Страница 2 из 51
– Вы кто? – подняв взгляд, спросил удивленно я.
– Позвольте представиться, Виктор Александрович Грецкий, врач, – ответил он и тут же в лоб, – милейший, вас что-нибудь беспокоит?
– Да задница чешется, а так норм все. А где я?
– Уважаемый, вы в городской объединенной больнице города Калинина – почему-то снова на старомодном языке ответил айболит – А позвольте поинтересоваться, как вас зовут?
– Слава я – снова начав чесать задницу, почему-то решил посекретничать я. Значит, что-то случилось в поезде, раз я тут оказался. Но где этот Калинин? Я покопался в памяти и не нашел никаких знакомых городов с таким названием. Переименовали? Буду пока считать, что этот город где-то на пути из Москвы в Питер.
– Так, Евгения Александровна, милочка, принесите пожалуйста простыней в ординаторскую, давайте осмотрим… Кхм, беспокоящую пациента мускулюс глютеус, – обратился он к медсестре. Та, по-прежнему не говоря не звука, кивнула и тут же куда-то ушуршала. Меня же провели в соседнюю комнату и предложили располагаться. Еще одна кушетка, пара шкафов, большой круглый стол посредине и стулья вокруг. Взяв ближайший стул, я уселся на него, зажав одеяло между ног.
– Хм, атаксии не наблюдается, это очень хорошо, – услышал я от доктора. Не знаю, что такое атаксия, но раз ее нет и это хорошо, то я полностью согласен с доктором, болячек мне не надо.
– Вячеслав, вы позволите мне вас так называть? А какие у вас последние воспоминания перед попаданием в наше замечательное во всех смыслах медучреждение? – доктор решил продолжить.
– Сел в поезд, выпил, уснул, – несуразность происходящего вокруг прямо-таки вопила мне о том, что сильно много говорить не надо.
Тут вошла эта самая Евгения. Плюхнув пачку простынок на стол, она взяла верхнюю, взмахнула ей, расправляя и опуская на кушетку. Затем наклонившись, стала заправлять ее по углам. Натянувшийся халатик обрисовал контуры попы и приподнял завесу над стройностью ног. А ничего так…
– Тэ-экс, парафилии тоже не наблюдается, – вдруг донеслось до меня. Повернув голову, я увидел наблюдающего за мной айболита. Черт, спалил, как пацана…
– Ну-с, снимайте одеяло и ложитесь, – последовало распоряжение.
Немного показушно я встал, скинул с плеч одеяло и глянул вниз. Уфф. Ничего не торчит, а значит стесняться нечего, тут все врачи. Или скоро ими будут.
Расположившись на кушетке, я без всяких просьб ткнул пальцем в чешущееся место. Айболит ткнул туда пальцем, потом спросил «больно?» и, даже не выслушав ответ, начал раздавать приказания. Вскоре меня в районе лопаток и жопы уже натирали каким-то камфорным спиртом. Воняло противно, но прикосновения женских рук все компенсировали. Черт, чего меня так плющит-то? Соберись!
– Доктор, а можно мне еще штаны какие-нибудь? А то сверкать голым задом не входит в список моих любимых занятий, – попросил я, снова укутываясь в одеяло. А эта медсестричка стоит и наблюдает, зараза. Как будто голого мужика не видела.
– Всенепременно! А позвольте у вас узнать, а что входит в ваш список любимых занятий? – тут же кинул ответку айболит.
– Комп… – тут же прикусил я язык. Если это то, о чем где-то вдалеке машет мне моя чуйка, то слово компьютерщик тут никто не поймет. Надо срочно выгадать время «на подумать».
– Компанейский я… Наверное. А больше… Не помню – с длинными паузами, перемежающимися собиранием складок на лбу, ответил я, состроив удивленное лицо.
– А вообсче, что со мной? – как-то неожиданно заменил я букву щ. Какой-то старый фильм недавно смотрел, там привычные нам щ выговаривали совершенно по-другому.
– Милейший, вы попали в железнодорожную аварию. Какой-то товарищ из колхоза на тракторе куда-то не туда заехал и паровоз сошел с рельс. А за ним и несколько вагонов. Вас нашли без чувств около одного из них, – с каким-то сожалением глядя на меня, произнес доктор.
Так. Колхозник на тракторе ладно, но паровоз! Это же экзотика, на ней за деньги по выходным у нас катают.
– Вас привезли сюда, в ближайшую больницу. И до сегодняшней ночи, вернее уже скоро утра, вы лежали тут, не реагируя ни на какие стимулы. А сегодня напугали собой милейшую Евгению Александровну, – продолжил он.
