Правосудие королей

– Лорд Бауэр сказал, что у него умер сын, – через полминуты молчаливого поедания ветчины сказал Брессинджер. – От оспы, и из-за этого его дочь ушла в монастырь. – Он пожал плечами. – Мало ли что горе может сделать с человеком.

– Возможно, – согласился Вонвальт. – Или, возможно, была другая причина, помимо смерти брата. Лорд Бауэр сам сказал, что она вдруг ощутила тягу к монастырской жизни. И молодежь нынче невозможно набожная – посмотри хотя бы на Клавера. Ему едва двадцать пять, и он уже важный священник.

– Священник с хорошими связями, – заметил Брессинджер.

Вонвальт отмахнулся от него.

– Я не желаю говорить об этом болване. Я и так уже не в духе. – Вонвальта будто что-то тревожило. – Впрочем, теперь, когда ты указал на это, ее поступок действительно кажется мне более чем странным. Я говорю о девушке.

– Возможно, это просто домыслы, – сказал Брессинджер, пожав плечами.

– Возможно, – согласился Вонвальт, но его голос звучал задумчиво. Он повернулся ко мне. – Ты могла бы расспросить того паренька, с которым гуляла сегодня утром. Стражника.

Я покраснела.

– Мы не делали ничего предосудительного, – с жаром сказала я.

Вонвальт и Брессинджер переглянулись. Увидев их понимающие кривые усмешки, я почувствовала себя маленькой и глупой. И сразу же ощутила, как во мне просыпается Хелена из прошлого, Хелена с улицы: колючая, вспыльчивая и задиристая.

– Я и не говорил обратного, – сказал Вонвальт.

Какое-то время я не позволяла себе говорить. Вместо этого я, как ребенок, ковыряла еду и ждала, когда утихнет мой гнев. Мне понадобилось немало времени, чтобы научиться держать себя в руках, – времени и бесконечного терпения Вонвальта.

– Я не очень хорошо его знаю, – заставив себя говорить спокойно, произнесла я. – И наши дороги вряд ли пересекутся снова.

– Что ж, мы здесь по официальному делу, – сказал Вонвальт, – а молодой парнишка вроде него, состоящий в городской страже, наверняка будет держать ухо востро. Тебе не мешало бы этим воспользоваться. Выясни, не доходили ли до него какие-нибудь слухи о дочке Бауэра. Они наверняка с ней ровесники.

– Это что, приказ? – резко спросила я. И тут же пожалела об этом. Брессинджер, похоже, разозлился.

– А нужно приказать? – спросил Вонвальт.

Я ворочала на тарелке мою ветчину.

– Нет, – сказала я. – Я живу, чтобы служить.

– И я почти тебе поверил, – пробормотал Вонвальт, посмеиваясь над моим колючим ответом. Я заметила, как он подмигнул Брессинджеру, прежде чем снова принялся за еду, но затем нас всех отвлекла внезапно распахнувшаяся дверь трактира.

– Это еще что? – пробормотал Брессинджер. Стоявший в дверях парнишка явно был гонцом и, судя по ливрее, принадлежал одной из тех организаций, что обладали сверхъестественной способностью разыскивать людей. Он увидел, что мы сидим в углу, и сразу же направился к нам.

– Спокойно, – негромко сказал Вонвальт, когда Брессинджер собрался встать. Он повернулся к гонцу. – Вы ищете меня?

– Прощу прощения, милорд Правосудие; извините, что прерываю ваш обед. Но у меня для вас срочное письмо. – Он протянул запечатанный конверт без подписи. Я не смогла разглядеть герб на восковой печати, но по цвету и по ленте поняла, что письмо отправил другой имперский чиновник – возможно, даже другой Правосудие. Вонвальт нахмурился, забирая послание. Ему нередко приходили срочные письма, но на этот раз он точно ничего не ждал.

– Благодарю, – сказал он гонцу, и тот ушел. Вонвальт сломал печать и быстро просмотрел содержимое письма.

– Что там? – не сдержавшись, спросила я.

Вонвальт ответил не сразу. Он сложил письмо и сунул его себе в карман. Вид у него был озабоченный.

– Похоже, у нас возникли проблемы.

– С делом Бауэра? – спросил Брессинджер.

