Страница 4 из 23
– Сегодня – канун месяца Госс, – сказал Вонвальт. Он указал на разрыв в облаках, где луна убыла до тонкого полумесяца.
– Мы не признаем имперский календарь, – сказала женщина.
– Тем не менее, согласно Книге Лорна, эта… – Вонвальт указал рукой на костер, – …церемония должна проводиться в канун Госса, верно? Пламя Кулвара горит и светом своим и теплом изгоняет Плута…
– Вы называете имена лжесвятых. Святых Аутуна. Книга Лорна – всего лишь подобие Книги Драэда. Причем довольно жалкое.
– Однако ритуалы совершенно одинаковы, – заметил Вонвальт, словно рассчитывал прямо на месте обратить ее в иную веру. Он пожал плечами. – Как бы там ни было, именно так я вас и нашел.
Ситуация сложилась патовая. Пожилая ведьма не желала – не могла – сдаться и отказаться от своих верований лишь потому, что Вонвальт назвал их запрещенными. А Вонвальт, связанный клятвами и законами, был обязан предать ее суду, но и он не хотел этого делать.
– Сэр Отмар уже согласился уплатить за вас штраф, – наконец сказал Вонвальт. – Просто отрекитесь от драэдизма, и я оставлю вас в покое. Никому нет нужды сегодня умирать.
– Отмар никогда бы не отрекся от своих верований, – резко сказала ведьма.
Клавера прорвало:
– Своими словами ты обрекаешь его на погибель! Он все-таки драэдист!
– Замолчите! – рявкнул Вонвальт.
– Нужно сжечь дотла всю эту деревню вместе с ее крестьянами-еретиками!
– Ради Немы, юноша, да заткнешься ты или нет?! – воскликнул Вонвальт. – Дубайн, уведи его отсюда.
– С радостью, сир, – сказал Брессинджер и развернул своего коня – крупного гнедого рысака по имени Гэрвин.
– Я исполняю волю Богини! – заорал Клавер. – Не прикасайтесь ко мне! Я прослежу, чтобы воля Немы была исполнена!
Брессинджер подъехал к священнику, выхватил у него из рук поводья и повел коня обратно по охотничьей тропе. Я отчасти ожидала, что Клавер спешится и воинственно бросится назад. Вместо этого, столкнувшись лицом к лицу с непоколебимой невозмутимостью Брессинджера, священник умолк.
Вонвальт снова повернулся к пожилой ведьме.
– Вы – жена сэра Отмара, – утвердительно сказал он.
– Леди Кэрол Фрост.
– Миледи, вам известны последствия, которые навлечете на себя – которые я обязан навлечь на вас по закону, – если вы откажетесь отречься от драэдизма?
– Известны.
– И вы готовы обречь себя на смерть?
– Готова.
– А готовы ли вы обречь на смерть всех этих людей?
– Каждый мужчина и каждая женщина, что пришли сюда, способны сами принять за себя это решение.
Вонвальт раздраженно вздохнул. Он только собирался снова заговорить, как произошло нечто поразительное: деревянная маска оторвалась от алтаря и стала подниматься в воздух.
Я взвизгнула. Жители деревни ахнули. Маска, уродливая и безыскусная, плавно взлетела и замерла в шести футах над алтарем.
Там она и повисла, с заметной враждебностью глядя на происходящее. Отблески костра плясали на ее грубых чертах.
Все замерли. Несколько мгновений я не могла перевести дух. Старые языческие боги пришли в ярость из-за имперского вмешательства и явились сюда, на эту поляну. У меня ужасно закружилась голова. Убийцы, воры, насильники – с ними Вонвальт еще мог справиться, но противостоять разгневанным изначальным духам он был неспособен.
Вонвальт вытащил из ножен свой короткий меч. Клинок запел в ночном воздухе. Леди Фрост закричала – как бы ни была крепка ее воля и вера в старых богов, даже она не могла побороть страх перед холодным блеском стали.
В тот же миг ближайшие крестьяне – трое крепких мужиков – бросились вперед и закричали что-то неразборчивое на древнем драэдическом языке. Они отчаянно потянулись к Вонвальту, пытаясь схватить его за ногу и стащить с коня.
