Страница 47 из 99
Волкова сначала удивило его спокойствие, а потом он осознал, что молодой офицер не понимает той страшной ситуации, которая теперь сложилась. Прапорщик еще не понял, что подмоги от маршала теперь не будет. Баржа с подкреплением теперь не придёт, пока лёд не растает. И главарь еретиков теперь не сможет протащить свои баржи до Фёренбурга. И от этого придёт в ярость. И эту ярость, конечно, выплеснет на них. Навалится со всех сторон, спешит рыцарей и не допустит ошибок, которые допустил при первом штурме, да ещё и по льду пустит людей, чтобы зашли с тыла. Ван дер Пильс обязательно уничтожит войско генерала фон Рабенбурга. Уничтожит полностью и показательно. Это не было ясно молодому прапорщику, но было ясно старому генералу. Максимилиан ещё что-то говорил, но барон его перебил:
— Прапорщик, даю пять талеров, найдите охотников, что дойдут до того берега и наметят путь. Потом по тому пути попробуйте провести коня, посмотрите, выдержит ли лёд. Вы поняли меня?
— Да, — Максимилиан, кажется, был удивлён.
— Только будьте осторожны, не потопите людей, а лошадь возьмите из обоза, если потонет, то не так будет жалко.
Прапорщик согласился:
— Да, генерал, как прикажете.
— Хенрик, ко мне всех офицеров, капитанов включительно.
— Да, господин генерал, — отвечал молодой офицер.
Не прошло и получаса, как в шатре у генерала собрались все старшие офицеры. Все были заинтересованы, и Волков не стал ходить вокруг да около и сразу перешёл к делу:
— Господа, на реке встал лёд. Теперь всякое продвижение для ван дер Пильса на юг невозможно. Еретик никак не ожидал, что зима будет такой ранней и столь холодной.
— Видно, дьявол не всегда ему благоволит, — заметил майор Пруфф.
Офицеры посмеялись, но генералу было не до смеха, и он продолжал серьёзно:
— Лёд, господа, он и для нас стал неприятностью; напомню вам, что я ждал подкреплений от цу Коппенхаузена, теперь их не будет, и мы остаёмся один на один с разъярённым слугой сатаны. Думаю, вы понимаете, что в подобной ситуации договор или капитуляция с честью невозможна, и этот кровавый человек со всей злобой пойдёт на нас, чтобы хоть как-то скрасить неудачу перед теми, кто давал ему деньги на кампанию.
Теперь офицеры не смеялись. Стояли и слушали внимательно. Даже вечно разбитной полковник Роха, и тот притих. Слушал старого своего товарища и командира.
— И со штурмом ван дер Пильс тянуть не будет. Думаю, он бы и сегодня начал, да решил отремонтировать пушки. Может, уже завтра солдаты его со всей яростью набросятся на нас, и среди них будут спешившиеся латники и рыцари. А этих у него полторы тысячи человек.
Все молча продолжали его слушать, а молодые офицеры выглядывали из-за спин старших, все хотели видеть генерала.
— Ждать их удара не будем, нынче ночью уйдём по льду.
— О! — офицеры были удивлены. — По льду? С обозом?
Ядра — тяжесть несусветная, порох, провиант, фураж, большие обозные телеги — и всё по льду?
— Никакого обоза, — отрезал генерал. — Каждый солдат берёт съестного на три дня. И идём пешком.
— Может, постелить на лёд досок? — предложил Дорфус. — Так мы сохраним обоз.
— Во-первых, у нас нет леса на всю ширину реки, а во-вторых, нет времени, а доски, которые есть, нам понадобятся на те места, где лёд плох. Прапорщик Брюнхвальд сейчас намечает путь, и вы, господа, начинайте готовиться. Но…, — Волков поднял палец, — солдатам ничего не говорить, перебежит кто к еретикам, скажет о затее нашей, те и кинутся на нас, пока мы не ушли или когда начнём уходить. Просто подготовьте к раздаче провизию, чтобы, едва начнёт темнеть, всё быстро раздать.
— А лошади? А возы? — спрашивал полковник Брюнхвальд. — Возы нужно будет пожечь, лошадей побить. Иначе достанутся нечестивым.
— Возы поломаем и пожжём, оставшийся провиант бросим в реку, всё лишнее в реку, а лошадей бить не будем, отдадим местным мужикам за их сараи и вырубленный лес. Майор Дорфус, вы, как начнёт темнеть, приведёте сюда их нудного старосту, заставьте его подписать бумаги, что мы с ним в расчёте.
— Так этих лошадей у них тут же отнимут еретики, — произнёс Роха.
— Конечно, только вот лошадей тех для них всё равно не хватит, а новых для похода тут, в окрестностях, быстро им будет не набрать. А мы с мужиками вроде и рассчитались. А то, что лошадей у них еретики заберут, то уже не наша печаль.
Всё это он говорил так уверенно, как будто продумывал это давно, обдумал и разложил все аспекты, что называется, по полочкам. Волков хотел, чтобы эта его уверенность передалась капитанам, а уж те донесут её и до солдат. Все, капитаны и ротмистры, сержанты и корпоралы, солдаты и последние обозные мужики должны верить в то, что генерал их спасёт и выведет живыми из тяжёлой ситуации. Проведёт по тонкому льду, как посуху.
Но был среди офицеров человек, которого не так-то легко было убедить в простоте будущей операции. То был майор Пруфф, который, как всегда, в своей чуть презрительной манере поинтересовался:
— А что господин генерал собирается делать с пушками, неужто лёд на реке уже так крепок, что выдержит наши махины?
Этот вопрос для барона вовсе не был неожиданным. Он уже думал насчёт пушек. Пушки были так тяжелы, что и не всякая земля их выдерживала, что уж говорить про лёд. И пока барон не знал, как быть с ними. Бросить их? Оставить еретикам? А что делать с шатром? Он тоже был тяжёл. Его тоже оставить на радость этому наглецу Левенбаху? А все остальные вещи: посуду, оружие, доспехи? На все эти вопросы у него пока ответа не было. Поэтому он и сказал Пруффу:
— Сейчас прапорщик Брюнхвальд смотрит, где можно пройти; как он мне доложит, так и будем решать, что делать с пушками, — теперь он говорил всем офицерам: — Готовьтесь, господа, но держите всё в тайне от нижних чинов.
Пушки. Как их бросить? Возможно, только из-за них он и не уехал сразу после разгрома, когда нужно было бежать. Да, может, он не хотел бросать своих людей, но всё-таки спасение пушек задержало его больше всего.
Пока раздумывал, пришёл Максимилиан и доложил:
— Проход на льду найден, лед кое-где трещит, но ветер всё ещё северный, холодный, к ночи лёд ещё окрепнет.
— Выводить придётся всех людей, так что на ветер полагаться не будем, соберите досок, чтобы разложить в плохих местах. Пойдём сегодня ночью.
— Значит, уложу доски, — начал загибать пальцы прапорщик, — расставлю к ночи вешки, а на том берегу соберу костры для ориентира.
— А с лошадьми что? Вы попробовали перевести на тот берег хоть одну?