Поиграем, Сашенька?..

Дверь за нашими спинами открылась и закрылась.

— Я договорился, кто-то один может оставаться в палате на…

— Я! Я останусь!

— Да, я так и подумал, — Юрий успокаивающе поднял ладони вверх. — Сейчас принесут кресло специально для родных, у него ножки выдвигаются, можно будет отдохнуть.

— Я не хочу, я не устала.

— И всё таки кресло принесут. А потом мы с Ритой съездим за твоими вещами и… — мужчина выразительно посмотрел на мои босые ступни в бахилах, — …обувью.

Я даже не покраснела. Такое ощущение, что с того момента, как я сняла туфли в салоне его машины, прошло много дней и всё это показалось мне таким глупым. Какое мне дело что думают другие? Мне всё равно.

В дверь палаты постучались и вошёл крепкий медбрат, волоча за собой то самое кресло. Я показала, чтобы его поставили поближе ко Льву.

— Оно на колёсах, если будет мешать, просто отодвиньте его к стене, — пробасил он и попрощавшись вышел.

Рита с Юрием давно уехали, а я всё сидела рядом и думала, думала, думала… Иногда картинки одна ужаснее другой проносились в голове, но я упорно гнала их на хрен и заменяла их на позитивные: вот Лев открывает незабинтованный глаз, видит меня и говорит, что всё в порядке, а вот мы выписываемся и он такой же как и раньше красивый, и, наконец, вот мы дома, и я его обнимаю и никуда не отпускаю больше.

— Родной мой. Любимый. Самый лучший. Я с тобой, слышишь? Я рядом. И всегда буду.

Через минут двадцать зашла медсестра, записала данные с мониторов, поменяла капельницу, проверила катетер и ушла. Ещё через десять минут вернулись ребята с моими вещами, документами и предметами первой необходимости.

— На вот тебе переодеться костюм домашний, носки тёплые и тапки, — Рита деловито вытаскивала вещи из спортивной сумки. — Милый, выйди, пожалуйста, на пять минут, Саше надо переодеться.

— Ой, — я прикрыла рукой глаза, когда мужчина вышел, и я уже начала снимать толстовку, — Ритааа?

— А?

— У тебя булавки случайно нет?

— Нет, а тебе зачем? — Идеально очерченные брови удивлённо надломились.

— Я не смогу переодеться. У меня замок сломался, — и я показала подруге на чём, стягивая толстовку через голову.

— Ооо… — Она подняла вверх большой палец. — Недурственно! Но булавки у меня всё равно нет. Пилка не подойдёт? Правда она стеклянная.

— Не знаю. Давай. Попробую.

Через две минуты возвращаю подружке сломанную пополам пилочку. Платье так и не расстегнулось.

— Может дёрнуть посильнее?

— Я дергала. Ни фига. Он держится намертво.

— Это женских силенок не хватает просто, а вот если дернет Юра…

— С ума сошла, что ль? Я не покажусь твоему шефу в таком виде!

— Ой, поверь мне, он уже и не такое видал.

— Всё равно!

— Саш-ш-х… — Я резко повернулась на голос любимого. Но он лежал с закрытыми глазами и так же неподвижно.

— Ну, давай я ему…

— Ш-ш-ш! — Шикнула я на Риту, обрывая её на полуслове. Подошла на цыпочках к кровати и наклонилась ближе, до рези в глазах всматриваясь в его лицо.

— Что случилось? — Шёпотом спросила подруга, вставая позади меня.

— Мне послышалось… Нет, я точно слышала как Лев позвал меня. Любимый, ты слышишь? Это я, я здесь, с тобой. Любимый, это я. Это Саша. Я рядом. — Я взяла его руку, слегка сжимая пальцы. — Чувствуешь? Я держу твою руку. Лев? Ну же… Я слышала, как ты позвал меня. Это я, Саша. Ну, родной мой, возвращайся уже ко мне.

Сухие губы дернулись, потом ещё и ещё, а я чуть ли не на всю терапию пискнула:

— Да! Давай, милый, возвращайся, — я посмотрела на Риту и кивнула ей на дверь, мол беги за врачом, а сама снова натянула мужскую толстовку, пряча красные кресты на груди и наклонилась к своему раненому. — Это я, мой хороший. Я тут, с тобой. Лев, возвращайся ко мне, любимый.

— С-саш-ша-а… — Ресницы медленно трепыхнулись, приоткрывая красный глаз. — Са-а…

— Да, да, это я, я здесь, — я уже не скрываясь плакала, дотрагиваясь кончиками пальцев до абсолютно целой колючей щеки. — Всё хорошо, теперь всё хорошо. Я с тобой, а ты со мной.

— Почем… ты… го-овори…шь я…идь…о-от… — Лев говорил очень медленно и хрипло, иногда вновь проваливаясь в забытье. Я наклонилась к самым губам, чтобы хоть что-то понять. — … Как бу… то.

— Я не понимаю, любовь моя. Ты меня узнал? Помнишь меня? Просто моргни, если да.

