Страница 269 из 311
— Сейчас как дам новым сапогом, через пятнадцать минут сдохнешь? — вспомнила Женя и засмеялась.
Потихонечку начали выбираться на дорогу. Расписания попуток у нас нет, а добираться пешком не очень хочется. И опять попался нам тот самый сержант. Похоже, парень немного перегрелся на солнце, а потому немного покачивался, самую малость. К тому же он болел той самой странной болезнью, что и судебный заседатель в гоголевском «Ревизоре», от которого из-за травмы, полученной в детстве, постоянно пахло водкой. А я сразу и не заметил.
Но дело свое он сделал: попутку остановил, и нас после коротких переговоров посадили в кузов, под тент. Вот там мы в соседстве с какими-то ящиками и мешками до самого аэропорта и проехали. Кстати, по дороге увидели местных дам, вполне по-светски одетых, как говорят, непокрытых. Не совсем прав я был по поводу хиджаба, а тем более паранджи.
А там нас ждало прибавление. Фурцева и Тихонов оказались недостойны лечения в госпитале и были отправлены поправлять здоровье по месту службы. Бедный Валера пережил удаление всех пяти обломков зубов в один присест и теперь пребывал в состоянии тихого охреневания. А неродственница министра культуры получила звание симулянтки и обидный диагноз «Ушиб мягких тканей груди». Лучи, обнаруженные Вильгельмом Конрадом Рентгеном, доказали целостность всех ее ребер.
Ну и фиг с ней, вон, пусть заведующая женским общежитием за нее переживает. А я подхватил Валеру и повел в комнату, определять на ночлег.
— Хреново? — спросил я, глядя как он морщится при малейшем движении головой. Да и синяк на пол лица красоты со здоровьем не добавлял.
— Сил нет, — признался он. — Может, в медчасть сходите, тащ лейтенант? Таблеточек каких полезных добудете?
Надо бы, конечно, подтащить страждущее тело к медицине, но я развернулся и пошел искать волшебное лекарство.
Минут через пятнадцать я встретил носатого летуна. Тот шел куда-то, улыбаясь от уха до уха. И тут у меня в мозгу вспыхнула логическая цепочка: летчики — спирт. Даже название вспомнил — шпага. Это вроде когда пополам с водой разведен. А чистый шило. Еще там Массандра какая-то есть, но то мне по барабану.
— Вазген! — бросился я ему наперерез.
— О, доктор! — ударил он меня по плечу. — Что скучаешь? Пойдем к нам, печаль лечить будем! — при этом кончик носа у него так смешно зашевелился, что я невольно улыбнулся.
— Да у меня там… фельдшер мучается. Помнишь, я рассказывал, он с нами был? Не взяли в госпиталь, обломки зубов одним махом выдернули, страдает парень. Нет ли часом где-нибудь… буквально капельку?
Нашлась, и даже солидная порция. Понятно, что валюта, дороже спирта здесь вряд ли что найдешь. Но не пожалели. Уснул Тихонов почти спокойно.
Наутро у Валеры поднялась температура, челюсти продолжали болеть. Я схватил его и потащил в медчасть, взывать к совести коллег.
Как ни странно, сработало. Местный стоматолог покивал на проделки далекого дантиста, поохал немного, и написал направление в госпиталь. По второму кругу, в челюстно-лицевое отделение. Я вспомнил, как устраивал в Москве в учреждение того же профиля орловского парня Константина, и снова грусть напала. Хотя что переживать по поводу того, чего изменить нельзя? Всему свое время. Теперь надо добраться до своей части, а там связист устроит звоночек домой.
Тихонов уехал, а я снова остался предоставлен сам себе. Сказали — ждать вертушку попутную, значит, так и сделаю. Лучше лежа, наукой доказано, что именно в этом положении военнослужащий несет службу эффективнее всего.
Золотозубый мент появился совсем нежданно. Он ворвался в комнату и рявкнул:
— Что валяешься? Подъем, на большую землю полетим!
Слушать этого урода я не собирался, а потому продолжил лежать. Только спросил:
— С чего это? То служить отправляют, то назад тащат, да еще и мента прислали. Ты же сидеть должен.
— Ты, Панов, обвиняешься в массовом убийстве мирных граждан. Шестнадцать человек на твоей совести, а семнадцатый, гражданин Абдурахманов, вчера скончался от ран! Пожизненное тебе светит! — и он захохотал опереточным демоническим смехом.
— Бандиты эти граждане, — попытался объяснить я, но меня никто не слушал.
— Сознательные люди несли сдавать найденное оружие в милицию, о чем у каждого из них было в кармане заявление!
Удивиться, что за чушь он несет — меня весьма неласково дергали за ногу. Я открыл глаза. Золотозубого не было, зато присутствовал солдатик, который сообщал, что мне с вещами на выход — наш вертолет скоро готов будет.
Я схватил свои нехитрые пожитки и пошел искать наших. Они уже собрались в кучку у Ми-8. Знакомая машина, что сказать. Женя улыбнулась, Дегтярева просто кивнула, а заплаканная Фурцева, погруженная в свои мысли, похоже даже не заметила меня.
Пришли еще пассажиры, десять десантников под командой старшего сержанта. Эти быстро погрузились внутрь, переговариваясь между собой. На нас, понятное дело, пялились, вернее, на девчонок, но за погляд денег не берут. Я влез первым, и тут случился небольшой, но очень громкий инцидент: Фурцева закатила форменную истерику. Она схватилась обеими руками за что-то и изо всех сил кричала, что лететь не собирается. Ну, и всякое глупое попутно. Тоня пыталась ее уговорить, но это только придавало больше громкости воплям и рыданиям.
Десантники смотрели на это дело как на бесплатное развлечение. Временами даже посмеивались. А что, служба — дело скучное, а тут дамочка клоунаду устроила. Минут пять я терпел, потом вылез наружу. Надо было с этим спектаклем заканчивать.
Пыхтящая Тоня всё пыталась оторвать Фурцеву от вертолета, но безуспешно. Я осторожно похлопал ее по плечу. А то мало ли что, от избытка чувств в ухо двинет. Дергачева повернулась, зло спросила:
— Ну что?
— Давай грузиться. Пора заканчивать с этим. Ты или я?
— Сама, — вздохнула Тоня и, прицелившись, коротким замахом от всей души влепила истеричке пощечину, сначала с правой, а потом и с левой.
Мария опустила руки и снова заплакала:
— Мало на меня всего навалилось, так еще и бьете, — пожаловалась она окружающему миру, размазывая слезы по щекам.
— Поплакала? В вертолет, — рявкнула на нее Дегтярева. — Не заставляй других ждать нас.