Страница 277 из 311
— А там?.. — кивнул я на дверь.
— В гробы пакуют. Сейчас на этих бумаги подпишут, и их уложат.
Я с трудом сглотнул слюну. И мне тут работать, заполнять документы?
— Все они — добровольцы, — объяснял мне Горгадзе, когда мы шли назад. — Никто не хочет в морге работать. Хоть и паек офицерский дают, и на дембель в первую очередь. Живут в отдельной палатке. Парии, короче. Слыхал про таких? В Индии целая каста. А ведь это мои люди. Егоров — фельдшер, остальные санинструкторами числятся. Только никто к ним за медпомощью не пойдет. Вот такая петрушка, студент. Вина хочешь? Настоящей, грузинской хванчкары?
Ну кто же от такого отказывается… Я потер себя в районе печени — доживет ли до Союза?
— Хочу. А на разводе?..
— Сегодня опять не будет. Подпол уехал в Кабул.
Мы зашли в персональную палатку Горгадзе, я осмотрелся. А ничего так. Кучеряво. Ковер на земле, кровать с москитной сеткой, нормальный, а не раскладной стол, стулья.
— Слышал, ты уже отработал медсестричку. Черненькую, — капитан достал из баула глиняный кувшин, сбил сургуч. Ох какое темное, густое вино. Ну точно, не магазинное. И пахнет… От такого вина не спиваются — хоть каждый день пей.
— Кто настучал?
— Да все уже сообщили. И о вашей драке с Бубновым тоже.
Я почувствовал, что краснею. Прямо детский сад, ей-богу. Мне стало стыдно за нашу «петушиную» стычку с лейтенантом.
— Я не вмешиваюсь — сами разберетесь, так, генацвале? А не прекратите дурью маяться, так я сочту, что у вас нагрузка маленькая. Доступно излагаю?
Осталось только утвердительно кивнуть.
— Тут все держится на старослужащих в ротах. Хороший дедушка рулит всем — лейтенанты не участвуют. Только передают команды начальства и все. Ну в бою руководят. Если не струсят.
Капитан подлил мне вина, выложил на стол виноград. И это вся закуска? Я почувствовал, что «кровь земли» мне сразу ударила в голову.
— Ты вот, что Панов, давай, рассказывай все эти свои расклады. Разные слухи про тебя ходят… Кто ты на самом деле, почему сюда попал. Да так внезапно. Мне ясность нужна.
Ясность ему нужна. Она и мне самому бы пригодилась. Я покрутил в руках стакан с хванчкарой. Вот почему капитан меня подпаивает. Хочет, чтобы я по пьяни все разболтал. Хрен ему. Буду играть в несознанку.
Утром я пошел на развод, ничего не подозревая. Всё как обычно, похмелья ни в одном глазу, бодр и почти доволен жизнью… Солнце взошло на востоке, я продолжаю дышать кислородом, армия занимается чем-то непонятным, люди болеют.
— По заявке третьего батальона в рейд выделяется военврач. Не исключена возможность боестолкновения. Бубнов!
— Я!
— Проверишь оборудование, запасы. Панов к тебе стажером. Покажешь там ему всё. Все свободны.
Вот это сюрприз! Я понимал, что рано или поздно всё равно придется в этом участвовать, но надеялся на поздно. А тут… сразу в памяти всплыла безумная по отчаянию засада, которую я пережил, наверное, только по незнанию. А сейчас? Вдруг опять стрелять придется? Я так не договаривался. Всю жизнь людей лечил, а не наоборот. Не хочется от слова совсем. Увы, есть другое слово. Надо.
Бубнов пошел вперед, ничего не говоря. Нет, так не пойдет. Бывают срачи на работе, но я такое не люблю. Мне комфортнее, когда всё хорошо. Поэтому я догнал коллегу, хлопнул по плечу:
— На обиженных воду возят. Слушай свежий анекдот. Только из Москвы. Присутствовал, так сказать, лично при создании.
Лейтенант обернулся ко мне, скептически приподнял брови.
