По головам - 4

Глава 2

Это был ничем не примечательный каменный булыжник, равноудалённый ото всех звёзд, летящий сквозь бесконечную пустоту без малейшей надежды повстречаться с хоть каким-нибудь иным небесным телом. Никаких полезных ископаемых, никаких искусственных объектов. На изрытую кратерами ледяную поверхность с самого момента образования ни разу не ступала нога, щупальце, или какая бы то ни было ещё конечность разумного существа. На протяжении всей долгой и невыразимо скучной истории планеты-шатуна на ней просто ничего не происходило. Вообще ничего.

Своей бесполезностью и незначительностью этот космический булыжник ценен и был. Именно поэтому встречу назначили здесь, среди ледяных гор и безмолвия вакуума.

В вечной полутьме, едва разгоняемой слабым звёздным светом, в ожидании застыла высокая фигура в сером балахоне. Она имела человеческие очертания, вот только… Человеком не являлась.

Из-под низко надвинутого капюшона белел абсолютно голый череп, из просторных рукавов торчали костяшки лишённых плоти пальцев. Внизу, из-под пол одеяния, слабо трепещущих при полном отсутствии на планете атмосферы, виднелись обнажённые кости ступней.

Можно было бы подумать, что это оставшийся с незапамятных времён труп случайно попавшего на одинокую планету путника. Можно было бы — но вдруг он шевельнулся, сделав шаг в сторону.

Мгновение спустя за его спиной появилась девушка. Красивая, высокая, статная… И крайне легкомысленно одетая. Короткая золотистая туника едва прикрывала бёдра, длинные сильные ноги обвивали ремни сандалий. Украшения, архаичного вида шлем с плюмажем — на этом весь наряд и заканчивался.

Незнакомка не носила ничего, даже отдалённо напоминающего скафандр. Пышная шевелюра выбивалась из-под шлема — но это был просто закрывающий голову кусок железа. Ни прозрачного щитка на лице, ни дыхательной маски, ни силовых полей — никакого, даже отдалённого, намёка на герметичность.

В левой руке девушка держала круглый щит. В правой — копьё, чей наконечник прошил пустоту в каких-то миллиметрах от головы фигуры в балахоне. Которая, если бы не пошевелилась незадолго до этого, неизбежно пала бы жертвой вероломного убийства… Если, конечно, такое понятие применимо к ожившему трупу.

Тем не менее, копьё всё же задело самый край капюшона, откинуло его и полностью обнажило голый череп с торчащими из него длинными пепельными волосами, которые рассыпались по плечам и начали слабо развеваться.

— Ну что за ребячество! — пророкотало со всех сторон глухо, как надвигающееся землетрясение. И эти слова услышало бы каждое разумное существо, оказавшееся поблизости — звуку было плевать, что вокруг вакуум, он нашёл бы прямую дорогу сразу в мозг.

Амазонка облокотилась на копьё и улыбнулась ярко-алыми, будто выкрашенными свежей кровью, губами.

— Салют, кусок тухлятины! Тоже рада тебя видеть. И, поверь, тут никакого ребячества. Просто всегда хотела узнать, какой ты под капюшоном.

Внутри глазниц черепа угрожающе полыхнуло алым.

— Узнала?

— Узнала. У тебя, оказывается, есть волосы!

Фигура в балахоне угрожающе шагнула вперёд, но девушка звонко рассмеялась и отскочила в сторону.

— Ну и что за ребячество, а, костлявый?

— Не беси. Я знаю больше пяти миллионов способов умерщвления.

— Ой, напугал. И уж мне-то не рассказывай… Ты — и эмоции?..

— Я способен их испытывать!

— Конечно, конечно… Вот только — чем?..

— Тем же, чем и ты!

Живой мертвец сделал ещё один шаг вперёд. Амазонка звонко рассмеялась и вновь легко отскочила в сторону. Далеко не ушла — оставаясь в опасной близости от своего собеседника, она вонзила копьё в лёд и крутанулась вокруг него — так, будто это шест для срамных танцев. После, будто одного этого ей показалось мало, она наклонила древко вперёд, зажала его между бёдер, и сделала несколько характерных возвратно-поступательных движений.

— Ну и как, дохлый? Я тебя возбуждаю? Шевелится что-нибудь? Появились эмоции? Ты реально способен чувствовать? Интересно бы посмотреть, что у тебя не только под капюшоном, а и ниже тоже… Там ведь одни голые кости, да?

Существо в балахоне вновь шагнуло вперёд и, когда девушка со смехом отскочила в сторону, вдруг исчезло. Чтобы появиться прямо за её спиной. Одна из костлявых рук сжимала теперь серп, остриё которого касалось обнажённой шеи красотки, другая держала её за волосы.

— Больше пяти миллионов способов. Это один из них. Мой любимый.

Амазонка откинула голову назад, на плечо своего то ли соперника, то ли соратника, прижалась к нему спиной, поелозила бёдрами и томно прошептала:

— А ты хорош, малыш! Знаешь, как возбудить девушку!

Пустые глазницы черепа вновь полыхнули алым, амазонка же подалась вперёд, провела язычком по лезвию серпа и вновь томно выдохнула.

— М-м-м! Как же это заводит… Сколько душ ты загубил этой штуковиной? Сколько крови разумных пускал, держась за эту рукоятку? А, кусок тухлятины?

— Много, Эн.

— Знаю, что много, Дит. Спрашиваю — сколько.

Девушка исчезла, чтобы в следующее мгновение появиться за спиной ожившего трупа и прижаться к его спине грудью, положив подбородок на плечо. И шепнула куда-то туда, где у живого человека должно было бы находиться ухо.

— Не хочешь, не говори. Ладно. Но не забудь сказать, зачем меня сюда позвал. Мне ведь интересно. И правда, очень интересно… Едва ли не со времён падения Разрушителя никто не пытался вызвать меня для приватной беседы. Последние годы мы все — каждый сам по себе.

Дит развернулся.

— Есть дело. Поэтому позвал. Тебе понравится.

— Война? Много крови? Я угадала?

— Да. Война. Много крови.

— И, конечно же — раз ты заинтересован в этом, там будет много душ, которые ты заберёшь в свою Преисподнюю с концами?

— Разумеется.

— Мне это не нравится. Те, кого ты забираешь — больше никогда не воюют. Мне больше по душе, когда они остаются здесь. Возвращаются раз за разом. И бой продолжается вечно!

— После Катастрофы мир испортился.

— Я в курсе.

— Простые смертные перестали рождаться. Перестали умирать. Перестали взрослеть и стариться. То, что происходит — лишь маленькая капля по сравнению с тем потоком, что был раньше.

— Есть же тени…

— Да. Но их мало. И они слишком дорожат своими бесценными жизнями… Редко бьются реально насмерть. Это не дело.

— О, да. Хреново, когда пусто в Преисподней. Не так ли?

— Мне это совсем не нравится. Я хочу, чтобы было, как раньше.