Страница 65 из 73
Волшебная деревяшка замелькала в руках кислотно-рыжего старика с ловкостью и скоростью дирижерской палочки. Взмахи складывались смутно-знакомыми иероглифами, сила бурлила, наливалась в четко оформленных для нее границах, чтобы затем ударить вперед очередной порцией потенциально смертельной техники.
Как-то незаметно для Саргона, его противник перешел от комичного похлопывания по тлеющим частям халата к напряженной, исполненной молчаливого достоинства дуэли.
Первый иероглиф состоял всего лишь из двух взмахов, отправлял вперед таран сырой, почти неоформленной энергии. Зато соткался почти мгновенно, за ничтожное время действия пылевой завесы перед лицом юного практика.
Быстрота оказалась не единственным преимуществом техники: личной Ци старика там ощущалось немного, от силы одна десятая. Маленькая доля внутренней энергии самого Шуншу служила больше своеобразным наводчиком и магнитом, притягивала в процессе движения разлитую в воздухе природную Ци. Ветра или воздуха, сказать было сложно.
То есть вместо потерь энергии после воплощения конструкта, как у «спеллов» юного практика, его хитрый оппонент с каждой секундой существования только увеличивал объем Ци своей трехмерной мазни. Болезненное для Саргона отличие от его собственной «магии».
Попаданец выругался, бросил строить собственное заклинание, бодро отпрыгнул в сторону. Ноги неприятно шоркнули по треснутому полу, чуть не заскользили из-за мокрого от снегодождя песка.
Он успел вовремя.
Иероглиф гневно пропыхтел мимо него, взметнул целое облако пыли, с наглым треском влетел в противоположную стену. Даже такой легкий и примитивный конструкт таил в себе опасную мощь. Пожалуй, не слабее удара в полный контакт от предыдущего противника Саргона.
А тот псих умел бить мощно, хоть и полагался больше на скорость и грязные ногти.
«Ёперный театр, хоть кто-нибудь из ветеранов арены вообще следит за гигиеной? В таком темпе третьим противником я встречу дедушку Нургла, не меньше».
Саргон не стал давать врагу время на повторный удар. Стоило воздушному тарану прогудеть мимо, как парень взмахнул своим посохом, повторил движения кисти противника и попытался воплотить его фишку.
В конце-концов, тонкие манипуляции энергией — его конек, козырь и четыре ветра маджонга за плечами разом.
Ожидаемо, ничего не вышло. Неожиданно — не вышло тотально, без возможности исправить ошибку и пустить новое учение в ход.
Иероглиф даже не проявился нормально, хотя бы чисто для виду. Лишь стекло вниз струями полуоформленной Ци мутное серое нечто. Подобный уродливый гомункулус вместо лаконичного символа и близко не тянул на нужный результат.
«Кирилла и Мефодия тебе в свиток с техниками, старый пень, че ж так сложно-то⁈ Понятно, что повторить чужую технику с полпинка не стоит и думать, но конкретно этот-то знак выглядел вообще элементарно! А тут такой облом. Даже не близко…» — Посетовал он, пока старик из клана Гэ в отработанной насмешке кривил рожу и беспокойно пробегал глазами по истончающемуся следу Ци в воздухе.
Вот только даже такая провальная попытка подражания серьезно напрягла Шуншу. Сам факт видимого воплощения доказывал запредельную для уровня смертных концентрацию и контроль над Ци.
Странной девке из черноногих отрядов не потребовался ни определенный настрой, ни правильная медитация для активации редких, почти не используемых остальными тонких каналов и точек выхода Ци. Причем пробуждались участки энергосистемы в строго определенном порядке. А здесь…
Сопливая растрепуха на дурной мощи и таланте чуть не выполнила технику клана Гэ, пусть и начальной, общедоступной стадии. Подвела ее собственная энергия, слишком разболтанная и разнородная.
Губы престарелого мастера на секунду поджались в плаксивой гримасе, ладони вспотели, кустистые брови сошлись на переносице.
Пропустить такой талант практик не мог, не со специализацией его клана. Но как найти ее после боя? Как убедить присоединиться к клану? Эти простолюдинки так часто смотрят в лицо смерти, что становятся либо покорнее шелковой бумаги, либо дурнеют вусмерть. Судя по грязному языку, эта как раз из больных на голову.
Клану эта чернавка принесет лишь убытки.
Так заключил Гэ Шуншу и покивал себе с фальшивой грустью. Убивать такой талант… Он похрустел цыплячьей шеей, а затем принялся рисовать новый символ, более убойный и эффективный. Что уж теперь экономить.
А Саргон так и не понял, что попыткой собезьянничать подписал себе смертный приговор. Этот молодой духом мастер не успокоится, пока не убедится в гибели своего оппонента. Благо, мо шен рен вообще редко выживали на арене.
И почти никогда — при такой разнице в опыте и ранге.
Снова примитивный конструкт, удар сырой силой. Чуть более мощный, но и только. Сбить чужую концентрацию, дать немного времени. На большее этот старик не рассчитывает.
Эпатажный начертатель сосредоточился, отдалил от себя шум толпы, вошел в начальную фазу активной медитации. От резкого прилива энергии узловатые пальцы рефлекторно заскрипели по нежному древку кисти. Внутри поднималось знакомое чувство томительного и тягучего в своей сладостности ожидания скорой смерти противника.
Он любил убивать оппонентов, но всегда стеснялся этой привычки, никогда не переходил черту и не мучил их. Хватало и того удивительного ощущения отнимаемой жизни, гаснущих искорок в глазах. Словно падающие за горизонт звезды.
Ворс кисти медленно, словно нехотя, вспыхнул бледно-фиолетовым цветом. Цвета самых дорогих чернил в провинции.
Новый иероглиф вышел почти в полтора раза быстрее. Уже не таранный примитив сырой Ци, но куда более изощренный массив — число три, за три же взмаха и в три варианта нажатия. Начертательное искусство любит символизм.
Раз — самая толстая линия отбросила плоскость, стала объемным туловищем, на манер змеиного.
Два, три — скупые, тонкие линии хлестнули вперед пушистой конопляной веревкой. Более легкие, более быстрые, чем их воплощенная раньше часть.
Чистое мастерство, состязаться в котором Саргон, очевидно, не мог.
Он и не пытался.
Каждый из конструктов таинственно мерцал вложенной в него энергией, идентичной у всех виденных иероглифов. Природная Ци слабо меняла пропорции, слишком уж разреженная и ненадежная. Скорее наслаивалась поверх, как сахарная вата на палочку.