— Сдает студентка экзамен по анатомии в медвузе. Препод ее спрашивает — сколько раз у человека за жизнь меняются зубы? Девушка выпала в осадок, потом говорит — Два раза. Мы сидим позади нее, готовим свои билеты, ну и угораем. Она, конечно, тупая была — просто мрак. Но не настолько же, чтобы не знать про зубы? Препод тоже удивился, спрашивает — и какие же смены? А та выдает — молочные на постоянные, и постоянные на золотые.
Бубнов попытался сохранить серьезную мину, но не смог. Улыбка сама просочилась на лицо.
— Ну что мир? — я протянул руку
— Проехали, — буркнул Бубнов, немного подумал, но протянутую руку пожал. — Пойдем, покажу наше хозяйство.
Вряд ли он после этого полюбит меня, но хоть так.
Машина внешне особо не выделялась. Обычный шестьдесят шестой газон, по прозванию шишига. Кунг с красным крестом на борту. Над кабиной какая-то фигня для вентиляции, хрен ее знает, как называется. С виду пошарпанная слегка. Сзади всё сооружение было закрыто на простой висячий замок.
Бубнов разложил лесенку, взобрался наверх, и распахнул дверцу.
— Ну заходи, — кивнул он и скрылся внутри.
Помню, когда-то я читал про советского миллионера, который жил в крутейшей квартире, где дверь была задекорирована под дешманский потертый дерматинчик. Вот и здесь примерно так. Насколько я помню, в санитарных машинах штатные места под носилки с двух сторон, в три яруса. Они одну сторону выбросили напрочь, на этом месте стоял операционный стол. Самодельный, но несомненно под это дело. Сверху висела лампа бестеневая, тоже явно кустарщина, из шести автомобильных фар. Стерилизатор, какие-то емкости, биксы… Я стоял и тихо охреневал.
— Это сколько же тут сделать пришлось? — спросил я Бубнова.
— Нравится, да? — с гордостью спросил Петя. — Это Шота всё организовал. Спирта немеряно пришлось отдать, но зато результат! Мы здесь всё можем сделать!
Насчет «всё» сомнительно, но согласен — в такой «санитарке» сотворить можно намного больше чем в обычной.
— На пока, почитай, — сунул он мне какой-то серый листочек с бледно отпечатанным текстом.
Явно неофициальное что-то. Памятка воина-интернационалиста. Обычные благие намерения. Специально, чтобы вымостить дорогу сюда. Местных не трогать, имущество не повреждать, баб не задевать, мулл уважать, если что надо, то через Царандой. Ничего ни у кого не брать, из колодцев не пить, еда только своя. Даже мне понятно, что в жизни это не делается.
— Что там смешного? — спросил Петя, заметив мою улыбку.
— Да вот читаю, анекдот еще один вспомнил. Про общество охотников. Где решают, сколько брать с собой. Предложили по бутылке. Возражения — в позапрошлом году так было, некоторые не вернулись, заблудились. По две — та же петрушка, в прошлом году три человека ружья потеряли. Встает один и предлагает — взять по три, ружья оставить дома, из автобуса не выходить. Так и здесь. Держи, ознакомился.
— Смешно, — буркнул Бубнов. — Обхохочешься, — и вдруг, хрюкнув, засмеялся, хлопая себя по коленям: — Из автобусов… ха-ха… не выходить… Не, придумают же, — он вытер уголки глаз.
— А в жизни как всё происходит? — спросил я, кивая на инструкцию.
— Мы сидим и ждем. Надо будет — принесут, помощь окажем. Чем меньше будешь в дела вояк лезть, тем легче служба пойдет. У них своя свадьба, у нас — отдельно от них. Чем они там в рейдах занимаются — не наше дело. Так понятно?
— Куда уж доступнее, — ответил я.
Потом подошел еще фельдшер, Саня Тарасов. Сразу видно — дедушка Советской Армии. И не потому что выпендривался, с этим как раз у парня всё в порядке было — и помогал, и сам всё проверил, и недостающее притащил, без напоминаний составив список. Просто… видно. Научился человек себя уважать и других. Я посматривал за тем, что он делает — не для контроля, скорее, чтобы узнать получше. Сам бы я половину забыл, а вторая половина не пригодилась бы.