– Назад, чтоб вас! – сказал Вонвальт, без гнева, а скорее раздраженно. Винченто встал на дыбы и забил передними ногами. Копыто большого черного дестриэ врезалось одному драэдисту прямо в грудь. Удар был таким сильным, что проломил крестьянину грудину и отшвырнул его назад. Второй язычник лишился левой руки ниже локтя, попав под меч Вонвальта. Идиот закричал, выпучив глаза, и упал на спину, прижимая к себе кровоточащий обрубок.
Третий драэдист как раз задумался, а не стоит ли ему отказаться от столь опрометчивого курса действий, когда конь Брессинджера врезался в него сбоку. Драэдист упал промеж копыт животного, оглушенный, побитый, но живой.
– Прекратите немедленно! – прогремел Вонвальт. На этот раз в его крик прокралось эхо Голоса Императора, и возня тут же прекратилась. Леди Фрост осталась у алтаря. Три крестьянина, напавшие на Вонвальта, лежали на земле, стеная и всхлипывая. Брессинджер уже спешился и по-своему – грубо и без капли сочувствия – помогал тому, кто потерял руку. Другие драэдисты в ужасе толпились рядом. В стороне я увидела и патре Клавера, наблюдавшего за суматохой с того места, где его оставил Брессинджер. Через какое-то время священник отвернулся и направился в сторону Рилла. Как бы мне хотелось сказать, что тогда мы видели его в последний раз.
Вонвальт с недовольным видом оглядывал поляну. Наконец он легонько подтолкнул Винченто и, подъехав к алтарю, остановился рядом. Затем его клинок описал дугу, рассекая воздух. Маска упала, со стуком отскочила от каменного алтаря и неуклюже плюхнулась в грязь.
– Нить, – сказал Вонвальт. – Черная нить, привязанная к сокрытому блоку. – Он равнодушно убрал меч в ножны.
Чары рассеялись. Какие бы дальнейшие проделки ни затевали местные жители в своем религиозном порыве, они были развеяны вместе с обманом.
Леди Фрост выглядела несчастной. Она начала плакать. Но я не испытывала к ней сочувствия. Этот спектакль, который она хотела разыграть позднее, во время празднества, был дурной затеей.
– Сейчас же возвращайтесь по домам, – сказал сэр Вонвальт язычникам. – Утром каждый из вас подойдет ко мне и отречется, или, клянусь богами, вам всем светит виселица.
Крестьяне, разве что не спотыкаясь, разбежались и исчезли в холодных, темных лесах.
– Дубайн, как он? – спросил Вонвальт у Брессинджера.
Брессинджер пожал плечами.
– Будет жить, если найдется толковый хирург.
Вонвальт посмотрел на леди Кэрол.
– Вы позаботитесь об этом человеке, – сказал он. – Если он умрет, вы будете держать ответ передо мной.
Она кивнула, переводя взгляд с безрукого язычника на Вонвальта и обратно.
Вонвальт вздохнул, покачал головой и потянул за поводья Винченто, чтобы тот развернулся ко мне. Затем он рассеянно похлопал коня по шее.
– Хелена, возвращаемся в Рилл, – негромко сказал он. – Я хочу подготовиться к завтрашнему суду. День предстоит хлопотный.
Следующим утром мы встали рано. На улице снова было холодно и пасмурно, и я гадала, касалось ли солнце Рилла хоть когда-нибудь.
Мы выгрузили из телеги Герцога Брондского все, что нужно: книги учета, своды законов, перья и чернила, чистый пергамент, складной стол на козлах, кожаное кресло Вонвальта с откидной спинкой, свежий воск и штемпели, щит с гербом Сованской империи, прикрепленный к пятифутовому шесту, и различные грамоты, подтверждавшие полномочия Вонвальта, которые люди имели право потребовать и проверить.
Деревня медленно просыпалась вместе с восходящим солнцем, и холодный воздух наполнился запахами готовящейся на огне еды. Для большинства крестьян завтрак состоял из кружки эля и жирной каши с кусочками того, что оказалось под рукой, хотя из поместья Фростов доносился отчетливый запах жареного бекона. Вонвальт, Брессинджер и я съели несколько холодных, черствых кусков пирога в трактире, и мой живот уже снова урчал.
– Значит, наш приятель священник уже уехал? – спросил Вонвальт, усевшись в свое кресло. Я примостилась на небольшом стуле рядом с ним. Будучи его секретарем, я должна была записывать все, что говорилось во время слушаний.
– Да, – ответил Брессинджер, стоявший по правую руку от Вонвальта. – Еще ночью, хотя перед отъездом он не преминул высказать мне все, что думал.