Страница 47 из 48
— Погоди... я не уверена, что понимаю...
— Она захотела посмотреть на Никиту, будет в зоопарке в ваше время.
Переспрашиваю:
— Ты серьёзно?
— Издалека... Это...
Я понимаю, что ему тяжело даются слова сейчас, но вместо поддержки мне хочется разбиться о скалы, не найду причину, почему, потому пока продолжаю слушать. Это ревность сейчас внутри? Или страх?
— Ты можешь проследить за паучонком? Чтобы он не сорвался и... я бы мог сам..
Тут идёт очевидное "Но", потом спрашиваю:
— Но?
Он и правда продолжает:
— Но я пошлю к чёрту эту затею раньше, чем эта... покажется на горизонте.
Поворачиваюсь к нему.
— Артём, тогда зачем?
— Грехи искупаю, не видишь разве?
— О чём ты? Не смешно...
— Свет, помоги мне, пожалуйста.
— Тогда объясни всё?
Глубоко выдыхает.
— Рита пыталась раньше, я не давал, не хотел и, наверное, не хочу. И даже не говори, что должен был и что она его мать, не работает это со мной, ясно?
Провожу линию по кончику носа, заставляя того остановиться.
— Не сердись.
Наконец сквозь молчание говорю:
— Хорошо. Я попробую, но ты не думаешь, что всё пойдёт не по плану? Что она может захотеть...
— У неё мелкий будет в коляске, Никита — лишь эмоциональный порыв о пережитом.
— Ясно...
точнее, ничего не ясно.
Но собираю себя, заставляю согласиться, заставляю дать клятву, подтвержденную поцелуем, что не дам Никите обернуться в назначенном месте в назначенное время, сама же глубоко задумавшись о том, смогла бы я не подойти к этому ребёнку, если бы была на её месте? Я не знаю, это бессмысленный вопрос. Мне не быть на её месте. Ей не быть на моём.
Тёма снова целует и закутывается в моей откуда-то взявшейся ласке. Нежно движется по моим изгибам, снова напоминая, что я, оказывается, могу вызывать желание и что-то при этом чувствовать.
Утро приходит слишком быстро, как и поездка с детьми стремительно набирает обороты. Артём обрывает мне телефон спустя каждые пять минут, но сам отказывается говорить о вчерашнем происшествии с Тимом. Хоть тому не звони и не спрашивай, блин.
Только всё это не имеет смысла.
Никита носится от ограды к ограде, рассматривая самых изысканных попугаев. Раз от разу зовёт меня, пока я не занята разговором с его отцом, уверяя того, что никаких колясок по близости не проходило. Позади нас Ольга Владимировна помогает мне не потерять ораву ребятишек и вообще чертовски спасает сегодня, ибо я не могу сосредоточиться, постоянно думая о том, что произойдёт.
Если... если ему опять станет плохо?
Артём боится этого, хоть и не говорит напрямую.
К счастью, время летит солнечными лучами, преодолевая отведенные нами границы. Никого по близости так и не оказалось, и я уже даже спешу обрадовать Тёму, сама набрав его номер, но... Вздрагиваю, почувствовав остро направленный чуждый взгляд.
Вдалеке стоит женщина, укачивая малыша на руках. Она очевидно что-то поёт, но не сводит глаз... нет, не с меня. С Никиты, что пытается есть мороженное и не накапать себе на кофту, хотя эта миссия безуспешно провалена.
Что ж... Может, достаточно?
— Свет, ай! Есть салфетка? — Он хохочет ровно до тех пор, пока не замечает, куда я смотрю.
И меня тянет отвернуть его, отдёрнуть, прокляв себя саму самыми жуткими проклятиями, ибо сама заставила его обернуться, не сумев отцепиться от взгляда той брюнетки.
— Никит, нам нужно идти, да?
Кладу руку на плечо и тут же отшатываюсь от того, что он вздрогнул. Ма-моч-ки... Раз...
— Ты слышишь?
Два...
Тот вдруг резко жмурится и переводит взгляд на меня.
— Прикольно... мне показалось, что там мама... — Показывает пальцем, заставляя проследить за этим жестом. Только там уже никого нет... Я судорожно оглядываюсь, пытаясь окутать Никиту хотя бы сейчас, успокоившись только, когда замечаю вдалеке уходящий от нас силуэт.
Никита же... смотрит в глаза, ожидая реакции.