– Нет, – сказал Вонвальт. – С государственными делами. – Он огляделся, но рядом не было никого, кто бы мог нас подслушать. Тем не менее, когда Вонвальт снова заговорил, он все равно понизил голос: – Это письмо отправила Правосудие Августа. Она в Гуличе, ближе, чем я думал. Судя по всему, то, как я… обошелся с патре Клавером в Рилле, привело к гораздо большим неприятностям, чем можно было ожидать.

– «Чем можно было ожидать»! – проворчал Брессинджер. – Вы знали, какие у него политические связи. Нема тому свидетельница, он сам вам об этом столько раз говорил.

Вонвальт стиснул зубы, словно их свело от раздражения.

– Правосудие Августа говорит, что Клавер нашел союзника в маркграфе Вестенхольце. Эти двое, судя по всему, хорошие друзья.

Вестенхольц был могущественным человеком, лордом Моргарда и известным в политических кругах смутьяном. Несколько недель назад мы проезжали через Моргард – крепость была самой северной точкой нашего маршрута, – но тогда маркграф отсутствовал, и мы не стали задерживаться там.

– Вести распространяются быстро, – сказала я. – Моргард и Гулич расположены совсем не близко.

– Августа умеет говорить с животными. Это одна из ее способностей. Полагаю, что по северу уже давно летают одна или две ее птицы, – сказал Вонвальт и помедлил. – Она уделяет много внимания политическому положению Ордена.

– И вам бы тоже не мешало его уделять, – сказал Брессинджер.

Я ожидала, что Вонвальт осадит пристава, но он лишь раздраженно посмотрел на него.

– Ну и что с того? – наконец сказала я. – Вестенхольц может идти лесом. Вы же Правосудие.

– Вестенхольц имеет влияние на млианарских патрициев в Сове, – мрачно сказал Вонвальт. – Млианарские патриции же имеют влияние на саварских храмовников.

Мне были знакомы все эти имена, и ни одно из них не означало ничего хорошего. Млианарские патриции были могущественной фракцией сованских аристократов, которые исторически выступали против династии Хаугенатов, последними представителями которой были внуки императора Кжосича IV. Саварские храмовники были воинственным Орденом ортодоксальных неманцев, которые своими нерегулярными походами против неверных расширяли южные границы Империи в землях Пограничья. Эти две группы на протяжении веков были связаны традициями, деньгами и землями, и сейчас они вместе вернулись к жизни на политической арене.

– Похоже, патре Клавер продвигал интересы саварцев гораздо дольше, чем говорил в Рилле. Он объездил всю Империю, упрашивая лордов расстаться с землями, деньгами, сыновьями и дочерями ради очередного похода на юг. Августа обеспокоена этим и считает, что поход на юг может с легкостью превратиться в поход на север.

– Она что, считает, будто храмовники пойдут войной на Сову? – спросила я. – Зачем?

Вонвальт пожал плечами.

– Сова уже много раз сталкивалась с вооруженными восстаниями. Млианары – смутьяны, жаждущие власти. Достаточно посмотреть лишь на недавнее прошлое Совы, и ты увидишь, что происходит, когда жаждущие власти смутьяны заключают союзы с армиями фанатиков.

Я втянула воздух сквозь стиснутые зубы.

– Вы одним махом нажили себе слишком много врагов.

Теперь Вонвальт раздраженно посмотрел уже на меня.

– Да уж.

– Nyiza, – Брессинджер выругался по-грозодски и легкомысленно пожал плечами. – Ну и что? Подумаешь, кто-то задел гордость Клавера. Видит Нема, он давно на это напрашивался. Хелена права, вы – Правосудие. Что он сделает? Попытается поквитаться с вами из-за столь мелочных обид? Выступить против вас – значит выступить против самого Императора.

– Вот только… – начал Вонвальт, и у меня внутри все сжалось. Мне всегда было спокойнее думать, что власть Вонвальта абсолютна. Услышать от него самого, что у нее есть свои пределы, было крайне тревожно. – Судя по всему, Орден магистратов впал в немилость у Императора. Ни для кого не секрет, что неманцы уже несколько лет болеют о том, чтобы силы Ордена вернули Храму. Пропади моя вера, даже Клавер об этом не умолкал. А магистру Кейдлеку хватило глупости предложить, чтобы взамен Орден оставили в покое. Императору не понравилось, что Кейдлек пошел на уступки.

Какое-то время я, потрясенная, сидела молча.