Страница 278 из 311
Позанимались, сходили на обед, и снова вернулись. Петя Бубнов рассказывал, как ходят, как сдают. И показывал. Короче, к вечеру голова у меня немного распухла от новых знаний и жары. Так что после ужина я собрался до самой вечерней поверки организовать себе личное время. Сходил только сначала к Копцу, проведал его.
Илья умирать передумал, антибиотики сделали свое дело, и выглядел он лучше прежнего — и одышка исчезла, и на щеки вернулся легкий румянец. Симулянт, короче. Конечно, почему бы не полежать на кровати, книжечку не почитать. Интересно, с какой радости он ее под подушку так быстро спрятал? Антисоветчина какая, что ли?
— Что пишут? — спросил я, кивая на изголовье кровати. — Заныкал плохо, уголок торчит. Колись, про что книжка?
— Да про любовь… — смутился Копец. — Принесли вот… Увлекательно.
И он вытащил довольно объемный кирпич в бежевом коленкоре. На обложке золотые виньеточки, всё по фэншую. И название — «Анжелика». Как же, плавали, знаем. При советской власти весьма популярная книженция.
— Ну и как там? Графья, князья, прынцы? — спросил я, пододвигая поближе к кровати Ильи табуретку.
Кстати, кто не в курсе, армейская мебель весьма увесиста. При нужде можно использовать вместо холодного оружия. Мне только интересно, сколько кубических километров этого добра притащили интенданты из Союза сюда?
— Хорошо пишут эти Голоны, — выдал свое мнение Копец. — Прямо жизненно. Читаешь и представляешь…
— Так фильм же есть, — удивился я.
— Там не то, — презрительно махнул рукой Илья. — Хотя артистка красивая… Говорят, продолжение есть. Не слышал там в Москве?
— Как же, нас собирают два раза в неделю на Красной площади, по вторникам и субботам, новости рассказывают, — улыбнулся я. — Но продолжение есть. И не одно. Штук десять, наверное. Только на русский еще не переводили вроде.
— Фигня, подожду, — легкомысленно загадал Копец. — Охота узнать, чем дело кончится.
— Выздоровлением и дальнейшей службой, чем еще?
— Не трави душу, как подумаю, что до смены полтора года еще здесь куковать…
Иду к себе, думаю об уставе гарнизонной и караульной службы. А о чем мне еще думать? Только об этом. Ну, и заодно карман поглаживаю. Уж не знаю, как тут почта работает, но письмо от Ани притащили сегодня, хотя отправлено оно было за день до Ашхацавы. Писарь вручил. Рупь за сто даю, не обошлось здесь без шаловливых ручек и любопытного взгляда одного старлея. Иначе почему на день задержалось? Не верю я, что письма сюда из Кабула каждый день таскают. Хотя всё может быть. А что, мешки в подходящий транспорт побросали — и вперед. Неважно, сейчас приду, устроюсь поудобнее, и почитаю.
«Помеха слева», — просигналил мне мозг. Надо не ворон считать, а по сторонам смотреть. А то рассказы о похищенных военных — совсем не предания старины глубокой. Кого-то находили потом, а кто-то и так исчезал, с концами. Не каждый день, может, и не каждый месяц, но всё же. Я повернул голову в тот же миг, когда Женя подхватила меня под руку.
— Вас что, только отпустили? — спросила она. — С утра как ушли, так целый день не было.
Блин, как-то мне совсем невдобняк стало. Только про Аню думал, письму радовался — и на тебе, получи.
— Да, устал как собака, — ответил я.
Вот точно, у женщин есть орган, отвечающий за интуитивное восприятие действительности. Только что Ким прижималась ко мне, и вдруг раз — вроде и держит под руку, как и прежде, но отодвинулась на десятую долю миллиметра, и какое-то напряжение чувствуется.
И точно — прошла со мной Женя буквально пару десятков шагов, потом засобиралась внезапно, мол, времени нет, пора работать, и вообще. Попрощались, я прошел метров пять, вдруг слышу — бежит.
