Страница 3 из 16
— Нормальность — это не так уж плохо, — честно говорю я. — На самом деле, я думаю, что нормальная жизнь — это самое лучшее.
— Ты так думаешь?
Я медленно киваю.
Мы просто смотрим друг на друга, день проходит в шквале красок вокруг нас, но наши тела остаются совершенно неподвижными.
— Итак… — шепчу я. — Об этих сплетнях.
— Хорошо, — рычит он, хотя это быстро переходит в кашель. Должно быть, у него что-то застряло в горле. — Давай начнем с человека, который сейчас готовит у барбекю. Он помешан на своем газоне. Однажды я застал его посреди ночи на животе, когда он подстригал его ножницами.
У меня отвисает челюсть.
— Нет, ты этого не видел.
— Я видел. И все это потому, что человек, который живет через дорогу, — его школьный соперник по футболу. Ты не понимала, что мы живем в ситкоме, не так ли?
— Я понятия не имела. Конкурирующие фанатики ухода за газонами. Вот это шоу я бы посмотрела.
— Я тоже. — Он оглядывается через плечо, и я улучаю момент, чтобы оценить его телосложение. Для человека, который продает страховки, он неприлично подтянут. Например, то, как сокращаются его трицепсы, напрягаются плечи и руки, которые выглядят так, как будто они не просто стучат по клавиатуре. Он должно быть заниматься кроссфитом в нерабочее время (прим. круговая тренировка (то есть, упражнения постоянно повторяются, как бы замыкаясь в цепочку). В остальном он очень одарен от природы.
Это полезно для здоровья, верно?
Это ведь нормально замечать такие особенности у мужчин?
Я уже с нетерпением жду возможности поговорить об этом со своим психотерапевтом.
— Хорошо, следующая — пожилая женщина, которая раскладывает закуски на столе. Ты видишь ее? Рыжие волосы пожарной машины. Трудно не заметить.
На этот раз я не могу сдержать хихиканье.
— Я вижу ее.
Мой смех, кажется, отвлекает его, но он сглатывает и продолжает.
— Она красит шерсть своего пуделя в розовый цвет и размещает его фотографии в костюмах на городской онлайн-доске объявлений.
— О, пожалуйста, скажи, что она одела его как доброго шерифа.
— Шериф, русалка, молочник, хлопушка…
Я чуть не подавилась глотком своего напитка.
— И ты страховой агент? Какая ужасная оплошность.
— Да, нас не дооценивают, — он печально качает головой. — Да и вообще не любят.
— Ты… — Не спрашивай. Даже если между вами есть странное чувство связи, ты могла вообразить это после такого потрясения и затворничества от общества. И это слишком быстро. Слишком рано. — Ты… ищешь любовь?
В его голубых глазах загорается огонек понимания. Пока его палец не касается моего запястья, я не понимаю, что его рука достаточно близко, чтобы коснуться меня.
— Я смотрю на нее, Джоли.
Внезапно становится трудно дышать.
Этот шершавый кончик его пальца проникает в мою ладонь, двигаясь по кругу, и между моих ног возникает ответная влажность. От такого простого прикосновения.
Мои соски болят в лифчике.
Меня никогда так ни к кому не тянуло. Ни разу за всю мою жизнь. Никогда не думала, что это возможно. Но я ловлю себя на том, что позволяю Кристоферу переплести наши пальцы, держа мою руку через стол. Как будто мы пара. Как будто мы не встретились всего несколько часов назад.
И я потрясена тем, насколько это правильно.
Может быть, заголовок в газете был знаком?
При напоминании о моей травме звуки истеричного мужского голоса проникают в мои мысли вместе со звуками моей мольбы, рыданий, треска дерева.
Я втягиваю воздух и убираю руку, резко вставая и ударяясь бедром о стол. Кристофер тоже вскакивает на ноги, запуская длинные пальцы в волосы.
— Мне жаль. Я… Пожалуйста. Это было слишком. Прости.
— Нет, это я. Из-за меня. Это… — я оглядываюсь, мои щеки немеют, когда я понимаю, что солнце почти полностью село. Как долго я сидела за этим столом, глядя в глаза этому человеку? Неужели я вышла из дома позже, чем думала? Это возможно. Я потратила много времени, пытаясь настроиться на то, чтобы выйти на улицу. И теперь… Я войду в свой дом после наступления темноты.
