Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 99

— Живой, несомненно, а видели бы вы его шесть лет назад! О! — господин Тиммерман перекрестился. — Это было скорбное место. Мертвецы лежали по улицам. В каждом доме лежали, иной раз их приходилось сжигать вместе с перинами и кроватями. Хоронить было негде, да некому. Печальное было время, печальное, трудно вспоминать такое.

— Да, я слышал о том, что ваш город пострадал от чумы, — произнёс генерал. Ему не очень хотелось продолжать эту тему, но бургомистр оживился:

— Пострадал? Дорогой мой генерал, город вымер, просто вымер. Все, кто не уехал, не нашёл себе иного места пережить мор, все умерли. Все! Дети, женщины. Все!

— Но сейчас город опять многолюден, — заметил Волков.

— Да, многолюден, — бургомистр засмеялся, — но сеньоры всех окрестных земель поначалу были не очень этому рады. Весьма не рады.

— Сюда переселились с прилегающих земель?

— И не только с прилегающих, многие приехали из-за реки. И мы тому были рады: после мора осталось много пустых домов, и мудрой городской властью было решено, если нет наследников, продавать эти дома недорого, некоторые хибарки были проданы за двадцать талеров. Любой мог купить.

— О, и вправду недорого; и таким образом крестьяне, назло местным сеньорам, становились бюргерами.

— Именно! — засмеялся бургомистр. — Ну да ничего, сейчас сеньоры теперь свыклись, теперь на нас не в обиде.

— Не в обиде?

— Нет, конечно, всем им выгодно иметь торговый город поблизости. Может, крестьяне от них ушли, но земли-то у них остались, город арендует у господ землевладельцев много земли, очень много, и господа довольны. Ещё неизвестно, было бы у них больше дохода, если бы арендованные земли распахивал мужик. Ну, а мужик со временем сам нарастёт, — смеялся господин Тиммерман.

Волков тоже улыбался: конечно, нарастёт.

«Если это так, то герцог волнуется не зря, — размышлял он, слушая болтовню бургомистра. — Если сюда придёт ван дер Пильс и город просто ему ворота, а магистрат больше не будет платить таможенные и дорожные сборы курфюрсту, в таком случае Фёренбург просто отойдёт от Ребенрее. И с кем же тогда будут земельные нобили? Кто останется верен вассальной присяге? Кто не побоится ван дер Пильса и поднимет знамя с гербом Ребенрее? Нет, не зря герцог так волнуется; если город уйдёт, то все земли за рекой Эрзе отпадут от земли Ребенрее сами собой».

Тут у него даже немного испортилось настроение, которое чуть улучшил общительный бургомистр. Теперь ещё отчётливее прорисовалась для него важность его миссии, а значит, и его персональная ответственность за этот непростой край с непростыми людьми. Он понял, что очень многое в его дальнейшей судьбе будет зависеть от того, как закончится это дело. Здесь всё очень и очень непросто. И ему нужно было подготовиться к приходу цу Коппенхаузена с войском со всей возможной серьёзностью.

Да ещё эта корова Брунхильда его огорчала, усугубляя всё своей выходкой. Никак он не мог позабыть письмо от министра.

«От злости на отставку соблазнила мальчишку! Надо же додуматься! Не нашла другого времени выкидывать свои коленца! Безмозглая курица!».

— А вот мы и пришли, — господин Тиммерман остановился у хорошей двери под красивой вывеской. — Это и есть «Дубовые столы». И нас здесь сейчас покормят.

Волков остановился и обернулся: Максимилиан, фон Готт, Хенрик и ещё два сержанта из охраны вели за ним коней в поводу. На нём на самом был подшитый кольчугой колет, да и бургомистр не казался ему человеком, от которого можно было ждать подвоха. И он вошёл в харчевню. А там было тепло и уютно, да и ещё, что было нехарактерно для всего Фёренбурга, чисто.

К ним тут же подлетел толстый и румяный господин, он низко кланялся и приговаривал:





— Дорогие гости, прошу вас, прошу сюда, — он указывал за небольшой столик в углу, у которого стоялая всего два стула, — вот всё, как вы и просили, господин бургомистр.

— Спасибо, Рудольф, спасибо, дорогой, — говорил господин Тиммерман, по-приятельски похлопывая толстяка по плечу. И тут же, указывая на столик: — Господин генерал, где желаете присесть?

— Мне всё равно, господин бургомистр, — отвечал Волков.

— Тогда садитесь сюда, — предложил на правах хозяина бургомистр и крикнул: — Рудольф, велите подавать!

Глава 50

— Чувствуете? Этот божественный привкус? Чувствуете, как он отличается от утиного?

— Да, — отвечал Волков, намазывая себе фазаньим паштетом свежайший, ещё горячий хлеб. — Да, с утиным его не сравнить.

— Обязательно запейте его рейнским белым; ни в коем случае его нельзя запивать красным или, как это делают наши бюргеры, прости. Господи, пивом.

— Варвары, — в шутку поддержал собеседника генерал. И сделал большой глоток из красивого стакана. Всё было прекрасно, но вот он не понимал такой душевности и простоты бургомистра, ему казалось, что всё это неспроста.

— Варвары! — от души смеялся господин Тиммерман. — Как точно вы изволили выразиться, именно варвары. А вы знаете, чем хороша зима? — неожиданно спросил генерала бургомистр.

— Уж и не знаю, чем она может быть хороша, разве что Рождеством Христовым.

— Рождеством Господа нашего — да, несомненно, — Тиммерман показательно перекрестился. — Но ещё зима хороша тем, что сюда из Нижних земель привозят свежую рыбу. Треску. Нет, не вяленую на солнце и не солёную, а именно свежую, её привозят сюда в бочках со льдом, и я приказал Рудольфу приготовить её. Рыба будет жареная с луком и варёная с тмином, а к ней будет сливочный соус с чесноком… О, а как приятно всё это будет запиваться старым рейнским.

Барон хоть и не очень любил сливочные соусы, но к рыбе, к настоящей рыбе, а не речной, относился с большим уважением. Вот только он всё ещё не мог понять такого радушия, такой душевности бургомистра. То ли Тиммерман, по обыкновению некоторых простых людей, заискивал перед титулованным назначенцем герцога, то ли искал выгодных знакомств при дворе Его Высочества, а может быть… готовил ловушку? Убийство? Отравление?

Но когда подали рыбу, картина начала проясняться, а незаметная глазу насторожённость генерала стала таять, так как бургомистр после подачи варёной рыбы наконец перешёл к делу.

— Уж простите меня, генерал, но купцы говорят, что вы в последнее время стали близки к курфюрсту.

— Моя жена — родственница Его Высочества, разве что поэтому, — скромно сказал барон, намеренно принижая свои заслуги.

— Конечно, конечно — кивал бургомистр, — родственные связи везде и всюду весьма важны, но также говорят, что курфюрст стал к вам благоволить после того, как вы задержали ван дер Пильса и не дали тому пойти на наш славный город. Ну, вы понимаете, о чём я…