– Евгения Александровна, прошу простить меня, я не был информирован, – на всякий случай тут же повинился я перед продолжающей меня рассматривать медсестрой, – а сколько я тут уже?
– Больше шести месяцев. Сейчас на дворе 17 мая 1951 года.
– И-и-биться сердце перестало. 51-й? Оху… ехал я – медленно ответил я, переваривая ответ.
Я офигевше сидел, уставившись в одну точку. 51й год, еще два года Сталин будет жить. Ведь точно помню про 53-й, смотрел кино с Папановым на эту тему. Потом Хрущев. Потом… Не помню, да и не важно пока. Тут нет компьютеров, тут нет интернета, тут нифига нет из привычного мне. Я попаданец, едрить меня через колено. И я попал, реально попал.
Из пучины размышлений меня вырвал ударивший в нос резкий запах нашатыря. Резко откинувшись, я взглянул на обеспокоенных врачей.
– А это есчо зачем? – вытирая выступившие слезы, спросил я.
– Простите еще раз, но вы не отвечали и не проявляли реакции.
– Немного задумался о насущном, – откликнулся я. – О, одежду принесли, – заметил я лежащую рядом со мной стопочку. В стопке оказались безразмерные пижама и штаны, где вместо резинки в поясе была продета веревочка. Встав и завязав узел бантиком, я почесал руку около локтя. Колючая какая-то хэбешка попалась…
– Виктор… эээ – я напрочь забыл отчество доктора.
– Александрович – напомнил мне по-прежнему пристально разглядывающий меня доктор.
– Да, Виктор Александрович, а можно я пойду полежу немного? А то как-то такое до сих пор в голове не укладывается – мне срочно нужно время, чтобы придумать, как дальше быть.
– Да, всенепременно, только позвольте один вопрос: зачем вам стул был нужен?
На этом вопросе я улыбнулся, вспомнив, как напугал медсестру.
– Быстрее показать, чем рассказывать. Пойдемте, – я нашарил ногами тапки.
Выйдя из ординаторской, я подхватил стул за спинку и сиденье и понес его к так успешно разбудившей меня лампочке. Поставив стул под ней, я взобрался на него и взглянул на лампы поближе. Толстая колбаса колбы очень отдаленно напоминала привычные мне лампы дневного света.
– Может, ток выключить? – спросили меня снизу.
– Не, не надо. Видно же ничего не будет. Ну, и если что, запишите мне в историю болезни лечение электротоком, – ответил я, продолжая рассматривать конструкцию светильника. Видимо, с момента изобретения ничего нового не придумали, потому что я сразу же обнаружил дроссели и стартеры. Один из них разгорался и гас в такт бзыканью, поэтому и был сразу же определен мной в неисправные. Аккуратно взявшись за кончик, я покачал его влево-вправо и он неожиданно легко выпал из креплений. Ндас, «нажать-повернуть-защелкнуть» из нашего времени тут и не пахнет.
Спрыгнув со стула, я протянул стартер айболиту:
– Вот, перестало. А это передадите электрику, я просто выключил лампу.
Виктор Александрович покрутил дроссель перед глазами и, хмыкнув, отдал его Евгении. Дескать, ты дежурная, и это по твоей части.
Отнеся стул назад к столу, я еще раз испросил разрешения удалиться и, получив его с наказом в случае возникновения вопросов безотлагательно обращаться, ушел в палату, где и завалился на жалобно скрипнувшую койку.
Положив руку под голову, я принялся размышлять. Вообще-то само попадание в прошлое не стало для меня каким-то этаким откровением. В свое время я читал много фантастики про попаданцев, только все они почему-то попадали в 41-й год, некоторые с ноутбуками или даже со смартфонами. Ну, или как минимум с энциклопедической памятью. Немного освоившись, они начинали изобретать промежуточный патрон, командирскую башенку для Т-34 и садились писать письма Сталину. Ну, и выигрывали Великую Отечественную кто на год, а кто и на три раньше. А потом жили хорошо и счастливо. А я попал сюда голым. Понапрягав свою память, я понял, что она у меня ни фига не энциклопедическая. Я ничего не знаю про эту эпоху. Вдобавок к скорой смерти Сталина я смог вспомнить только, что где-то в это время был создан первый компьютер. Нда-с, совершенно не густо. Значит, будем имитировать полную потерю памяти. Тут помню, а тут не помню. Готов сотрудничать по этому поводу с кем-угодно, только верните мне память. Так, с этим понятно, идем дальше.