Мой худший страх.
— Джоли, — говорит Кристофер спокойным, звучным голосом. — В чем дело?
Я поворачиваюсь по кругу, встревоженная тем, что большинство соседей возвращаются в дом, музыка смолкла, а барбекю больше не дымится.
— Я просто, эм… — я вытираю вспотевшие ладони о платье. — Я не люблю возвращаться домой после наступления темноты.
— Почему?
— Ты действительно не знаешь?
Его брови сходятся вместе. Он медленно качает головой.
Я понижаю голос.
— Меня забрали из моего дома. Похитили. Однажды вечером после работы. Он прятался в моей спальне в течение нескольких дней. Этот… этот человек был моим старшим коллегой. Он был… увлечен мной и представлял себе все эти отношения между нами. Там не было ничего… сексуального. Это было почти так, как будто он ухаживал за мной. — Я останавливаюсь, чтобы перевести дух. — Я подыгрывала ему, пока он не потерял бдительность. Пока я не смогла позвонить в полицию. Это… это было в новостях.
Я бы хотела, чтобы мне не приходилось говорить об этом вслух. Не с этим нормальным, симпатичным мужчиной, который имеет полное право избегать девушку с таким багажом, как у меня. Не тогда, когда он позволил мне на какое-то время почувствовать легкость. Быть девушкой, которая флиртует и выпивает с милыми, добродушными страховыми агентами.
Кристофер был очень спокоен, пока я рассказывала эту историю. Теперь же он просто говорит:
— Мне очень жаль.
Он не отводит неловкий взгляд и не пытается связать мой опыт с другой ужасающей историей. Он просто говорит правильные вещи и оставляет все как есть. Это именно то, что мне сейчас нужно.
— Спасибо, — бормочу я, отходя от стола. — И спасибо за выпивку. Но сейчас мне пора домой.
Засунув руки в карманы, он серьезно кивает.
— Спокойной ночи.
Но когда я подхожу к своей входной двери, мне кажется, что я не могу переступить через порог.
Внутри горит свет. Я включила его с помощью своего телефона. Нет никаких причин не входить в дверь, но я не могу. Я не могу…
— Я мог бы пойти с тобой, — доносится голос Кристофера с тротуара позади меня. — Я мог бы проверить комнаты и убедиться, что это безопасно. Тогда я уйду.
Я киваю, не оборачиваясь, и он появляется справа от меня, высокий, сильный и обнадеживающий. Мой непосредственный сосед. Мужчина, с которым меня все видели. Конечно, впустить его ненадолго внутрь безопасно.
Я понимаю, что хочу, чтобы он зашел внутрь.
В нем есть что-то такое, что успокаивает меня. Это манера, в которой он говорит со мной, как будто он хорошо осведомлен о невидимых границах.
Не говоря больше ни слова, Кристофер заходит внутрь, и я следую за ним. Мы переходим из комнаты в комнату. Он проверяет даже самые нелепые места, например, внутри моих кухонных шкафов. За шторами. Везде. Он спускается в подвал и делает тщательную проверку, его манеры деловиты. Он такой умелый и мужественный, что я снова начинаю осознавать свое влажное нижнее белье и напряжение в киске. Ощущаю мою чувствительную кожу.
Рассуждая логически, я знаю, что могу позаботиться о себе.
Но мне… нравится, что этот мужчина защищает меня. Мне нравится его забота. Его внимательность к деталям.
То, как он не судит.
— Здесь никого нет, — говорит он, глядя мне в глаза, позволяя своей уверенности проникнуть внутрь меня. — Все заперто. Ты в безопасности.
— Спасибо, — шепчу я.
— В любое время. Я серьезно. В любое время.
Он колеблется, его грудь расширяется со вздохом, затем он начинает уходить. Проделывает весь путь до двери.
— Подожди.
Мышцы его спины напряглись, рука замерла на дверной ручке.
— Да?
Это безумие. Я действительно не могу думать о том, чтобы попросить этого почти незнакомого человека остаться на ночь. Мы только что познакомились. Я недостаточно психически здорова, чтобы заниматься повседневными или серьезными делами. Но я уже иду к нему, словно в трансе, уже скольжу ладонями вверх по ряду мышц на его спине, впитывая его дрожь. Как это может казаться таким неизбежным? Почти… предсказанным?