— Ты возвращайся, Андрей, — переводя дыхание, выпалила она. — Я ждать буду!
Утром позавтракали раньше других даже, и двинулись с Бубновым к нашей чудо-машине. Возле нее уже крутился водитель, вроде узбек. Представился, сначала фамилию озвучил — Саидов, а потом, когда я спросил, и имя назвал, Бахтияр. Разговаривал по-русски он почти чисто, только постоянно путал мужской и женский род, как все тюрки. Петя еще вчера сказал, что я в кабине поеду, чтобы всё увидеть. Когда я начал моститься со своим броником, Саидов подсказал, что лучше его на дверцу повесить. Будут обстреливать, дополнительная защита получается.
— Лучше, конечно, в БТР ехать, но нам пока не дали, — пошутил он.
— А это что за чудо? — спросил я, показывая на стоящий неподалеку странный недотанк с четырьмя стволами.
— Секретное оружие! — уважительно сказал Бахтияр. — Шилка. Мощь — супер. Но фотографировать нельзя, на дембель когда идешь, все фотки проверяют, найдут — накажут сильно. Духи называют шайтан-арба. Боятся очень.
Я вылез из кабины. Успею еще насидеться. Лучше погулять в тенечке, пока не сильно припекает.
На торчащий из башенки БТР ствол крупного калибра боец деловито прикреплял синей изолентой полиэтиленовый пакет.
— Давай, чтобы целку не сломали, как в прошлый раз, — напутствовал его хозяин универсального крепежа.
— Сплюнь, придурок, — отвесил ему подзатыльник борец за чистоту ствола. — Девке своей загадывать будешь.
А что, удобно, по дороге пыль не попадет, а если стрелять — то не помеха.
Рядом с «шилкой» стояли четыре офицера — три капитана и майор, явно травивший какую-то байку. Подошел поближе, услышал окончание рассказа:
— …спрашиваю его, что ж ты, чувырло, не стрелял в меня? Было бы тебе счастье, офицера завалил. А он мне — зачем стрелять, хотел в плен захватить, продать, старший сын жениться собрался, на калым. И сколько б тебе дали, спрашиваю. Миллион, говорит.
— Брехня, — влез один из капитанов. — За тебя тыщ четыреста отсыпали бы, и то не гарантия. Миллион за летуна дают, восемьсот — за полковника.
— А за него?— вдруг показал на меня майор.
— Сотку, не больше. Лейтенантов на калым много наловить надо, — засмеялся знаток местного рынка живой силы.
Я, грустный от озвученных цен, вернулся к нашей шишиге, присел у колеса в тени, и достал письмо. Не знаю, какой раз перечитываю, но еще не надоело. Хорошо, когда тебя ждут. Когда есть к кому возвращаться. Прямо тепло на душе становится от каждой строчки. Вроде и чепуха всякая, а приятно. Пишет про погоду, квартиру, проделки Кузьмы. Ну, что скучает, само собой. А про великий замысел Ашхацавы — ни слова. Давид затеял что-то в секрете от остальных? Ладно, приедем из рейда, дозвонюсь, узнаю.
Дали сигнал «По машинам». Выдвинулись.
Саидов нашел благодарного слушателя, записался в экскурсоводы.
— Через город поедем, — начал он. — Там, бывает, стреляют. Недавно один клоун обкурился, наверное, выскочил на дорогу прямо, строчить из автомата начал. Ребята рассказывали. А вот площадь Пушкина.
— Что, правда? — удивился я.
— Нет, как ее местные называют, не знаю. Это из-за пушек. Вон, видите, установлены, старинные. От войны с англичанами осталось.
Скорость заметно увеличилась, я успел только рассмотреть какую-то Черную площадь, на которой по словам водилы, тоже стреляли часто.
— А что мчали так? Дорога не очень, трясет, — спросил я после очередного полета по кабине.
— А чтобы прицелиться не успели! — весело прокричал Саидов.
Притормозили только у выхода из города, когда колонна начала собираться.
— Это мы где?
— Голубые купола, — ткнул пальцем Бахтияр. — Мечеть. Тоже всякое случается.