Лев медленно моргнул и снова сказал то же самое, что раньше. В палату как раз вернулись Юра с Ритой, приведя с собой Фёдора Михайловича.

— Кажется мне, что он спросил, почему Вы разговариваете с ним как с идиотом, — деловито перевёл врач, светя фонариком в Левин глаз. Я удивлённо спросила: — Откуда вы знаете?

— Тридцать процентов мужчин спрашивают это, когда выходят из-под наркоза. Женщины сами не замечают, как у них включается тумблер "Осторожно! Материнский инстинкт!" и начинают сюсюкать со здоровыми мужиками, как с малыми детьми.

— Да? — Я заглянула через плечо врача. Лев снова моргнул. Вот же! Самец… Я улыбнулась. — Я люблю тебя, идиот.

Мужские губы слабо раздвинулись в еле заметной улыбке.

— А теперь всё внимание на меня, Лев. Слышно меня хорошо? Не киваем, повязки не тревожим, отвечаем да или нет. Слышно хорошо?

— Да.

— Видно хорошо?

— Нет.

— Как зовут, сколько лет, где живём, кто эта милая девушка помним?

— Да.

— Что случилось помним?

— Да… — Но ответил он не сразу. Сперва его взгляд прошёлся от врача до меня и обратно.

— Замечательно. А теперь отдыхаем. — Фёдор Михайлович, пока говорил, следил за приборами и в конце ввёл шприцом какое-то лекарство напрямую в пакет капельницы через пробку, покрутил колёсико, увеличивая объем поступаемого лекарства. Лев медленно закрыл глаз и затих.

— Зачем? — расстроенно спросила я, вновь приближаясь к кровати.

— Я дал ему обезболивающее и успокоительное. Без них, он бы сейчас терпел сильные боли. Поэтому, раз Вы остаётесь тут на эту ночь, то следите и, если что, сразу зовите меня, у меня сегодня дежурство.

— Хорошо.

— Вы тоже езжайте домой, — махнул врач рукой на Риту с Юрием. — Толпой тут делать нечего. А сейчас, извините, откланиваюсь.

— Благодарю, Фёдор Михайлович, — Юрий закрыл за врачом дверь. — Александра, ты почему не обулась до сих пор? И не переоделась. Если ты заболеешь, лучше никому не станет.

— Да-да, я знаю, — зачастила я, схватив носки и не резиновые тапочки и быстро их надевая. А вот с костюмом я не знала что делать. Платье медсестры было до сих пор на мне и покидать моё бедное тело не собиралось. И тут в голове возникла идея, и я начала озираться по сторонам. — А ножницы тут есть?

— Ножницы? — В унисон спросили Рита и Юрий.

Ножниц в палате не оказалось.

— Саш, может всё таки… — Подруга заговорщески указала на своего начальника.

— Не смей, а лучше принеси завтра с собой или булавку или ножницы, всё равно что, — нахмурилась я на неё. — Сегодня я побуду так.

— Хорошо, как скажешь, дорогая.

Юрий, даже если что-то и понял, вмешиваться не стал. Он подошёл к брату и поправил тому одеяло, что-то тихо говоря. Ему, наверное, очень тяжело было видеть своего всегда такого сильного старшего брата беспомощным и таким уязвимым.

Скоро ребята уехали, оставив нас со Львом вдвоём. Перед уходом мужчина строго велел мне звонить ему по любой самой незначительной мелочи и сходил за большим стаканом кофе. Кофе — это всё, что я могла в себя запихнуть сейчас. Есть совсем не хотелось. Пододвинув кресло ещё ближе, я забралась в него с ногами, а голову прислонила к кровати возле Левиной руки. Вот так, поглаживая жесткие волоски на его левой руке, я и уснула.

Лев

Шум. Монотонный. Противный. Выбешивающий до ужаса. Не дающий расслабиться и снова уплыть в сон, где не больно. Нет. Не шум, писк. Чем больше я приходил в себя, тем отчетливее слышал разные звуки. Вот писк аппаратов, какой-то щелк-щелк-щелк, вот шуршание бумаги, вот чье-то размеренное дыхание. На нем я и сосредоточился. Оно было каким-то родным, будто своим. Вдох-выдох, вдох-выдох шевелили волоски у запястья. Первая попытка открыть глаза далась нелегко и оказалась неудачной: правый глаз никак не открывался, а левый слезился. Но со второго раза, а потом и с десятого стало меньше жечь и я таки смог оглядеться, правда только одним глазом: ничего интересного — стандартная одиночная больничная палата. Интересовало меня только две вещи: насколько сильно меня потрепало и вот эта спящая красавица, пускающая слюни на мою простыню. Медленно перекладываю руку с простыни на разметавшиеся волосы, чтобы ощутить их гладкость. Моя девочка, совсем измучалась, на синяках под глазами осыпавшаяся тушь, щеки впали, в руках каким-то чудом ещё держится пластиковый стакан из-под кофе. Пальцы сами тянутся к пухлым губам, обводя контур и следуя дальше по линии щеки к скулам.