футболкой соски. Вик скалится, и отпустив мой подбородок, откидывается на спинку.

— Это, должно быть, ранит тебя — сидеть вот так вот на коленях того, кто превратил твою жизнь в ад. Тебя разрывает изнутри, такую сильную девушку. Насколько я помню, подчинение никогда не было твоей сильной стороной.

— Почему бы тебе просто, нахрен не заткнуться, чтобы мы уже могли покончить с этим? Я ни на что еще не соглашалась. Ты пытаешься отговорить меня от сделки?

— Я подготавливаю тебя. Услуга, которую я предоставляю не всем своим клиентам. Тебе лучше поблагодарить меня, Бернадетт.

Лицо Виктора тут же меняется, отражая его жестокость в полной мере. Если я поведусь на это, поцелую его и соглашусь на сделку, закончится все тем, что я окажусь в его постели. Мои враги окажутся втоптаны в грязь лицом, и моя сестра будет в безопасности.

Это все, чего я когда-либо хотела. По крайней мере, половина.

Нет никакой необходимости в том, чтобы затягивать это дело. Я приняла решение еще летом и собираюсь придерживаться его. Мои собственные пальцы, забитые рисунками, обвиваются вокруг его шеи, пока я стараюсь заглушить мысли. Это всего лишь поцелуй, которых у меня и без того было довольно много.

Когда я опускаю свои губы на губы Вика, чувствую его тепло, между нами проносится жаркая волна. Одну из своих огромных рук он кладет сзади, на мою шею. Поддерживает меня, пока его язык проникает мне в рот, и берет все на себя. Этим поцелуем он словно требует большего, чем красная печать на нашу сделку, что-то похожее на извращенную сказку. В этот раз, чтобы стать принцессой, я целую не принца, я сплелась языками со злодеем, лишь бы это гарантировало падение остальных.

Смотреть за их проигрышем должно быть занимательно, что-то вроде саспенса.

Сложно думать об этом, когда Вик все еще поддерживает меня, так глубоко целует, пока его член поднимается подо мной. Я чувствую его сквозь черные баскетбольные шорты, которые были на нем.

— Возьми меня, — командует он, отодвинувшись от меня на минимальное расстояние, чтобы произнести это. Сердце колотится быстро-быстро, хотя я знала, что это может случиться. Я сказала, что буду их игрушкой, разве нет? Я знала, на что шла.

Опускаю руки, берясь за края футболки, стягиваю ее через голову и отбрасываю в сторону. Я все еще в лифчике, но это не останавливает Виктора от того, чтобы дотронуться до меня, обжигая теплом. Его татуированные пальцы сжимают мою плоть через черное кружево.

Мы все еще сидим во дворе, но это неважно. Я более, чем уверена, что его соседи, должно быть, видели еще чего похуже.

Вик протягивает руку и расстегивает бюстгальтер… В этот же момент из дома выходит мужчина, одетый в майку-алкоголичку, и с сигаретой в руках.

— Не вздумай трахать своих шлюх на моих глазах, ты, маленький ублюдок, — рычит на нас мужчина, ковыляя мимо нас. Вик заводится, но продолжает сидеть на месте. Тем не менее, он отпустил меня, как будто позволил слезть с него, поднять свою футболку с газона и натянуть ее обратно.

— Тащи свою дряхлую задницу обратно в дом, старик, ты смешон.

Виктор наблюдает, как мужчина удаляется, насмехаясь надо мной, и это заставляет меня ощетиниться. Я слишком часто была под пристальным взглядом старикашек, так что больше не собираюсь с этим мириться.

Если бы мне пришлось выбирать между жертвой и обидчиком, я буду выбирать последнее каждый раз. Моя жизнь в качестве пострадавшей уже давно перешла грань дозволенного.

— Идем со мной, девочка, и я покажу тебе, как трахаются настоящие мужчины, — мужчина с редеющими волосами хватает себя за член и проводит языком по нижней губе, заставляя меня захотеть проблеваться. Моя ненависть к Виктору Ченнингу все еще превосходит желание, но этот отвратительный мужчина, полное отражение тех, кого я всегда ненавидела.

Вик срывается со своего места так быстро, что я даже не успеваю моргнуть. Его рука сжимается на горле старика, и он толкает его вплоть до того, как тело этого слизняка не врезается в ствол дерева. Виктор вплотную подходит к лицу говнюка, пока его собственное отображает жажду смерти.

— Я предупреждал тебя, не трогай моих девушек.

Удар. Он тянет парня, который, как я думаю, является его отцом, от дерева только для того, чтобы ударить спиной еще раз.

— Не говори с ними.

Удар. Удар. Удар.

— Даже не смотри в их сторону.

Виктор отпускает задыхающегося мужчину, который тут же падает на землю, последний раз схватив его за горло. Глядит на меня, пробегая пальцами сквозь черные волосы. Его рот так перекосило от злой ухмылки, что я бы забеспокоилась, будь я его отцом.

— Иди домой, Бернадетт, — говорит он, вытягивая из кармана пачку сигарет, чтобы зажечь одну из них. — Не опаздывай в школу в понедельник.

— И не думала, — сухо отвечаю я, развернувшись на месте, хватаю рюкзак и велосипед. Съезжаю вниз по улице. Чувствую на себе взгляд Вика все время, пока не заворачиваю за угол.

Глава 7