— Ты знала, да? — Единственное, что спрашивает он следом. — Папа подстроил?
и... я не знаю, что говорить.
— Он хотел...
Обрывает.
— Я по ней скучал. Прикольно, что у неё уже кто-то есть, Свет.
И просто берёт мою кисть, утягивая к слегка отошедшей группе.
Седьмая причина жить дальше. Льдом на прощание
Тьма
Говорить о любви той ночью было ещё слишком рано, но по-другому она бы продолжила себя накручивать. Я влюблён, я люблю, но кричать об этом, говорить об этом ещё не в состоянии.
Старенькая Марта смотрит на меня, делая в своём блокнотике какие-то записи. Я рассказываю ей всё, что понял сам за время её отсутствия, но её лицо особо ничего не выражает.
— Она выбросила Вашу хреновину... Просто разрезала на мелкие кусочки...
Сцепляю руки на груди, кайфуя в кресле-кушетке.
— А ещё Никита ей доверяет и...
Дед кашляет, отдаляясь от кресла рядом. Просит свою любимую Марту сделать нам чай и наконец говорит:
— Мне кажется, мальчик мой, что терапия пошла вам двоим на пользу..
— Терапия? Эй? Ты меня вообще слышал?
Тот смётся и чеканит рублём.
— Я о любви, и ты такой же упрямый, как и твой брат...
Усмехнулся, процедив:
— Мы соперничали всю мою сознательную жизнь, какой он мне к чёрту брат?
Тот пожимает плечами и выдаёт очевидное.
— Родной.
— Баатюшки, у тебя память отбило?
— Кровь ничего никогда не решала, мой милый... И то, что ты этого не понял за твои 31, не делает тебя лучше.
Правда же... мы не кровные, я не обязан ему, он не обязан мне. Но изводим мы друг друга до сих пор так, как не изводят заклеймённые той самой молекулой ДНК. Дед вздыхает, поняв лишь одно, что я ещё слишком глуп, чтобы понять очевидное — с братом не стоит ссориться... но я его, чёрт возьми, ревную, ненавидя за то, что в детстве со мной не доиграли в игрушки. Ха, вот это открытие на приёме у детского психолога с 40-калетним стажем.
— Марта? — Переспрашиваю, но, не дожидаясь ответа, встаю с места обетованного и иду в сторону двери, открываю ту небольшим скрипом, прикрываю дверь дедушкиного кабинета. Прохожу мимо папиного, не решаясь зайти туда. Спускаюсь вниз по скрипучим ступеням, пытаясь не сбуровить мамин любимый палас.
Замираю, расслышав смех... её смех... Звонкий и до огонёчков живой. Крадусь по коридору, приближаюсь на кухню. Заглядываю туда, любуясь открывшейся картиной.
Мама обнимает Свету, заглядывая той в глаза. Моя девочка хохочет, не переставая держаться за спинку стула, на котором Никитка уплетает торт, что принесла с собой эта прозорливая Нинель, невеста моего гениального брата, с которым отец с утра умотал на рыбалку, не взяв меня, блин.
— Эй...
Марта отрывается от заваривания одной кружки чая для деда. Унимает дрожь в руках и наконец говорит хоть что-то.
— Светочка, думаю, Вы благотворно влияете на мальчика...
и смотрит, главное, на меня.
На мальчика? Ха... Тогда уж на двоих.
Мой лучик обескуражен. И, кажется, я люблю веснушки на её лице больше, чем одиночество.
И кажется, все мои причины были одним большим шагом к её любви.
И кажется, что на свете хоть и "есть расстояние более немыслимое, чем между тобой и мной"*, но даже если это время, я всё равно знаю, что "во всех моих женщинах были твои черты, и это с ними меня мерило"*.
Улыбнулся... наконец перестав бояться быть кому-то опорой. Улыбнулся, поняв, что сын понял всё намного раньше меня.
____
* И. Бродский — "Дорогая, я вышел из дому сегодня вечером..."
** Д. Быков — "На самом деле, мне нравилась только ты. Мой идеал и моё мерило..."
____
Льдом на прощание
Артём и Светлана, горько, можете уже нацеловаться
Тёма держит за руку и просит не сорвать себе горло, а я ликую, как ненормальная свихнувшаяся от любви мамаша. Ликую и кричу Никиткино имя прямиком к пьедесталу его первой победы.