Страница 95 из 117
Это он не меня хотел наградить на самом деле. Это он хотел как-то загладить свою вину передо мной. Хоть он и не знал, сколько и чего мне на самом деле пришлось перенести, все же муж чувствовал подсознательно свою вину передо мной.
Всякий гнус в глубине души знает про себя, что он — гнус. Они все оттого такие нервные и говорливые.
Как-то я наткнулась на стихи Некрасова:
Вася не обагрял руки в крови. И даже не ликовал. Это все не про него сказано. Но он был хуже — он был «праздно болтающий».
«Болтающий» о порядочности, о гуманизме, о своей любви ко мне… Он болтал и сам не понимал, что это просто праздная болтовня. А я уже поняла это.
В частности, спустя примерно недели две после моего освобождения он объявил мне, что завтра мы идем в гости.
— К кому? — безучастно спросила я.
— К Шмелевым, — сказал он. — Он позвонил вчера и пригласил нас с тобой. У его жены будет день рождения.
Я не хотела идти, потому что вообще не хотела никуда ходить, ни с кем встречаться. Но повода отказаться у меня не было.
— Тебе это будет полезно, — говорил, опять потирая руки Вася. — Ты развлечешься, это полезно для нервной системы. Чем все время дома сидеть. Надо же бывать в обществе.
Я хотела возразить ему, что заурядный Шмелев и его престарелая жена — это никакое не «общество», но промолчала. Ибо, как говорили в старину, за неимением гербовой бумаги, пишут на простой.
И кто же из нас виноват в том, что понятие «общество» распалось вместе с распадом советской державы?
Кроме нас там, у Шмелевых, была еще одна пара. Сейчас даже не помню, кто. Сидели, выпивали, закусывали. Пожалуй, только за это и можно было любить бывать в гостях у Шмелевых. Закуски были отменные. Только из валютных магазинов. Как и напитки, впрочем…
Было очень скучно. Скучно было поздравлять Лиду с ее «сорокалетием», скучно слушать однообразные разговоры «о том и о сем»…
В самом конце вечера Шмелев вдруг поставил музыку. До этого мы сидели и разговаривали в тишине.
— Нужно потанцевать, — сказал он. — Что это за праздник, когда нету танцев?
— Правильно, — поддержала его Лида. — Так пища лучше усваивается.
Хотя Шмелев сам предложит танцевать на дне рождения его жены, сам он ее не пригласил. Он встал и протянул мне руку. Моему Васе ничего не оставалось делать, как пригласить Лиду. Потому что третья пара были пожилые казахи и, вероятно, вообще не понимали, что такое танцы…
Мы отошли в сторону, за которым сидели и стали танцевать, Шмелев положил мне руку на плечо, а другую — на талию. Я заметила, что он почти такого же роста, как я — он невысок.
Я смущалась еще и тем, что он прихрамывает и думала, что это будет мешать в танце, но он как-то ловко приподнимался на носок и в нужный момент шел в танце ровно.
Я танцевала и оставалась совершенно спокойной и даже равнодушной. Шмелев вообще меня никогда не интересовал, а в тот вечер он был с самого начала молчалив.
Вдруг он слегка наклонился ко мне и сказал:
— Лариса, я надеюсь, что твоя попка уже зажила.
Сначала я подумала, что ослышалась и он сказал что-то другое. Мне даже подумалось на мгновение, что у меня галлюцинации…
— Что вы сказали? — переспросила я, стараясь не показать виду, что я услышала нечто несообразное.
Я все надеялась, что просто ослышалась.
— Я спросил у тебя, зажила ли твоя прелестная попка, — спокойно произнес мне на ухо Шмелев. — Я ведь тогда порвал ее довольно сильно. И во второй раз — тоже.
Буря пронеслась в моей голове. Там как будто разорвалась бомба, и перед глазами поплыли круги. Стало темно и я пошатнулась. Шмелев нежно, за талию поддержал меня.
— Ну вот, — сказал он. — Я так и думал, что ты удивишься. Как все женщины неоригинальны… Не удивляйся девочка. Странно, что ты сама не догадалась. Я вообще думал, что ты узнаешь меня по голосу. Но тебе даже не пришло в голову сопоставить меня и того прекрасного мужчину, которого ты полюбила и которого поклялась помнить всегда.
