Страница 68 из 99
— Господа! — принц постучал двумя пальцами по краю стола, призывая говоривших замолчать. — Прошу вас оставить эти ваши извечные споры. Нам сейчас не до них. Господин Нагель, сообщите нам, стоит ли сей город наших усилий?
Казначей Нагель встал и, подняв бумагу со стола, начал читать:
— Город Фёренбург за этот год принёс в казну сборов с мостов… Так, а, вот они… Дорожных сборов, податей и разрешений… Таможенных сборов, сборов на герб, пошлин на соль и на железо… Всего…, — тут он сделал паузу, — Всего, Ваше Высочество, триста семьдесят семь тысяч талеров — это не считая пошлин на выгрузку товаров и сборов за швартовку у ваших пирсов, это мы считаем по-новому со следующего года.
Он вышел из-за стола и, обойдя его, подошёл к герцогу и положил бумагу перед ним:
— Здесь всё расписано.
«Почти четыреста тысяч?! Фёренбургским еретикам конец! Герцог ни при каких обстоятельствах не откажется от таких денег», — сразу понял генерал, и его поначалу смутная догадка о своём присутствии на этом совете стала обретать всё более чёткие формы. И слова министра Реддернауфа про то, что ему не следует отказывать герцогу сразу, стали более-менее понятны. Он уже начал догадываться, о чём его будет просить курфюрст.
Герцог даже не заглянул в бумагу и, обведя всех присутствующих взглядом, произнё
— Я не могу допустить потери главного порта и главной торговой гавани на реке Эрзе. Часть северных и все восточные провинции моей земли продают зерно и получают железо по реке Эрзе, то есть через Фёренбург; в этот же город привозят и серебро из Эксонии, из него мы чеканим свою монету. Это очень важный для нас город. И мы не можем ждать уважения наших интересов от тамошних безбожников и надеяться на их преданность. Надеюсь, господа, все это понимают.
Несомненно, это было ясно всем присутствующим. И тут герцог за всё время совета впервые поглядел через весь стол.
— Барон, а что вы думаете по этому поводу?
Глава 36
Волков даже не сразу понял, что курфюрст обращается к нему. Но сидевший рядом с ним господин прошептал:
— Генерал, герцог изволил спросить вас.
— Ах…, — Волков поспешил подняться со стула. Ему потребовалось всего пару мгновений, чтобы сформулировать ответ. — Город Фёренбург… Город не маленький, там, по моим оценкам, может жить людей тысяч двадцать пять или тридцать…
— Там уже больше тридцати тысяч жителей, чума их, нечестивых, не берёт, — поправил его епископ. — Больше тридцати… Паства у нас вся посчитана.
— Пусть так, — прикинул генерал. Он быстро считал в уме. — Всё равно, думаю, шести тысяч солдат и тысячи арбалетчиков на город хватит. Маршал цу Коппенхаузен — человек безусловно опытный, и ему хватит семи тысяч, чтобы вырезать всех еретиков в Фёренбурге.
Конечно же, это прозвучало весьма двусмысленно. Так, будто генерал намекал своему бывшему командиру: ну, уж если не можешь победить главного маршала безбожников в поле, так хоть городских еретиков-бюргеров победи.
Цу Коппенхаузен даже вытянул шею и уставился на Волкова: что это вы такое говорите? Тут могла бы вспыхнуть и перебранка, но герцог не позволил возгореться пламени.
— Город Фёренбург, хоть и находится в моей земле, считается вольным, — начал он, — и по договору, — он взглянул на канцлера, что сидел от него по правую руку, — кажется, шестьсот?
Канцлер утвердительно кивнул и подтвердил:
— Да, по договору между городом и монсеньором — только шестьсот солдат без дозволения консулата города или бургомистра.
И герцог продолжил:
— И всего шесть сотен солдат я могу ввести в город в случае опасности для усиления гарнизона. Больше солдат эти бюргеры в город не впустят.
— А может, их не спрашивать? — Волков был прост в своих решениях, как и положено старому солдату. Он ещё не чувствовал всей тонкости дворцовой политики. — Просто подойти к городу в ночь, встать неподалёку, а поутру, пока стража не проснулась, быстрым наскоком кавалерии, небольшим отрядом, захватить ближайшие ворота и ввести солдат. Думаю, господин маршал знаком с таким ходом, — генерал после этих слов снова взглянул на маршала, как бы намекая: ну хоть это тебе под силу совершить?
На сей раз цу Коппенхаузен сдержался и даже не взглянул в сторону дерзкого генерала. Но за него взялся объяснить ситуацию сам министр Реддернауф; он встал и заговорил:
— Друг мой, мне нравится ваша военная прямота и простота, но, к сожалению, такой способ может вызвать восстание среди горожан после того, как мы выведем оттуда силы; и восстание вспыхнет не только в Фёренбурге. У нас есть ещё вольные города и земли, которые усмотрят в этом притеснение их общих свобод, и, имея поддержку от еретиков и деньгами, и людьми, они снова втянут нас в войну на радость нашим соседям. А у нас на то сейчас нет денег.
— Именно-именно, — поддержал своего министра по тайным поручениям герцог. — Всё должно быть произведено нежно и деликатно. Так, чтобы не настроить против нас преданных нам горожан. Не разозлить их.
«О! Устроить в городе резню, но нежно, нежно. Вырезать каждого пятого бюргера, но очень деликатно, чтобы не настроить против герцога соседей еретиков!».
Всё, что мог сделать в этом случае генерал, так это поклониться и сесть на свой стул: больше мне предложить нечего. Но Его Высочество всё-таки не был удовлетворён таким поступком Волкова и не собирался оставлять его в покое; и спросил его снова:
— Вы ведь, кажется, бывали в Фёренбурге, барон?
Он ответил не сразу, его немного удивило то, что курфюрст знает о его делах, вернее, помнит о них.
— Да, Ваше Высочество. Я бывал в Фёренбурге прежде. Но тогда город был пуст, и оставшихся безбожников там было немного — и их можно было убивать сколько душе угодно.
— К сожалению, сейчас всё иначе, — заметил герцог.
— Сейчас везде всё иначе, даже у нас на юге.
— У вас на юге?
— Даже к нам на юг пробирается ересь.
— Вот как? — эти слова генерала не оставили принца безучастным. — Прошу вас, барон, поясните.
— Кантоны, — начал генерал. — Всё это вытекает из безбожных кантонов. Мален и другие ваши южные графства через реку граничат с теми землями. Последнее время многие молодые господа стали жениться на безродных, но богатых девицах из кантонов, стали часто ездить за реку к новым родственникам; слава Богу, епископ маленский не смотрит на это сквозь пальцы, он строг и внимателен и не позволяет еретичке выйти замуж за боголюбивого человека, пока она сама не отринет от себя отцовскую ересь.
— И что же? — поинтересовался обер-прокурор. — Неужто упрямые в ереси безбожники отдают своих дочерей за наших истинно верующих людей?