В голосе Шмелева даже прозвучала обида. Я машинально продолжала танцевать, но тело мое обмякла и Шмелеву приходилось двигать мною, как куклой. Я как будто повисла на руках Шмелева.
— Ты часто вспоминаешь меня? — спросил он. При этом мужчина вдруг оторвал руку от моего плеча и положил ее мне на затылок. Он пригнул мою голосу к себе так, что я положила ее ему на плечо сверху. Точно так же я сидела рядом с ним в том доме, в той комнате, тогда, давно, далеко…
— Ожог на ягодице остался? — поинтересовался Шмелев тихим ласковым голосом.
— Да, — прошептала я.
— Что ты объяснила про него мужу?
— Ничего, — ответила я. — Я не сплю с ним, и он не видит меня обнаженной.
Шмелев чуть улыбнулся, хотя я не видела его улыбки. Я только почувствовала ее. Ему были приятны мои слова. Не знаю даже, почему я с такой откровенностью ответила Шмелеву…
— Вот как, — сказал он. — Я тебя понимаю. Наверное, это твоя инициатива — не спать с ним?
Я кивнула.
— Да, — продолжил Шмелев. — Это все из-за него случилось. Я имею в виду все. В том числе и наше с тобой более близкое знакомство.
Он прижал меня на секунду к себе и я вновь ощутила на своем теле его железные руки. Такие нежные и такие жесткие.
— Завтра в три часа дня ты придешь ко мне, — произнес он мне на ухо и эти слова прозвучали у меня в голове как удары колокола. Он назвал адрес, незнакомый мне.
— Я буду ждать тебя там на машине, — сказал Шмелев, прижимая мои бедра к своим.
Я ничего не ответила ему, только задрожала так же, как дрожала там, в той комнате при его прикосновениях. Краем глаза я увидела удивленные глаза мужа, который танцевал с Лидой и через ее плечо наблюдал за нами. Но я не отодвинулась от Шмелева. Он продолжал прижимать меня к себе рукой, а я не хотела прерывать этого и противоречить ему.
— Бедная, бедная девочка, — услышала я над ухом знакомые слова. — Так завтра в три, не забудь.
Я хотела сказать ему в ответ, что вряд ил смогу забыть это, но промолчала. Как я могла раньше не догадаться, что это было Шмелев? Что это он был тем таинственным незнакомцем, что приласкал меня тогда?
Танец закончился и Шмелев отпустил меня. Лицо мое горело, щеки пылали, и я вся трепетала.
Когда мы возвращались с мужем домой, он спросил меня о чем я разговаривала с Шмелевым. Мне нечего было ответить. Я понимала, что его взволновало то, что я положила голову на плечо Шмелеву. Но я не собиралась вообще разговаривать с мужем на эту тему. Она его попросту не касалась.
Если бы Вася не пожалел денег и вовремя заплатил за меня выкуп, ничего бы не произошло, и я вообще бы не «познакомилась» с Шмелевым. Теперь же, когда все случилось так, и муж сам был в этом виноват, он потерял на меня всякие права.
Я могла бы сказать ему это, но воздержалась. Только поджала губы и ответила, что не помню нашего разговора во время танца…
На следующий день я поехала по указанному адресу. Это просто дом в центре города. Там в машине меня ждал Шмелев. Я села к нему и он повез меня в северном направлении.
Конечным пунктом оказался недостроенный дом, куда мы, оставив машину, пробрались через пролом в заборе. Стояла зима, но петербургская зима — было четыре градуса тепла и шел мокрый снег. Он не успевал долететь до земли и становился дождем…
— Так это вы — организатор всего? — спросила я, пока мы ехали в машине.
— Я — вообще организатор, — ответил Шмелев. — А если ты имеешь в виду историю с твоим похищением и выкупом от Васи — то, пожалуй, да. Это придумал и организовал я. Правда, — добавил он, видя, как округлились мои глаза, — правда, я совершенно не ожидал, что Вася так заартачится с деньгами. Я на самом деле был уверен, что он немедленно займет где угодно и продаст что угодно и отдаст нам деньги. Но не тут-то было…